| ← Июль 2009 → | ||||||
|
1
|
2
|
3
|
4
|
|||
|---|---|---|---|---|---|---|
|
6
|
7
|
8
|
9
|
10
|
11
|
|
|
13
|
14
|
15
|
16
|
17
|
18
|
19
|
|
20
|
21
|
22
|
23
|
24
|
25
|
26
|
|
27
|
28
|
29
|
30
|
31
|
||
За последние 60 дней ни разу не выходила
Сайт рассылки:
http://www.abhoc.com
Открыта:
01-02-2000
Статистика
0 за неделю
Ворчалки об истории или "Ab hoc et ab hac"
Внимание! Следующий выпуск Ворчалок выйдет 16.08.2009Черубина де Габриак: другая сторона медали или, о чем не написал Макс Волошин. Часть VIIИоганнес фон Гюнтер (1886-1973), курляндский немец (поэт, драматург, переводчик и писатель), впервые приехал в Петербург в начале 1906 года и на всю жизнь остался влюбленным в Петербург, в русскую культуру Серебряного века. Он сразу же познакомился с Блоком, Кузминым, Вяч. Ивановым, Городецким, Сергеем Соловьевым, Ремизовым, Сомовым, Пястом и многими другими. В Москве он познакомился с Брюсовым и Белым. [Кузмин Михаил Алексеевич (1872-1936); Городецкий Сергей Митрофанович (1884-1967); Иванов Вячеслав Иванович (1866-1949); Соловьев Сергей Михайлович (1885-1942); Ремизов Алексей Михайлович (1877-1957); Сомов Константин Андреевич (1869-1939); Пяст Владимир Алексеевич (1886-1940); Брюсов Валерий Яковлевич (1873-1924); Андрей Белый (Бугаев Борис Николаевич, 1880-1934).] Гюнтер приезжал в Петербург еще в декабре 1906 года и в 1908 году, но нас сейчас интересует его пребывание в Петербурге в 1909 году. Кузмин сразу же привлек Гюнтера в редакцию "Аполлона", и хотя место редактора немецкой литературы уже занимал Гофман Виктор Викторович (1884-1911), Маковский нашел дело и для Гюнтера. В редакции, помимо Кузмина, Гюнтер близко сошелся с Гумилевым, бароном Николаем Николаевичем Врангелем (1880-1915), Сергеем Абрамовичем Ауслендером (1886-1937) и Евгением Александровичем Зноско-Боровским (1884-1954). Забегая немного вперед, скажу, что уже в третьем номере "Аполлона", в декабре 1909 года, была опубликована пьеса Гюнтера "Маг" в переводе Петра Петровича Потемкина (1886-1926). Вопреки широко распространенному мнению о том, что в Черубину были влюблены почти все члены редакции "Аполлона", это не соответствует действительности. Помимо самого Маковского, таинственной Черубиной увлеклись еще Врангель, Трубников, Зноско и Гюнтер. Вот и все. Остальные открыто (и справедливо) считали эту историю мистификацией. Я не говорю о тех, кто был в курсе событий, то есть о Волошине, Гумилеве и Алексее Толстом. И уж тем более нет никаких оснований считать, что весь Петербург был увлечен Черубиной. Гюнтер считал, что в опубликованных воспоминаниях вся история с Черубиной изображена не совсем достоверно в силу личных причин, а Маковский изобразил эту историю в своем преломлении, так как она была ему неприятна из-за его чрезмерного увлечения фантомом Черубины. Возможно, Гюнтер более точно передает историю с разоблачением Черубины, но во всём доверять ему не приходится из-за того, что он плохо всё-таки знал действующих лиц нашей истории и их взаимоотношения. И он тоже был заинтересованным лицом. Полного текста воспоминаний Гюнтера на русском языке еще нет (только фрагменты), текст на немецком языке в Интернете не вывешен (или я плохо искал), а ползти из-за него в библиотеку я, извините, не захотел. Попробуем извлечь правдоподобную информацию из того, что доступно, сделав скидку на восторженное восприятие молодым немецким переводчиком реалий культурной жизни российской столицы. Итак, Гюнтер вертится в редакции "Аполлона", сталкиваясь со множеством интересных людей, и посещает множество литературных и окололитературных сборищ Петербурга. Время от времени он сталкивается и с Лилей Дмитриевой, но не обращает особого внимания на невзрачную поэтессу. Дмитриева за два месяца работы в качестве Черубины особых дивидендов не получила. Волошин-то получал огромное наслаждение от одурачивания Маковского и нескольких молодых людей, но Лиле это, по-видимому, стало уже приедаться. Её собственные стихи ведь так и не напечатаны, в отличие от стихов Черубины, и любовник Макс еще оставался, но этого нашей героине явно не хватало. Ведь кругом вертелось множество интересных молодых людей, поэтов, но она, Лиля Дмитриева, их несколько не интересовала. Обидно. Правда, в первом же вышедшем номере журнала "Аполлон" Дмитриева указана как член редакции, вместе с Черубиной де Габриак, но этого ей мало. Да и Волошин был не слишком доволен этим обстоятельством – снижалась эффективность его мистификации. Дойдя до этого места, я подумал, что у Волошина могли быть и личные причины для того, чтобы отомстить Маковскому, разыграв его. Недаром в сентябре Дмитриева писала Александре Михайловне Петровой (1871-1921): «Больной, без денег почти и в «Аполлоне» большая интрига против него... Но потом он очень сошелся с Маковским».