Отправляет email-рассылки с помощью сервиса Sendsay

Ворчалки об истории или "Ab hoc et ab hac"

Подписаться Бесплатная «Золотая» новостная рассылка . Подписчиков 3.079 RSS
←   Декабрь 2009   →
 1
 2
 3
 4
 5
 6
 7
 8
 9
10
11
12
13
14
15
16
17
18
19
20
21
22
23
24
25
26
27
28
29
30
31


За последние 60 дней ни разу не выходила


Сайт рассылки: http://www.abhoc.com
Открыта: 01-02-2000

Автор
Виталий Киселев (Старый Ворчун)

Статистика

3.079 подписчиков
0 за неделю
←   Все выпуски   →

Ворчалки об истории или "Ab hoc et ab hac"


Owls

Ворчалки об истории,
или Ab hoc et ab hac
Вып. 546

от 20.12.2009 г.

Если из истории убрать всю ложь,
то это совсем не значит, что останется одна только правда -
в результате может вообще ничего не остаться.
Станислав Ежи Лец

Черубина де Габриак: другая сторона медали или, о чём не написал Макс Волошин. Часть X

Про дуэль между Гумилёвым и Волошиным написано довольно много, но всё написанное восходит к немногим записанным свидетельствам. Это, в основном, сочинения Волошина, которые имеют наибольшее хождение в печати, а также записи Кузмина, Шервашидзе, А. Толстого и Маковского. Однако, насколько мне известно, никто ещё не анализировал все эти источники одновременно. Попробуем проделать эту любопытную работу.
Маковский составлял свои воспоминания через несколько десятков лет после данных событий и часто с чужих слов, так что его сообщения мы пока отложим в сторону.
А. Толстой впервые написал об этой дуэли в 1921 году. Шервашидзе – тоже далеко не сразу записал свои впечатления, но его сообщение не датировано.
Волошин написал свои воспоминания леи через двадцать после событий и, естественно, в своих творениях выставил себя, любимого, в самом выгодном свете. Поэтому свидетельствам Волошина особенно доверять не стоит, но для интереса я приведу и их.
Получается, что наиболее достоверную информацию мы можем получить из дневников Михаила Кузмина – ведь он делал свои записи буквально в день событий или на следующий день. Но вот ведь какая незадача – Кузмин не присутствовал при ссоре поэтов в мастерской Головина!
Вот и придётся нам для реставрации событий порыться во всех источниках, как я уже обещал выше.
Сначала попробуем разобраться, как происходила ссора, потом прочитаем дневник Кузмина о дуэли, а затем посмотрим, что написали об этом событии другие участники этих событий.
Следует только учесть, что нам придётся пробираться через путаницу противоречивых сообщений, сделанных, в основном, через многие годы после дуэли поэтов. А годы, как известно, сильно меняют наше восприятие событий и память о них.
Итак, как же произошла ссора между поэтами? Дело, напомню, произошло в мастерской художника Головина в Мариинском театре во время представления оперы Глюка "Орфей".
Предоставлю вначале слово А. Толстому:
"В Мариинском театре, наверху, в огромной, как площадь, мастерской Головина, в половине одиннадцатого, когда под колосниками, в черной пропасти сцены, раздавались звуки "Орфея", произошла тяжелая сцена в двух шагах от меня: поэт В[олошин], бросившись к Гумилёву, оскорбил его. К ним подбежали Анненский, Головин, В. Иванов. Но Гумилёв, прямой, весь напряженный, заложив руки за спину и стиснув их, уже овладел собою. Здесь же он вызвал В[олошина] на дуэль".
Коротко и сухо. Эти воспоминания А. Толстого были впервые напечатаны осенью 1921 года.
Маковский, как я уже сказал выше, записал свои впечатления значительно позже. Он пишет:
"Вот чему я лично был свидетелем. Ближайшие сотрудники “Аполлона” часто навещали в те дни А.Я. Головина в его декоративной мастерской на самой вышке Мариинского театра. Головин собирался писать большой групповой портрет аполлоновцев: человек десять-двенадцать писателей и художников. Между ними, конечно, должны были фигурировать и Гумилёв с Волошиным. Головин еще только присматривался к нам и мысленно рассаживал группой за столом.
Хозяин куда-то вышел. В ожидании его возвращения мы разбрелись попарно в его круглой поместительной “чердачной” мастерской, где ковром лежали на полу очередные декорации, помнится – к “Орфею” Глюка. Я прогуливался с Волошиным, Гумилёв шел впереди с кем-то из писателей. Волошин казался взволнованным, не разжимал рта и только посапывал. Вдруг, поравнявшись с Гумилёвым, не произнеся ни слова, он размахнулся и изо всей силы ударил его по лицу могучей своей дланью. Сразу побагровела правая щека Гумилёва, и глаз припух. Он бросился было на обидчика с кулаками. Но его оттащили – не допускать же рукопашной между хилым Николаем Степановичем и таким силачом, как Волошин! Да это и не могло быть ответом на тяжкое оскорбление.
Вызов на поединок произошел тут же. Секретарь редакции Евгений Александрович Зноско-Боровский (известный шахматист) согласился быть секундантом Гумилёва".
Как видите, у Маковского намного больше декоративных деталей, чем у Толстого. Но Маковский на этом не остановился и добавляет такой штрих:
"Вы недовольны мною?" -
спросил Волошин, заметив, что меня покоробила грубая расправа его с человеком, который до того считался ему приятелем.
