Отправляет email-рассылки с помощью сервиса Sendsay
  Все выпуски  

Ворчалки об истории или "Ab hoc et ab hac"


Owls

Ворчалки об истории,
или Ab hoc et ab hac
Вып. 817

от 06.09.2015 г.



Если из истории убрать всю ложь,
то это совсем не значит, что останется одна только правда -
в результате может вообще ничего не остаться.
Станислав Ежи Лец


Надежда Дмитриевна Хвощинская-Зайончковская и В.Крестовский-псевдоним. Часть II



Прасковья Дмитриевна Хвощинская в своих воспоминаниях уделяет внимание и быту своей старшей сестры в родительском доме:
"В рязанском нашем доме сестра имела две комнаты, в которых никто не смел без её позволения взять положенного ею окурка сигары и вообще тронуть что-либо с места. Все стояло так, как она находила нужным и удобным для себя. Враг кроватей и сундуков, она всегда спала на диване у стены, против которой в течение 25-ти лет не трогалась с места кровать покойной сестры С.Д.: она умерла на этой кровати, и на неё в течение всего этого времени никому не позволялось ложиться. Посторонние люди не входили к ней в комнату без её повеления. Все приезжавшие знакомые Н.Д., незнакомые нам, встречались радушно".


Жизнь сестёр Хвощинских в Рязани была довольно скучной и однообразной. Софья Дмитриевна в сентябре 1864 года писала своей подруге:
"Скука, друг, такая!.. Ну, дери её два волка. А глупости что кругом – и не перескажешь... Дом наш до того патриархален, до того прочищен от всякого постороннего элемента..., что прелесть... Мать с цветами возится, мы романы пишем".
Надежда Дмитриевна в приписке к этому письму добавляет:
"Одолело писанье, а не писать нельзя. И ничто, кроме писанья, невозможно, ничто, кроме житья, каким живём. Писанье — и беда, и прибежище".


В июне 1865 года в письме к тому же корреспонденту Надежда Дмитриевна говорит:
"Ты спрашиваешь, как живём? Романы пишем — и ничего больше... Живётся нам невесело — это в порядке вещей, а не унываем мы по своему древнему порядку — не унывать никогда, ибо уныние хотя и не смертный грех, а от него романы не пишутся и бывают финансовые кризисы".


По свидетельству П.Д. Хвощинской, завершение каждой работы сопровождалось следующей процедурой:
"Не только при жизни отца, но и после его смерти, когда, бывало, Н.Д. оканчивала какое-либо своё произведение, то она приносила переписанную тетрадь в комнату матери, где она прочитывалась вслух. Мать, всегда заготовлявшая для этих случаев хорошенькую сигарочку Наде, ощупью доставала её из своей шифоньерки и угощала Надю, которая усаживалась в кресло, закуривала сигару и, с наслаждением отдыхая, слушала своё произведение, как самый строгий критик. Она почти всегда говаривала:
“Ах! как бы я это обругала!.. Сколько здесь промахов, Бог мой!.. Вот вы их не видите, да я вам их и не покажу... доискивайся, кто хочет”.


Единственным развлечением сестёр Хвощинских оставались поездки в Петербург, но состояние их финансов не всегда позволяло им добраться до столицы и пожить там.
В сентябре 1864 года Софья Дмитриевна писала подруге:
"Мы без гроша, и железная дорога в сию минуту для нас, всё равно, что ананас... Планов впереди никаких; вряд ли к зиме будет достаточно на прожиток, чтобы расточать что-либо на другой, весёлой стороне".


А ездить в Петербург сёстрам Хвощинским хотелось бы каждый год: ведь там их ожидали встречи не только с прекрасным, но и со множеством интересных людей, большинство из которых разделяли их передовые взгляды.
В Петербурге Надежда Дмитриевна ближе всего сошлась с такими литераторами, как Владимир Рафаилович Зотов (1821-1896), Андрей Александрович Краевский (1810-1889), Степан Семёнович Дудышкин (1820/21-1896) и поэт Николай Фёдорович Щербина (1821-1869). Все они были представителями демократического направления в литературе и поддерживали сестёр Хвощинских из партийных соображений – ведь сколько-нибудь талантливых писательниц среди женщин тогда в России просто не было.

