Отправляет email-рассылки с помощью сервиса Sendsay
  Все выпуски  

Служба Рассылок Городского Кота


Служба Рассылок Городского Кота

Внимание! Этот документ содержит информацию и материалы, которые могут быть неадекватно восприняты, неприемлемы или опасны для некоторых категорий посетителей. Если Вам меньше 21 года или Вы неадекватно реагируете на информацию эротического направления, пожалуйста, удалите это сообщение прямо сейчас.



Эротические новости и новинки эротической литературы на "Стульчике". На нашем сайте Вы найдете более 950 эротических рассказов, около 300 пособий по любви и сексу, а также большое количество информации о мире интимного и сексуального.




Понедельник 24 июля << >>


ВЕСЕЛЫЕ ЗАДАЧКИ

Задачка 1
Разомлев от ласк одноклассника, Танечка позволила перевеси себя в горизонтальное положение и легла спиной на густую траву. При этом она успела заметить, что ручка ковшика Большой Медведицы находится под углом 35 градусов к горизонту. Kогда одноклассник, со словами "видишь, а ты боялась", наконец, оторвался от девушки, она опять смогла определить, что ручка ковшика Большой Медведицы перешла на угол 15 градусов к горизонту. Сколько времени Танечка находилась в горизональном положении?


НОВЫЕ ПОСТУПЛЕНИЯ

В категориях "По принуждению" и "Экзекуция" мы продолжаем публикацию романа Жана де Берга "Образ". Сегодня читайте - "Глава Пятая. Фотографии".

Куда, знаете ли, не отправишся на поезде, вечно всякие сексуальные приключения случаются. Вот и теперь... В категории "Гомосексуалы" рассказ Виктора "Случай в поезде - 1". И не вздумайте разговаривать в поезде с незнакомыми мужчинами, а тем более, не вздумайте пить с ними алкогольные напитки.

И сногсшибательный Зеленый Пес в категории в своей любимой категории "Странности" представляет свой новый рассказ "Марево".

Ну, а для поклонников традиционного секса в категории "Гетеросексуалы" рассказ нашего автора Tracker'a "Мастурбирующий любовник": "Она с ним познакомилась по объявлению в газете. Ранее она тоже искала мужчин подобным образом, поэтому такой способ знакомства для интимных отношений представлялся ей наиболее быстрым и удобным. Она не любила вести долгие светские беседы о кино, театре и литературе...".



Раздел: Рассказы
Категория: Гомосексуалы
Автор: Алексей Аляскин (E-mail) (Homepage)
Название: "Хозяин придвинул столик"
Страницы:[1] [2]

