Отправляет email-рассылки с помощью сервиса Sendsay
  Все выпуски  

Ворчалки об истории или "Ab hoc et ab hac"


Owls

Ворчалки об истории,
или Ab hoc et ab hac
Вып. 670

от 08.07.2012 г.



Если из истории убрать всю ложь,
то это совсем не значит, что останется одна только правда -
в результате может вообще ничего не остаться.
Станислав Ежи Лец


А.П. Чехов: взгляд со стороны, анекдоты, высказывания. Вып. 18



В этом выпуске я привожу высказывания Чехова, в основном, о русских писателях-современниках, и не только о них. Возможно, знакомство с мнениями Чехова позволит кому-нибудь по-новому взглянуть на устоявшиеся характеристики. Все цитаты взяты из писем Антона Павловича к реальным людям.

В качестве вступления возьмём письмо, написанное Чеховым в 1886 году В.Г. Короленко:
"Из всех ныне благополучно пишущих россиян я самый легкомысленный и несерьёзный; я на замечании. Выражаясь языком поэтов, свою чистую музу я любил, но не уважал, изменял ей и не раз водил её туда, где ей не подобает быть. Вы же серьёзны, крепки и верны. Разница между нами, как видите, большая, но, тем не менее, читая Вас и теперь познакомившись с Вами, я думаю, что мы друг другу не чужды. Прав я или нет, я не знаю, но мне приятно так думать".


В начале 1888 года Чехов обрисовал писателю и драматургу Леонтьеву (Щеглову) свой взгляд на современную литературу:
"Писатели ревнивы, как голуби. Лейкину не нравится, если кто пишет из купеческого быта, Лескову противно читать повести из поповского быта, не им написанные... Все нервны и ревнивы".


О Мережковском, например, Чехов написал Суворину в начале ноября 1888 года:
"Мережковский пишет гладко и молодо, но на каждой странице он трусит, делает оговорки и идёт на уступки - это признак, что он сам не уясняет себе вопроса... Меня величает он поэтом, мои рассказы - новеллами, моих героев - неудачниками, значит, дует в рутину. Пора бы бросить неудачников, лишних людей и проч. и придумать что-нибудь своё.
Мережковский моего монаха, сочинителя акафистов, называет неудачником. Какой же это неудачник? Дай Бог всякому так пожить: и в Бога верил, и сыт был, и сочинять умел... Делить людей на удачников и неудачников - значит смотреть на человеческую природу с узкой предвзятой точки зрения. Удачник Вы или нет? А я? А Наполеон? Ваш Василий? Где тут критерий? Надо быть Богом, чтобы уметь отличать удачников от неудачников и не ошибаться".


В начале мая 1889 года Чехов высказал писателю Тихонову своё отрицательное мнение о Гончарове:
"Читаю Гончарова и удивляюсь. Удивляюсь себе: за что я до сих пор считал Гончарова первоклассным писателем? Его “Обломов” совсем неважная штука. Сам Илья Ильич, утрированная фигура, не так уж крупен, чтобы из-за него стоило писать целую книгу. Обрюзглый лентяй, каких много, натура не сложная, дюжинная, мелкая; возводить сию персону в общественный тип - это дань не по чину. Я спрашиваю себя: если бы Обломов не был лентяем, то чем бы он был? И отвечаю: ничем. А коли так, то и пусть себе дрыхнет. Остальные лица мелки, пахнут лейковщиной, взяты небрежно и наполовину сочинены. Эпохи они не характеризуют и нового ничего не дают. Штольц не внушает мне никакого доверия. Автор говорит, что это великолепный малый, а я не верю. Это продувная бестия, думающая о себе очень хорошо и собою довольная... Ольга сочинена и притянута за хвост. А главная беда во всем романе холод, холод..."

В том же письме Чехов восторгается Гоголем:
"Зато, как непосредственен, как силён Гоголь, и какой он художник! Одна его “Коляска” стоит двести тысяч рублей. Сплошной восторг и больше ничего. Это великолепнейший русский писатель".


После смерти Салтыкова (Щедрина) Чехов написал поэту А.Н. Плещееву, которого он очень уважал:
"Мне жаль Салтыкова. Это была сильная голова. Тот сволочной дух, который живёт в мелком измошенничавшемся душевно русском интеллигенте среднего пошиба, потерял в нём своего самого упрямого и назойливого врага. Обличать умеет каждый газетчик, издеваться умеет Буренин, но открыто презирать умел только Салтыков. Две трети читателей не любили его, но верили ему все. Никто не сомневался в искренности его презрения".