"Вы слишком великолепны физически, Максимилиан Александрович, чтобы наносить удары с такой силой. В этих случаях достаточно ведь символического жеста..."
Силач смутился, пробормотал сконфуженно:
"Да, я не соразмерил..."
Комментировать это мы не будем, а предоставим слово самому Волошину, который самодовольно и "красиво" пишет:
"Мы встретились с ним в мастерской Головина в Мариинском театре во время представления "Фауста". Головин в это время писал портреты поэтов, сотрудников "Аполлона". В этот вечер я позировал. В мастерской было много народу, и в том числе Гумилёв. Я решил дать ему пощечину по всем правилам дуэльного искусства, так, как Гумилёв, большой специалист, сам учил меня в предыдущем году; сильно, кратко и неожиданно.
В огромной мастерской на полу были разостланы декорации к "Орфею". Все были уже в сборе. Гумилёв стоял с Блоком на другом конце залы. Шаляпин внизу запел "Заклинание цветов". Я решил дать ему кончить. Когда он кончил, я подошел к Гумилёву, который разговаривал с Толстым, и дал ему пощечину. В первый момент я сам ужасно опешил, а когда опомнился, услышал голос Иннокентия Федоровича:
"Достоевский прав, звук пощечины, действительно, мокрый".
Гумилёв отшатнулся от меня и сказал:
"Ты мне за это ответишь".
(Мы с ним не были на "ты"). Мне хотелось сказать:
"Николай Степанович, это не брудершафт".
Но тут же сообразил, что это не вязалось с правилами дуэльного искусства, и у меня внезапно вырвался вопрос:
"Вы поняли?"
(То есть, поняли ли за что?)
Он ответил:
"Понял".
Очень много красивых и совершенно недостоверных деталей, начиная с того, что Анненский таких слов не произносил. Блока Волошин тоже добавил для красоты момента. А какую оперу давали в действительности: "Орфея" или "Фауста"? Многовато и других мелкий различий в воспоминаниях этих трёх человек.
Но себя Волошин изобразил просто великолепно!
Всё бы хорошо, но тут Волошин совершает один явный прокол и пишет, что
"На другой день рано утром мы стрелялись..."
Однако совершенно точно известно, что ссора произошла вечером 19 ноября, а дуэль состоялась утром 22 ноября. То есть, далеко не на следующий день. И такая ошибка бросает тень на все воспоминания Волошина.
О событиях двух суток между вызовом и дуэлью пишет секундант Волошина граф А. Толстой:
"Весь следующий день между секундантами шли отчаянные переговоры. Гумилёв предъявил требование стреляться в пяти шагах до смерти одного из противников. Он не шутил. Для него, конечно, изо всей этой путаницы, мистификации и лжи не было иного выхода, кроме смерти.
С большим трудом, под утро, секундантам В[олошина] - кн. Шервашидзе и мне - удалось уговорить секундантов Гумилёва - Зноско-Боровского и М. Кузмина - стреляться на пятнадцати шагах. Но надо было уломать Гумилёва. На это был потрачен ещё день".
Михаил Кузмин в своём дневнике под 21 ноября записал:
"Зноско заехал рано. Макс все вилял, вёл себя очень подозрительно и противно. Заехали завтракать к Альберту, потом в “Аполлон”, заказывали таксо-мотор. Отправились за Старую Деревню с приключениями. В “Аполлоне” был уже граф.
С Шервашидзе вчетвером обедали и вырабатывали условия. Долго спорили. Я с князем отправился к Борису Суворину [Б.А. Суворин – петербургский журналист, сын издателя и литератора А.С. Суворина] добывать пистолеты, было занятно. Под дверями лежала девятка пик. Но пистолетов не достали, и князь поехал дальше к Мейендорфу и т.п. добывать. У нас сидел уже окруженный трагической нежностью “Башни” Коля. Он спокоен и трогателен.
Пришел Сережа [Ауслендер - писатель-прозаик, племянник Кузмина] и ненужный Гюнтер, объявивший, что он всецело на Колиной стороне. Но мы их скоро спровадили.
Насилу через Сережу добыли доктора. Решили не ложиться. Я переоделся, надел высокие сапоги, старое платье. Коля спал немного. Встал спокойно, молился. Ели. Наконец, приехал Женя [Зноско-Боровский]; не знаю, достали ли пистолеты".
Князь Шервашидзе в недатированном письме, вероятно, к Борису Анрепу, пишет о тех же событиях:
“Все, что произошло в ателье Головина в тот вечер, Вы знаете, так как были там с Вашей супругой. Я поднялся туда в момент удара. Волошин, очень красный, подбежал ко мне – я едва успел поздороваться с Вашей супругой – и сказал:
“Прошу тебя быть моим секундантом”.
Тут же мы условились о встрече с Зноско-Боровским, Кузминым и Ал. Толстым. Зноско-Боровский и Кузмин – секунданты Гумилёва. Я и Алеша тоже - Волошина. На другой день утром я был у Макса, взял указания. Днем того же дня в ресторане “Albert” собрались секунданты. Пишу Вам очень откровенно: я был очень напуган, и в моём воображении один из двух обязательно должен был быть убит. Тут же у меня явилась детская мысль: заменить пули бутафорскими. Я имел наивность предложить это моим приятелям! Они, разумеется, возмущенно отказались.
Я поехал к барону Мейендорф и взял у него пистолеты.
Результатом наших заседаний было: дуэль на пистолетах, на 25 шагах, стреляют по команде сразу. Командующий был Алексей Толстой”.
Маковский и Волошин про события этих двух суток ничего не написали. Обратим пока внимание на то, что Кузмин и Шервашидзе пишут о дуэли на 25 шагах, а Толстой – о более героической дуэли на 15 шагах.