Однажды я поехал в один город. Далеко, вы не представляете... Туда надо ехать было на трамвае до Павелецкого, пилить через леса и горы на электричке до Домодедова, дальше лететь - семь тысяч над землей - на самолете самой широкофюзеляжной породы в мире до одной забытой властями и богом республики; дальше снова ехать и ехать почтово-товарным призраком цивилизации мимо пустынных полустанков обратной стороны Луны до станции Душак, где начальник ишак, и дальше. Последний туда ездил Пржевальский и тоже хуй сломал, не вернулся, лошадь сдохла хвост облез, кто заговорит, тот ее съест! Поэтому я заранее купил в привокзальном киоске книжку про любовь, французского автора. Когда я еду куда-то в места где еще нет советской власти и не на что надеяться, я всегда покупаю в дорогу книжку про любовь.
Прижимая купленную книжку к груди и не зная о предстоящих мне испытаниях я вошел в салон напевая - а самолеты улетают, а капитаны уплывают, но в широкофюзеляжном чреве самолетного кита было настолько широкофюзеляжно что никакая романтика кроме пассажирских затылков не украшала мой полет. Еще какой-то местный старый ифрит пристроился и начал дышать мне в ухо; я от него отворачивался - чуть шею не своротил. И вот, желая спасти остаток жизни, я вынул книгу из сумки, и прочитал: - "хозяин придвинул столик гостям"... - и сразу что-то словно заставило меня повернуть голову в сторону бокового самолетного окна, заклеенного от солнца газетой.
Там меня ждали черные бездны юношеских глаз, он не смотрел, он долбил меня глазами. Я проклинал в душе свою приметную внешность столичного гомосексуалиста не зная как спастись из летающей западни, как выпрыгнуть из самолета не перелезая через шевелимые дурными помыслами галифе ужасного ифрита...
В аэропорту прибытия я так стремительно выскочил на свободное пространство взлетной полосы, что стюардессы не успели назвать меня в спину пидовкой, а ведь обычно они не упускали случая проявить осведомленность в вопросе моей сексуальной ориентации, потому что сами они на девять восьмых и восемь девятых лесбиянки. И я выскочил мимо трапа, под колеса взлетающему военному истребителю, чуть не убился, но зато я раз и навсегда избавился от ифрита в галифе, а заодно и от юноши с опасным черным огнем в глазах, прочесть который я не умел.
И потом, постепенно спекаясь в запеканку, я пер по главной улице с оркестром, тащил на себе свою сумку, и если это была чья-то столица, то это была столица преддверия ада; так там было сухо, так там пекло размазанное по небу солнце, и так разъезжались там ноги на расплавленном в мазут асфальте. Пока я шел сзади меня обогнала ишак-арба, и на ней восседал тот самый самолетный ифрит, от которого я чуть было уже не спасся, он курил нас из тыквенной табакерки, обложенной грязной медью, и обольстительно кивал мне на мешки за своей спиной: -" Эй, орус-бала, давай садись!" Я обдал его презрением как из ведра, на сколько хватило презрения в моем дырявом ведре на этом солнцепеке, а за соседними заборами я уже видел крышу вокзала. Для меня так и осталось тайной тайн, привез ли старый ифрит ишак-арбу на самолете из Москвы, или он купил это средневековое средство передвижения в аэропорту, а на вокзале опять продал? История об этом умалчивает.
Второй раз я раскрыл книгу любви уже едя по пустыне в почтово-товарном поезде. Я только прочитал, при неверном свете коптилки еле-еле пробивавшемся из под потолка соседнего купе: - "хозяин придвинулстолик...", - и в мое купе вошел тот огнеглазый парень, который всю дорогу долбил меня глазами от самолетного окна. Дальше все происходило молча, может быть он не знал русского языка, иначе он сначала спросил бы разрешения, а может быть для того, что он со мной делал, вообще никакого разрешения не нужно спрашивать никогда и ни на каком языке. Парень взял книгу у меня из рук, закрыл и положил на столик. Потом расстегнул себе ремень на джинсах, оттуда выпрыгнул его дубинообразный котак, и полез мне прямо в рот.
Парень обеими руками упирался в полку над моей головой, и его распахнутая рубашка таинственным пологом скрывала от меня, сосущего его хуй, вагон, и сосущего хуй меня от вагона, но я не решался прикоснуться ладонями к его телу, и мои собственные руки лежали у меня на коленях все то время пока юношеский минарет толкал и толкал меня в глотку, а я заглатывал, и не мог заглотить его скользкий объем. Юноша кажется что совсем не двигал бедрами, просто вагон раскачивало на этой кривой дороге, и это сам местный поезд ебал меня в рот, упираясь мне в горло стволом хуя юноши с огненным взглядом. О, он это умел делать хорошо, почтово-товарный господин пустынных горизонтов...