Сёстры обычно приезжали в Петербург вместе, занимались одинаковым литературным трудом и печатались в одних и тех же изданиях. Они жили очень дружно, помогая друг другу в своих работах и читая одна другой всё вновь написанное.

В начале 1863 года в “Отечественных записках” появилась рецензия на одно из ранних произведений Петра Дмитриевича Боборыкина (1836-1921), который узнал от Краевского, что автором рецензии была Н.Д. Хвощинская, и написал ей письмо в Рязань:
"Ни в Москве, ни в Петербурге я её никогда ещё не встречал; знал только, что она уже старая девица и очень дурна собою, хотя и имела роман в писательском мире [намёк на роман с Щербиной].
Надежда Дмитриевна ответила мне очень милым письмом, написанным с её обычной теплотой приподнятого стиля и блёстками проницательного ума".


Зимой 1863-64 годов Боборыкин посетил сестёр Хвощинских в Знаменской гостинице для личного знакомства с Надеждой Дмитриевной:
"Когда она приехала пожить в Петербург, и мы с ней лично познакомились и сошлись, она написала для “Библиотеки [для чтения]” прелестный рассказ...
Она меня познакомила с своей сестрой (тоже тогда пожилой девицей, но моложе её), уже писавшей под псевдонимом Весеньева. Это была очень талантливая девушка, и из неё вышла бы крупная писательница, если б смерть вскоре не унесла её".


Боборыкин написал о своём знакомстве с Надеждой Дмитриевной уже после смерти последней. Вот как он описывает сестёр:
"Надежде Дмитриевне и тогда уже казалось лет 40, если не больше. Первое впечатление она, как женщина, производила очень невыгодное: маленький рост, сутуловатость, резкость черт лица при разговоре уступали место другому: выразительные большие глаза, умные и ласковые, милый задушевный тон и нервная пылкость речи..."
Софья Дмитриевна,
"некрасивая, с умным мало женственным лицом",
была зато
"постройнее и повыше ростом".


Надежда Дмитриевна
"и тогда уже застыла в модах начала Второй Империи, носила кринолин и длинный cosaque; волосы, ещё не седые, зачёсывала двумя двойными “bandeaux”. Сестра её смотрела, как есть, пожилою девой, но по тону не отзывалась провинцией; Н.Д. выглядела скорее замужнею. В обеих я нашёл известную светскость с московским дворянским оттенком. Обе они часто употребляли в разговоре французские фразы, совсем не склонны были к жизни писательской цыганщины и... водились с светскими и великосветскими дамами. Их интересовал тогдашний “tout Pétersbourg”.
Н.Д. поддерживала в свои приезды в Петербург знакомства в “обществе”".


Например, сёстры Хвощинские бывали у своей родственницы (племянницы князя Горчакова), Ольги Алексеевны Новиковой (1840-1925). Надежда Дмитриевна ещё была дружна с Марией Аггеевной Милютиной (Абаза, 1834-1903), женою Николая Алексеевича Милютина (1818-1872). Около дома, где жила Хвощинская, частенько стояли блестящие экипажи.

Продолжу цитировать Боборыкина:
"Занимали они номер в две комнаты, весьма нероскошный, и в первой комнате давали маленькие вечера. На один из них я попал, и подробности его сохранились в моей памяти довольно отчётливо.
Около самовара... сидело четверо гостей; из них двое уже покойники: И.С. Тургенев и поэт Щербина. Иван Сергеевич жил в ту зиму в Петербурге... К Хвощинской заехал он поздненько. Очень франтоватый, в модной визитке и светло-сиреневых перчатках, которые не снимал и за чаем. Видно было и тогда, что он считал Хвощинскую равноправным себе товарищем по литературе".