В феврале 1893 года Чехов высказал Суворину своё мнение о творчестве Тургенева:
"Боже мой! Что за роскошь “Отцы и дети”! Просто хоть караул кричи. Болезнь Базарова сделана так сильно, что я ослабел, и было такое чувство, как будто я заразился от него. А конец Базарова? А старички? А Кукшина? Это чёрт знает как сделано. Просто гениально...
“Накануне” мне не нравится, кроме отца Елены и финала. Финал полон трагизма. “Ася” мила. “Затишье” скомкано и не удовлетворяет. “Дым” мне не нравится совсем. “Дворянское гнездо” слабее “Отцов и детей”, но финал тоже похож на чудо. Кроме старушки в Базарове, то есть матери Евгения и вообще матерей, особенно светских барынь, которые все, впрочем, похожи одна на другую (мать Лизы, мать Елены), да матери Лаврецкого, бывшей крепостной, да ещё простых баб, все женщины и девицы Тургенева невыносимы своей деланностью и, простите, фальшью. Лиза, Елена - это не русские девицы, а какие-то Пифии, вещающие, изобилующие претензиями не по чину. Ирина в “Дыме”, Одинцова в “Отцах и детях”, вообще львицы, жгучие, аппетитные, ненасытные, чего-то ищущие - все они чепуха.
Как вспомнишь толстовскую Анну Каренину, то все эти тургеневские барыни со своими соблазнительными плечами летят к чёрту. Женские отрицательные типы, где Тургенев слегка карикатурит (Кукшина) или шутит (описание балов), нарисованы замечательно и удались ему до такой степени, что, как говорится, комар носа не подточит. Описания природы хороши, но... чувствую, что мы уже отвыкаем от описаний такого рода и что нужно что-то другое".

В феврале 1902 года Чехов добавил:
"Читаю Тургенева. После этого писателя останется 1/8 или 1/10 из того, что он написал, всё же остальное через 25-35 лет уйдёт в архив".


В марте 1895 года Чехов в письме к Суворину сделал комичную зарисовку:
"Моя мать, заказывая мяснику мясо, сказала, что нужно мясо получше, так как у нас гостит Лейкин из Петербурга.
"Это какой Лейкин? –
изумился мясник. –
Тот, что книги пишет?"
и прислал превосходного мяса. Стало быть, мясник не знает, что я тоже пишу книги, так как для меня он всегда присылает одни только жилы".


В самом начале 1899 года Чехов в письме к Максиму Горькому коротко разбирает его творчество:
"...нет сдержанности, нет грации. Когда на какое-нибудь определенное действие человек затрачивает наименьшее количество движений, то это грация. В Ваших же затратах чувствуется излишество...
Частое уподобление человеку (антропоморфизм), когда море дышит, небо глядит, степь нежится, природа шепчет, говорит, грустит и т. п., такие уподобления делают описания несколько однотонными, иногда слащавыми, иногда неясными. Красочность и выразительность в описании природы достигаются только простотой, такими простыми фразами, как “зашло солнце”, “стало темно”, “пошёл дождь” и т. д."


В марте того же года в письме к Авиловой Чехов продолжает эту же тему:
"Горький мне нравится, но в последнее время он стал писать чепуху, чепуху возмутительную, так что я скоро брошу его читать...
Короленко чудесный писатель. Его любят - и недаром. Кроме всего прочего в нём есть трезвость и чистота".


В январе 1900 года в письме к своему другу и однокурснику Россолимо Чехов так говорит о детской литературе:
"Писать для детей вообще не умею, пишу для них раз в десять лет и так называемой детской литературы не люблю и не признаю. Детям надо давать только то, что годится и для взрослых. Андерсен, “Фрегат Паллада”, Гоголь читаются охотно детьми, взрослыми также. Надо не писать для детей, а уметь выбирать из того, что уже написано для взрослых, т. е. из настоящих художественных произведений".


Журналист Поссе в конце февраля 1900 года получил такой отзыв Чехова о новом романе Горького:
"“Фома Гордеев” написан однотонно, как диссертация. Все действующие лица говорят одинаково: и способ мыслить у них одинаковый. Все говорят не просто, а нарочно; у всех какая-то задняя мысль; что-то не договаривают, как будто что-то знают; на самом же деле они ничего не знают, а это у них такой “facon de parler” - говорить и не договаривать".


В конце июля 1902 года Чехов в письме к Горькому успевает высказаться о творчестве Леонида Андреева:
"“Мысль” Л. Андреева - это нечто претенциозное, неудобопонятное и, по-видимому, ненужное, но талантливо исполненное. В Андрееве нет простоты, и талант его напоминает пение искусственного соловья".