Пока я отдавался этим философским ощущениям юноша выгнулся и излил мне в горло струи горькой на вкус спермы; и потом сделал еще более удивительную вещь, которую со мной никто и никогда делать не догадывался: - спустив мне в горло, он вынул свой вздрагивающий насос у меня изо рта, и одной рукой стал вытирать его рубашкой, а другой рукой закрыл мне рот ладонью - не больно, но крепко - и держал меня пока я вынуждено не проглотил все то что было во рту, и только почувствовав в ладони мои глотательные движения огнеглазый отпустил мой рот, и я снова мог дышать. Он продолжал заправляться, и мне показалось что он улыбается, потом он исчез. Я не мог понять как, и куда - я смотрел на другое, а потом его уже не было - я не видел как он вышел, так же как не видел как он вошел. Зато я совершенно отчетливо видел теперь, как в купе влезает толстый проводник вытирая пот цветастым платком, которым он был обвязан вокруг пояса поверх множества халатов, и он объявил, что мне выходить: - моя станция...
Я собрал сумку, кинул в нее книжку, и прошел в тамбур. Поезд притормозил, и я спрыгнул на глиняный перрон, останавливаться поезд не пожелал, ведь здесь останавливаться было бы оскорбительно для почтово-товарного достоинства этого уважаемого Поезд-баши, который был, разумеется, из числа цельнометаллических потомков тех богатых верблюжьих караванов, которые и в самой древней древности здесь тоже никогда не останавливались. В общем наглый тепловозина свистнул прямо мне в морду, и умотал хвостом груженных дынями длинных платформ в пустыню, и я остался один. Подумаешь - выебали.
Но это была половина пути; - и я тогда не знал даже насколько - половина; но пока мне еще нужно было лететь на местной авиалинии в пустыню, и там снова и опять ехать на пригородном автобусе до отдаленной автостанции, - интересно, какой укушенный бешенной собакой архитектор строит города в таких местах...
Я бродил по поселку и дышал дымом очагов разложенных во дворах за гнилыми чаханками камышовых заборов, я искал баню, я спрашивал баню по-русски, я спрашивал хамамм на всех местных языках и диалектах: - но нет, не было такого слова в этом поселке ни в одном из языков мира.... Людей на улицах тоже почти не было, и спрашивать-то было не у кого, но потом я увидел через дырку в особенно гнилой чаханке женщину, которая видимо готовилась встретить конец мира и поэтому мылась у себя во дворе сидя в малированном железном тазике, тогда я понял что спрашивать и не нужно - бани нет.
Так я добрел до пустыря, там стоял железный ажурный столб-мачта, с привязанным к нему длинным полосатым женским чулком, к столбу-мачте снизу была приделана кибитка, без окон, без дверей, и торчала рельса к которой была привязана веревкой потрепанная белая коза с блядскими глазами. Посреди этого пустыря стоял кукурузник Ан-2, тоже привязанный за колесо веревкой к рельсе, а вокруг этого чуда техники первой половины двадцатого века росла редкая верблюжья колючка. Больше на аэродроме никто не жил. Я прошел мимо вызывающих глаз козы, и уселся на сложенные в тени самолета пыльные канары.
О-ю... поистине это был самолет из фантастического фильма "когда спящий проснется." Герберта Уэллса... Его ужасно механический мотор ощетинился кольцом кое-как приделанных ребристых цилиндров, синеватым металлом обвивал их фантастически маслянистая жирная труба коллектора, у этого сумасшедшего самолета крыльев было во много раз больше чем нужно, внутри цельнометаллического фюзеляжа с распорок каркаса свисали толстые ременные петли, до мозолей истертые ладонями местных авиапассажиров, которые летаю на нем туда-сюда просто так, для самоуважения, и наконец в его носовой кабине отважные невидимые с канаров пилоты пили невидимый зеленый чай, и выплескивали остатки из невидимых пиал на летное поле через открытое окно.