Указатель имён

Анненский Иннокентий Фёдорович (1855-1909).
Анреп Борис Васильевич (1883-1969).
Ауслендер Сергей Абрамович (1886—1943).
Волошин Максимилиан Александрович (1877-1932).
Головин Александр Яковлевич (1863-1930).
Гумилёв Николай Степанович (1886-1921).
Гучков Александр Иванович (1862-1936).
Гюнтер Иоганн Фердинанд фон (1886-1973).
Зноско-Боровский Евгений Александрович (1884-1954).
Иванов Вячеслав Иванович (1866-1949).
Кузмин Михаил Алексеевич (1872-1936).
Маковский Сергей Константинович (1877-1962).
Мейендорф Александр Феликсович (1869-1964).
Мясоедов Сергей Николаевич (1865-1915).
Пильский Пётр Моисеевич (1876-1941).
Саша Чёрный [Гликберг Александр Михайлович] (1880-1932).
Суворин Алексей Сергеевич (1834-1912).
Суворин Борис Алексеевич (1879-1940).
Толстой Алексей Николаевич (1883-1945).
Шервашидзе Александр Константинович (1867-1968).
Черубина де Габриак: другая сторона медали или, о чём не написал Макс Волошин. Часть IX
(Окончание следует)
Дорогие читатели! Старый Ворчун постарается ответить на все присланные письма.
Труды Старого Ворчуна:
WWW.ABHOC.COM ,
на котором собраны все выпуски рассылок "Ворчалки об истории" и "Исторические анекдоты", а также
Сонник по Фрейду
Виталий Киселев (Старый Ворчун), 2009
abhoc@abhoc.com
В избранное