С самого раннего детства, со слюнявчиков с желтыми уточками и белых эмалированных горшков, едва мы научились понимать родную речь, как нас во все лопатки принялись наставлять в том, что неправду говорить плохо, а правду говорить хорошо. Наши совестливые родители, их близкие друзья и знакомые, строгие, но добрые воспитательницы в детском садике, требовательные учителя в школе и просто прохожие доброхоты-дядечки и тетечки, которым также не терпелось приложить и свою шершавую пятерню к нашему воспитанию
все, с апостольской праведностью и верой в языческого Бога Правду, нам внушали, как необходим и замечателен этот самый лучший Бог. Причем делали они все это с такой детской непосредственностью и праведницкой искренностью, с таким жарким чувством долга заведомо врали нам об Истукане Правде, что не поверить им мы никак не могли. Ах, как омонимично звонко это было: низкая ложь о высокой правде, которая звучала, как самая правдивая правда.