Я сидел на куче канаров, сложенных кем-то зачем-то в тени самолета, потом я снова сидел и сидел, а в самолете пили бесконечный как мировое пространство предполетный чай, и коза ходила вокруг жевала колючку выбирая повкуснее, и уже начинала с женским интересом поглядывать на меня, а за летным полем аэродрома видимо и начинался самый край земного диска, там не было забора и вообще никаких признаков существования жизни, только пустыня, одна только пустыня... И я вдруг понял что я умру навсегда сидя здесь на этих пыльных канарах, если что-нибудь не исделаю для того что бы выбраться отсюда, потому что это оказывается было то место в котрое не верят ученые, место где все в мире заканчивается, и именно об этом месте записано в папирусных географических атласах древних египтян тайными храмовыми письменами.
Тогда я решил спасаться отсюда, хотя мне было теперь уже страшненько делать это таким опасным способом, но другого выхода у меня не было. Я раскрыл сумку, я достал книжку, я раскрыл страницу и я прочитал: - "хозяин придвинул столи..."!!! - и немедленно зашевелился пожарный щит с баграми и топорами висевший на глиняной стене кибитки, заскрипел мелким противным скрипом и оказался дверью и вдруг оттуда вышли друг за другом:
начальник аэродрома;
жена начальника аэродрома;
брат жены начальника аэродрома.
сосед брата жены начальника аэродрома;
брат соседа жены брата жены начальника аэродрома;
жена брата соседа начальника аэродрома, - толстая, с узелком лепешек завернутых в цветастый сачак в руках. Это она, оказывается, приходила в гости к жене начальника аэродрома, а все остальные были просто так. Они посмотрели на меня и сказали невидимым экзюпери, которые пили чай в кабине самолета: - "Эй! Хязыр бирта орус ульды-мульды совсем наверно, давай, сюрюн-сиктыр, - кет на хуй..."
Из самолета стали плевать, выливать чай в аэродромное поле, материться по-русски, (потому что все равно русских здесь никогда не бывает), и переводить сказанное на местный язык, (для быстрейшего улучшения семантики национального вопроса), и вот из-за этой ученой процедуры невидимым авиалингвистам пришлось материться раза в четыре сильнее чем если бы им полагалось материться только на одном богом избранном языке, и снова, и опять, из-за этого вылет задерживался; но наконец из кабины харкнули таким темно-зеленым сгустком насовой харкотины что даже коза спряталась за рельсу опасаясь предстоящего ей изнасилования, а сам этот богатырский павлан-батыр-плевок был и остался навечно в пыли этого аэродрома в назидание потомкам.
Я понял что это уже начало конца, закинул книгу в сумку и через дверь залез в салон этого ископаемого мезозойской авиации, готовящегося полететь вертя изо всех сил самодельным пропеллером выструганным из кривого скрученного ветрами жизни саксаула, а там внутри было полно мешков и людей, все было забито мешками с пахучей пыльной джугарой, и разными другими не представимыми в цивилизованной ойкумене разностями, нужными и необходимыми для жизни не имеющих имени пустынных поселков; и сначала казалось что это полететь не может, а все эти нерусские люди сидят здесь просто так, но потом самолетный мотор вдруг заревел, словно бешеный верблюд, которого укусил за яйца ядовитый скорпион, и тогда пропеллер провернулся туда и сюда, потом слился в сплошной круг, и от него в самолет повеяло неожиданной прохладой. Почему-то мне было неуютно, я поднял глаза - и увидел прямо перед собой лицо того же самого старого ифрита. Положение мое стало отчаянным и безнадежным: прыгать и бежать было поздно, самолет летел невысоко, но быстро, задевая бешено вертящимися колесами за верблюжью колючку, а суконные галифе преследовавшего меня колдуна снова предательски шевелились. Я завел глаза под потолок, и полтора часа не смел двигаться, вцепившись онемевшими пальцами в ремень над головой. А ифрит хихикал в жидкие усы.
Мешки с джугарой начали выпадать и вываливаться из самолета еще до приземления, я выпрыгнул следом за пятым мешком и не убился только потому что упал на четыре мешка подряд, а шестой свалился на полметра дальше от моей прически, но зато от старого ифрита я избавился навсегда во второй раз.
О, если бы вы только бы знали, как я был счастлив избежав тех непредсказуемых опасных опасностей исходящих из его довоенных галифе и его по-ифритски жидких усов, - о, а про его ужасную тыквенную табакерку - нас-кядышку, с невыразимо грязным и ужасным медным наконечником, - нет, я не могу вспоминать, поистине это предмет был выше возможности человеческого восприятия и понимания, это была какая-то совершенно маниакальная снасть, жуткая и неотвязная как бред азиатского Фредди Крюгера.