Что-то там было еще. На молодого немца Дмитриева тоже обращала не слишком много внимания, но однажды они встретились, и волошинская мистификация быстро лопнула. Знаменательная встреча произошла на Таврической улице в квартире Вячеслава Иванова, куда любознательный Гюнтер пришел, чтобы присутствовать на заседании дамского литературно-художественного кружка. Среди присутствовавших дам Гюнтер выделил уже известных ему Анастасию Николаевну Чеботаревскую (1876-1921), жену Федора Кузьмича Сологуба (1863-1927), Любовь Дмитриевну Блок (1881-1939), художницу и поэтессу Лидию Павловну Брюллову (1886-1954), внучку великого художника и, добавим, напарницу Дмитриевой в разыгрываемой мистификации. К сожалению, Брюллова не оставила никаких записей об этой истории, а жаль. Была там и Елизавета Ивановна Дмитриева, которая неоднократно делала колкие замечания насчет стихов Черубины де Габриак и личности таинственной незнакомки. Дмитриева говорила, что Черубина наверно очень безобразна, а иначе она бы уже давно явилась перед своими восторженными почитателями. Дамы, в основном, согласились с Дмитриевой и предложили Гюнтеру высказать свое мнение, но тот благоразумно уклонился. Потом Дмитриева прочла несколько стихотворений, которые Гюнтеру понравились, и он высказал Лиле свое мнение о них, а Любовь Дмитриевна добавила, что Гюнтер хорошо перевел стихи ее мужа и уже перевел стихи многих русских поэтов. Тут-то Дмитриева и обратила внимание на Гюнтера: ей хотелось романа с каким-нибудь знаменитым литератором, и Гюнтер вполне мог подойти на эту роль. После этого Лиля прочитала еще несколько своих стихотворений, и Гюнтер поинтересовался у нее, почему же она не посылает их в "Аполлон". Дмитриева ответила, что один её хороший знакомый, господин Волошин, уже обещал об этом позаботиться. Через некоторое время Гюнтер встал, чтобы покинуть собрание дамского кружка, и в этот же момент поднялась и Дмитриева, так что по петербуржскому обычаю пришлось Гюнтеру предложить себя в провожатые даме, и наша героиня не отказалась. В этот момент Дмитриева уже сильно заинтересовала Гюнтера, недаром он дает такой портрет Лили Дмитриевой: "Она была среднего роста, скорее маленькая, довольно полная, но грациозная и хорошо сложена. Рот был слишком велик, зубы выступали вперед, но губы полные и красивые. Нет, она не была хороша собой, скорее – она была необыкновенной, и флюиды, исходившие от нее, сегодня, вероятно, назвали бы “сексом”".Но это Гюнтер напишет потом, значительно позже, а пока... Взяв извозчика, Гюнтер доставил Лилю к её дому, но попрощаться ему не удалось, так как Дмитриева вдруг заявила, что ей хочется немного пройтись. Что было делать бедному Гюнтеру? Не мог же он бросить даму одну на улице – пришлось ему согласиться. Началась их долгая прогулка. Они шли куда глаза глядят, и Дмитриева, к большому удивлению Гюнтера, стала ему рассказывать о себе. Дошла Лиля и до Крыма, и рассказала о том, что долго жила в Коктебеле в доме у Максимилиана Волошина. Это немного зацепило уже заинтересованного немца, и Гюнтер слегка подшутил над "антропософической любовью Волошина к Рудольфу Штейнеру", который, как известно, больше интересовался пожилыми дамами, обладавшими приличными средствами к существованию. Лиля не обратила никакого внимания на шутку Гюнтера и продолжила свой рассказ. Теперь Дмитриева рассказала о том, что летом у Волошина она познакомилась с Гумилевым, из осторожности умолчав о том, что с Гумилевым она познакомилась раньше, и о том, что в Коктебель она приехала вместе с Гумилевым. Зачем Гюнтеру было знать о таких мелких подробностях ее личной жизни? Клиент был готов! К употреблению. И Дмитриева быстро его употребила. Смотрите, как это произошло. Гюнтер был уже весьма заинтересован как рассказом Дмитриевой, так и самой рассказчицей. Еще бы, ведь её любовниками уже были два известных поэта – и Гюнтер решил осторожно поинтересоваться: "Теперь вы преследуете своим сарказмом Черубину де Габриак, потому что ваши друзья, Макс и Гумилев, влюбились в эту испанку?" Дмитриева вдруг остановилась, тяжело дыша, и спросила удивленного Гюнтера: "Сказать вам?"Гюнтер молчал, но Дмитриева схватила его за руку и, дрожа от возбуждения, снова сказала: "Я скажу вам, но вы должны об этом молчать. Обещаете?"Какое-то время они оба молчали, потом Лиля подняла голову и начала: "Я должна вам рассказать... Вы единственный, кому я это говорю..."Лиля отступила на шаг, решительно посмотрела на своего спутника и, не выпуская руки Гюнтера, почти выдавила: "Я – Черубина де Габриак!"Только теперь Лиля отпустила руку Гюнтера, внимательно посмотрела на него и тихо, почти нежно, повторила: "Я – Черубина де Габриак". Черубина де Габриак: другая сторона медали или, о чем не написал Макс Волошин. Часть VI (Продолжение следует) Дорогие читатели! Старый Ворчун постарается ответить на все присланные письма. Внимание! На сайте WWW.ABHOC.COM теперь выпуски появляются раньше, чем выходит рассылка. Труды Старого Ворчуна: WWW.ABHOC.COM , на котором собраны все выпуски рассылок "Ворчалки об истории" и "Исторические анекдоты", а также Сонник по Фрейду © Виталий Киселев (Старый Ворчун), 2009 abhoc@abhoc.com |
| В избранное | ||