А вот Тургенев Н.Д. Хвощинской почти сразу не понравился. При встрече в одном из домов Тургенев захотел сделать ей любезность и вначале процитировал что-то из её стихов, но неточно, а потом и вовсе приписал ей чужое произведение.
В тот же вечер Тургенев умудрился отрицательно отозваться об одном произведении Надежды Дмитриевны (она каким-то образом услышала этот отзыв), а потом в разговоре с ней похвалил это же произведение.
Н.Д. Хвощинская была дамочкой нервной и впечатлительной, и этих двух фактов хватило ей, чтобы относиться с предубеждением как к самому Ивану Сергеевичу, так и к его произведениям.

Об отношениях сестёр Хвощинских с поэтом Щербиной нам также рассказал Боборыкин:
"Щербина держал себя с обеими сёстрами по-приятельски, довольно даже бесцеремонно, острил, своеобразно заикаясь, подшучивал над ними тоном мужчины, который никак не может поставить себя на одну доску с “бабами, хотя бы и даровитыми”. У них были общие знакомые, вне литературы".


Следует отметить, что Надежда Дмитриевна испытывала определённую слабость к Щербине, была слишком снисходительной и к самому поэту, и к его творчеству. Возможно, между ними существовала близость; по крайней мере, до нас дошли слухи об их романе, о том, что он делал ей предложение, но она его деликатно отклонила, и они остались в дружеских отношениях.

Позднее Надежда Дмитриевна публиковала в “Русских ведомостях” свои “Литературные беседы”, и в № 175 за 1879 год один из участников диалога говорит о Щербине:
"Я знал его лично и близко. Как сотням людей, ему досталось быть непонятым; сам ли он в этом виноват, или услужливые друзья, или модные дамы, - когда-нибудь это разберётся; когда-нибудь вынут из-под спуда и эту светлую память в числе наших немногих светлых".


Однажды в начале 60-х годов Щербина в присутствии Надежды Дмитриевны целых два часа издевался над “нигилистами”. Этим дело не ограничилось: Щербина не пощадил также и крестьянскую и судебную реформы.

Так как творчество Щербины мало известно современным читателям, позволю себе привести парочку цитат из его сатирических стихотворений:
"Репетилов за свободу
В стены крепости попал,
Хлестаков Иван народу
Кажет жизни идеал...
Где ж Манилов социальный,
Столь опасный для людей?
Иль уж сослан в город дальний
Он за Обь и Енисей?"


Один из современников назвал эти стихи гадким стихотворным вздором, но напечатаны они были после смерти поэта, а до того ходили только в списках.

Такая же судьба была и у другого злого стихотворения:
"Наделить крестьян землёю
Мы Бабёфов разослали,
А Барбесов всей душою
В мировые судьи взяли.
Теруан де Мерикуры
Школы женские открыли,
Чтоб оттуда наши дуры
В нигилистки выходили".
Н.Д. Хвощинская и при жизни поэта разделяла его взгляды, и потом не отрекалась от взглядов и творчества Щербины.
Франсуа Ноель Бабёф (1760-1797) – французский революционер, коммунист-утопист, известный как Гракх Бабёф.
Арман Барбес (1809-1870) – французский революционер.
Теруан де Мерикур (Анна Жозефа Тервань, 1762-1817) – деятельница Французской революции по прозвищу “Мессалина революции”, с 1793 года до конца жизни находилась в психиатрической лечебнице.

Надежда Дмитриевна Хвощинская-Зайончковская и В.Крестовский-псевдоним. Часть I

(Продолжение следует)

Дорогие читатели! Старый Ворчун постарается ответить на все присланные письма.
Труды Старого Ворчуна:
WWW.ABHOC.COM ,
на котором собраны все выпуски рассылок "Ворчалки об истории" и "Исторические анекдоты", а также
Сонник по Фрейду
Виталий Киселев (Старый Ворчун), 2015
abhoc@abhoc.com

В избранное