Автобус на пустую остановку за аэродромом тоже наверное приехал прямо из пятидесятых годов, - где-то там видимо был провал во времени в глубокие века прошлого, откуда и появлялись в нашем советском времени все эти средневековые и прошлогодние вещи и люди - хотя он был почти чистый снаружи, и не слишком пыльный изнутри - а если вы ездили в среднеазиатских городских автобусах, то вам объяснять не надо что это такое; водитель, муж подобный льву пустыни, сидел за рулем, кабину украшала ковровая бахрома по ветровому стеклу и портрет Сталина, вырезанный из старого журнала "Огонек", а салон автобуса беспредельно украшал очень одинокий мальчик, тринадцати-четырнадцати лет; шестиклассник по школьному летоисчислению тех времен.
Автобус стоял, портрет Сталина висел, мальчик сидел, и они все посмотрели на меня: - мальчик посмотрел, и увидел, ему не нужно было смотреть на меня по второму разу; - Сталин посмотрел на меня строго но справедливо, и расстрелять меня пока что еще не решил; - водитель посмотрел на меня взглядом автобусного убийцы, и мне захотелось спросить, нет ли тут другого автобуса, но я знал что другого автобуса нет, и я скользнул тихой мышкой в салон, уронив наугад какую-то мелочь за проезд в корытце приделанное на притолоке поверх бардачка, сел, вжался и замер как песчаный варанчик. Больше в автобусе никто ехать не собирался. Старый ифрит остался где слез, ведь им, ифритам, еще в прежние времена автобусы запретил сам повелитель ифритов царь Соломон, он запретил и запечатал запрещенное ужасной печатью, и это случилось десять тысяч лет назад, а теперь все изменилось, и мы живем в конце времен. И кроме всего ифриты всегда экономят на автобусных билетах и ездят на ишак-арбе.
Водитель расположился с удобствами для длительного разговора, тронул мальчика пальцами за смуглое, обнаженное шортами, колено и спросил о имени. Мальчишка сказал: - "Джамир." - и этим очень даже быстро закончил начинающийся долгий разговор, потому что слишком откровенно расположился к нему водитель, а мальчику это не понравилось. Потом он помолчал, добавил: - "Поехали". - показал рукой на дорогу, и совсем замолчал, видимо решил что сказал все этому льву автобусно-пригородного сообщения. Водитель понял, и больше он до конца пути вообще мальчишку не спрашивал ничего; он включил музыку, которая последние полторы тысячи лет постоянно в моде у местных меломанов, с тех пор как первый адам-бахши сделал дырку в пустой тыкве, воткнул палку, натянул козью жилу на это безобразие, и на всю пустыню завопил пронзительным женским голосом: - "Аа-ааааа-ииии-иииии "......... - и шакалы разбегались прочь, завязав поврежденные уши платком. Под прикрытием первого вопля водитель завел двигатель, и мы поехали.
По асфальтовой черте через высокий звук голоса незнакомого мне бахши автобус неотвратимо рассекал пустыню надвое. Мальчишка уставился на дорогу, на что там было смотреть? Но мальчик сам знал, на что ему смотреть на что не смотреть, он прилипнул взглядом к льющейся под автобусный нос реке асфальта с миражами и озерами из раскаленного воздуха. Ему было смотреть интересно, а я устал от пустыни, я устроился на задних сиденьях пустого автобуса, раскрыл сумку, вынул книгу, и не думая ни о чем весьма неосторожно прочитал: - "Хозяин придвинул столик".
Засвербело, выворачивая душу, невыносимое железо по асфальту дороги, бахши подавился звуком собственного голоса, икнул и замолк, а автобус наткнулся на невидимый кол под брюхом, вильнул и встал.
"А!" - сказал мальчишка, давая чисто мальчишеское определение наступившей катастрофе, - "Баллон лопнул."
Водитель повернул головы качан в его сторону, посмотрел подростку на стройные линии его колен, открыл дверцу и полез наружу. И тогда внезапно выяснилось, что мальчишка знает и о моем безмолвном существовании в глубинах автобусного салона, а вовсе не только о единственно интересной ему сверкающей рыбьей чешуе расплавленного серебра асфальтовых миражей на дороге, это выяснилось потому что он повернул голову, и посмотрел мне в глаза. Что-то непонятное было в его взгляде, он смотрел не просто так, он смотрел зачем-то, но зачем?