От предложения Дягилева сотрудничать в журнале “Мир искусства” Чехов уклонился в своей полушутливой манере:
"Как бы это я ужился под одной крышей с Д.С. Мережковским, который верует определенно, верует учительски, в то время как я давно растерял свою веру и только с недоумением поглядываю на всякого интеллигентного верующего. Я уважаю Д.С. и ценю его и как человека и как литературного деятеля, но ведь воз-то мы, если и повезем, то в разные стороны".


Однажды в Ялте Чехов с восторгом отозвался о лермонтовском “Парусе”:
"Это стоит всего Брюсова и Урениуса со всеми их потрохами".
Бунин поинтересовался:
"Какого Урениуса?"
Чехов удивился:
"А разве нет такого поэта?"
Бунин не поддался:
"Нет".
Тогда Чехов с самым серьёзным видом продолжал:
"Ну, Упрудиуса. Вот им бы в Одессе жить. Там думают, что самое поэтическое место в мире - Николаевский бульвар: и море, и кафе, и музыка, и все удобства, - каждую минуту сапоги можно почистить".


В письме к Плещееву Чехов коротко характеризует Гиляровского:
"Он чует красоту в чужих произведениях, знает, что первая и главная прелесть рассказа – это простота и искренность, но быть искренним и простым в своих рассказах он не может: не хватает мужества".


Если о прозаиках Чехов судил строго, но справедливо, то о современных поэтах он чаще всего отзывался презрительно:
"[Современные] прозаики ещё туда-сюда, поэты же – совсем швах. Народ необразованный, без знаний, без мировоззрения. Прасол Кольцов, не умевший писать грамотно, был гораздо цельнее, умнее и образованнее всех современных молодых поэтов, взятых вместе".
“Прасол” – это слово требует отдельного комментария. Так в России назвали оптовых скупщиков мяса и рыбы для последующей розничной торговли. Обычно свой товар им приходилось засаливать, отсюда, как считают, и произошло такое название этой профессии.

***
Журналист А. Плещеев, сын поэта Плещеева, в 1888 году прислал Чехову такой отзыв Салтыкова (Щедрина) о творчестве Антона Павловича:
"Был отец у Салтыкова, который в восторге от "Степи".
"Это прекрасно", -
говорил он отцу и вообще возлагает на Вас великие надежды.
Отец говорит, что он редко кого хвалит из новых писателей, но от Вас он в восторге".


Указатель имён

Авилова, Лидия Алексеевна (дев. Страхова, 1864-1943).
Андреев, Леонид Николаевич (1871-1919).
Брюсов, Валерий Яковлевич (1873-1924).
Буренин, Виктор Петрович (1841-1926).
Гиляровский, Владимир Алексеевич (1855-1935).
Гоголь, Николай Васильевич (1809-1852).
Гончаров, Иван Александрович (1812-1891).
Дягилев, Сергей Павлович (1872-1929).
Кольцов, Алексей Васильевич (1809-1842).
Короленко, Владимир Галактионович (1853-1921).
Лейкин, Николай Александрович (1841-1906).
Леонтьев, Иван Леонтьевич (псевдоним Щеглов, 1856-1911).
Лермонтов, Михаил Юрьевич (1814-1841).
Лесков, Николай Семёнович (1831-1895).
Мережковский, Дмитрий Сергеевич (1865-1941).
Пешков, Алексей Максимович (псевдоним Максим Горький, 1868-1936).
Плещеев, Алексей Николаевич (1825-1893).
Плещеев Александр Алексеевич (1858-1944).
Поссе, Владимир Александрович (1864-1940).
Россолимо, Григорий Иванович (1860-1928).
Салтыков, Михаил Евграфович (псевдоним Николай Щедрин, 1826-1889).
Суворин, Алексей Сергеевич (1834-1912).
Тихонов, Владимир Алексеевич (1857-1914).
Толстой, Лев Николаевич (1828-1910).
Тургенев, Иван Сергеевич (1818-1893).
Чехов, Антон Павлович (1860-1904).

А.П. Чехов: взгляд со стороны, анекдоты, высказывания. Вып. 17

(Продолжение следует)

Дорогие читатели! Старый Ворчун постарается ответить на все присланные письма.
Труды Старого Ворчуна:

WWW.ABHOC.COM ,
на котором собраны все выпуски рассылок "Ворчалки об истории" и "Исторические анекдоты", а также
Сонник по Фрейду
Виталий Киселев (Старый Ворчун), 2012
abhoc@abhoc.com

В избранное