Водитель гремел на дороге чем-то железно-листовым, открывая и закрывая автобусные стены. В салоне жара не особенно донимала, но мальчишка решил раздеться, он снова посмотрел на меня - "зачем-то" - стал через голову стаскивать рубашку, и немножко дольше чем надо он застрял в рубашке лицом, это была и игра, и не совсем игра. Но я не понимал, во что играет раздевающийся мальчишка, - а вы бы можно подумать поняли! Просто ему было жарко сидеть в остановившемся на солнце автобусе и все. Пока подросток играл со своей рубашкой я мог полностью его рассматривать. Его детское тело смотрелось как иллюстрация из качественного порножурнала, прекрасная детская порнография на фоне автобусной кожи сиденья, мальчик об этом не догадывается и не знает, но он знает что ему не надо стесняться своего обнаженного тела, здесь мальчишки вообще одеваются только до половины, да и то не всегда.
В это время вернулся водитель, полез под сиденье за ключами, и на мальчика внимания он не обратил, тот мог бы сидеть и без трусов. Потом водитель опять громыхал и возился на дороге, потом раздался его голос оттуда: - "Эй, Джамир!" - "иди, подержи..." - и сразу он уронил там все ключи на дорогу для достоверности, они упали со звоном и грохотом, покатились... Мальчик не особенно-то поторопился, но все-таки он вылез из автобуса, постоял на дороге, откинул носком кроссовки нахальненький такой камушек, мешающий ему жить посреди пустыни, и потом ушел к водителю за автобус. Вместе они там стали снимать и одевать колесо, раскачивая автобус. Потом автобус перестал раскачиваться, но никто из них не возвращался. Я решил посмотреть и подошел к заднему витражу салона.
О, лучше бы я этого не делал! Там я увидел такое, что навсегда разочаровало меня в водителях пригородных автобусов, подобных свирепым львам на пригородных трассах соединяющих поселки пустынь и полупустынь или построенных просто в никуда и ни зачем, и я утратил веру в нравственную чистоту очень одиноких мальчиков, которые ездят в этих автобусах по своим таинственным мальчишеским делам, потому что вместо того чтобы помогать взрослому надевать колесо на ось, мальчишка стоял там совершенно голый, расставив длинные, крепкие ноги, упираясь руками в новое и вовсе ни на что и не надетое, колесо, которое никто не собирался ни что такое надевать, в отличие от самого расставленного и подготовленного мальчишки, которого как раз надевать и собирались, судя по той оси, которая твердо торчала у водителя из-под живота - в самом нужном для этого направлении! Шорты подростка валялись метрах в пяти от него, он их тоже не сейчас только снял... Я видел видимо уже окончание фильма, и не понимал как там у них могло начаться, но как бы ни началось, теперь мальчишка уже стоял расставив ноги и только ждал водительский инструмент себе в зад, в этом не было сомнения, потому что зачем еще подростку стоять голым перед торчащим взрослым хуем, и еще ноги расставлять пошире, а водитель стоял сзади, тоже совершенно голый - его одежды, между прочим, вообще нигде не было, гонялся он за мальчишкой вокруг автобуса что ли? - но сейчас он его явно настиг и просто так стоял, смазывал свой хватающий ротиком небо небоскреб чем-то скользким из ладони, а мальчишка спокойно ждал и смотрел себе между расставленными ногами, туда где торчала покачиваясь вовсе не маленькая антенна, тоже было на что посмотреть и чем полюбоваться, особенно у тринадцатилетнего подростка... Это все казалось мне кином, потому что так не бывает! Водитель профессиональным жеcтом закончил приготовления, подошел, и не обращая внимания на мою рожу в заднем стекле автобуса спокойно и основательно начал вталкивать смазанный котак в мальчика снизу. Мальчик, не переставая смотреть на свою закачавшуюся между ногами антенну, ахнул негромко, дернулся, непроизвольно протянул туда руку, пытаясь удержать влезающий в его тело член, но вырываться не стал даже когда водительский котак вошел в него весь, полностью, до отказа, и мне казалось что я слышу скрип... - но мальчишка только голову запрокинул, не справляясь со своими ощущениям; я видел его лицо, подросток кусал губы, потом резко раскрыл рот и выдохнул из своей груди задержанный воздух, и его дыхание стало резким, неуравновешенным, глаза мальчишки смотрели прямо мне в лицо как два бешеных светофора, но он меня не видел!


Страницы: [1] [2]



Ждем Вас на нашем сайте каждый день!


Power Banner System

Power Banner System

http://subscribe.ru/
E-mail: ask@subscribe.ru

В избранное