Мысли старого Пиита.

В конце жизни, измученный подагрой и ревматизмом, часами сидящий в глубоком кресле, у окна, в своем уютном особнячке на Басманной улице, он сожалел лишь об одном: что не может попасть в театр, на концерт, в оперу, на спектакль...

Невыносимо болели ноги, скрюченные пальцы рук уже плохо держали перо, оно то и дело выскальзывало и плавно ложилось на ковер у ног. Он нетерпеливо звонил в колокольчик, дверь отворялась, неслышной тенью возникал рядом верный Игнатий, клал барину на колени перо и бесшумно исчезал снова. Знал, что Василию Львовичу, коли пишет, докучать невозможно, будь то серьезное письмо, галантный мадригал, доклад в общество Любителей словесности, статья в журнал или катрен очередной басни!

Где - то в глубине дома, каждый день, чуть приглушенно, звучали клавикорды: Маргариточка* (М В. Ворожейкина - старшая, незаконорожденная дочь В. Л. Пушкина от А.Н. Ворожейкиной - Св. М.) старательно разучивала какую - то сонатину Моцарта или, может быть, Глюка - в последнее время слух начал его подводить:. Он даже не различал уже за дверью осторожных, мягких шагов преданной Аннушки, Annettе, Анны Николаевны , верной спутницы, так и не признанной обществом, блеск и шум которого он до самозабвенности любил!

Ах, что бы он только не отдал сейчас, чтобы пройтись по улицам, подышать свежестью бульваров, полюбоваться на кружевные тени шляпок московских модниц и насладиться шелковым шелестом их платьев!. Странно признаться, но этот звук всегда приводил его в неописуемое волнение, также, как и чтение стихов - безразлично чьих, собственных ли, чужих ли! Дмитриева, к примеру.

Впрочем, любезные дамы, желая сделать приятное неизменно утонченно -галантному, обворожительному Василию Львовичу, просили его чаще читать что - нибудь свое. Особенно щебечущим прелестницам нравилось вот это:

Маменька, Ольга Васильевна, бывало, со страху пряталась в комнаты за ширмы, едва ли не под кровать, если знала, что с утра "папенька в ажитации пребывать изволит"! А как узнал бы Он, что сыновья, гвардии сержанты Измайловского полка, рифмоплетством балуются, то и вовсе - надрал уши докрасна, не посмотрел бы, что в чинах и при погонах!

Эта страсть к искусству складывать слова в ритмически стройные хороводы, возможно, и побудила братьев Пушкиных совсем недолго оставаться в военной службе: Василий вышел в отставку в 1797 году, в чине поручика, а неугомонный Serge* (* Сергей Львович Пушкин, отец А. С. Пушкина - Св. М.), оказавшись под чарами невесты Nadine Ганнибалл, спешно оставил службу майором и долго еще тянул лямку в архиве канцелярии министерства.

Ну, а листки, исписанные бисерным почерком - все больше по французски, им он, как и Василий, владел наравне с родным, французы бывало изумлялись! - валялись у него тихо в секретном ящике бюро: не дай Бог, Nadine прочтет, высмеет, да и еще и приревнует к строчкам, а, надувшись, не будет месяц разговаривать! Да хорошо, если месяц! Как бы не год! Блистательна невестушка в умении дуться!

Ему с Капитолиной* (*Капитолина Михайловна Вышеславцева - московская красавица, первая супруга Василия Львовича с 1797 -98.г. В результате многолетней тяжбы добилась развода с ним в 1806 году. - Св. М.. ) повезло больше. :Бог мой, когда же это было - Капа?! Не иначе, как лет сто назад! И сбежала от него она тогда, чародейка московская, да еще потом его же и выставила прелюбодеем, сущая фурия! Да так выставила, что пришлось смириться с приговором Синода - пожизненным безбрачием, и отбыть, томительное ему, светскому человеку, церковное наказание - семимесячную епитимью в одном из монастырей! Одно утешение всё же было: уехали они с Аннушкою после того далеко, дальше не бывает - в Европу, на целые два года! Принят он был в самом лучшем обществе, французский журнал литературный,"Mercur d`France", принял к печатанию четыре его перевода русских песен,(!) аристократы ему улыбались, светские красавицы за остроты - bonmot - рукоплескали, а мадам Рекамье при встрече даже ! встала с кушетки, чтобы протянуть русскому питомцу муз руку! Божественная длань, гладкая, бархатистая, теряющая очертания в прозрачной крылатости одежд! Как ни владел собою он, поэт - обольститель, ценитель изящного и превыше всего - Красоты, обомлел все же тогда слегка, сердце замерло, и почему то подумалось нелепо: "а плохо утром каналья Игнатий протер пряжки на башмаках, тусклы!"

Дивная Жюльетт, не обращая внимания на его замешательство, о впечатлениях путешествия расспрашивала, все время сияя теплой улыбкой. Он ответил, сперва немного невпопад, смешался, но быстро нашелся, сострил как всегда. Она рассмеялась , похвалила за находчивость, и заметила, что почти то же самое говорит месьё Рене*,(*Шатобриан - франц. писатель, дипломат, политич. деятель, друг и возлюбленный мадам Рекамье. - Св. М.) да и Консул думает также : "Наполеон!" - промелькнуло тогда у него в голове.

Она спросила, знаком ли он с Консулом .Узнав, что - нет, обещала устроить встречу.

Он потом часто вспоминал ее, эту встречу. Человек, с первого взгляда, ничем непримечательный, маленького роста, чуть полноватый: Но та энергия с которой он пожал руку, а потом заговорил, все время осыпая собеседника искрами, живущими в карих, проницательных глазах, заворожила поэта.

Хотя, казалось, ничего не было в словах Консула Республики более обычной любезности!

А вечерами бродил Василий Львович по парижским бульварам, об руку с Аннет, которая, уставши за день от беготни по модным лавкам ( искала башмачки на свою маленькую ножку), всё умоляла его вернуться побыстрее в гостиницу, да отдыхать, а то завтра опять ни свет ни заря, побежит он по торговым рядам, редкости книжные искать, пыль глотать, да на лекции метафизика Сикара, да в "Hotel d`Charite" (*Дом Милосердия - приют для душевнобольных, здание, являвшееся образцом архитектурного искусства. Достопримечательность Парижа. - Св. М.), кофею не выпив, а вечером - балы да визиты, не поговорить, ни помолчать им вволю, вдвоем!

Соглашался, скрепя сердце, Василий Львович, кивал, вздыхая, завитым коком a la Titus , и тянул свою Анну Николаевну в сторону от ярко освещенных домов и тротуаров. Душа его рассыпалась тогда на тысячи осколочков огорчения: не понимает ее купеческая душа порывов пиитических, и вольности души, не понимает!

Библиотеку собрал, путешествуя по Европе (1801 - 1803 гг. Франция, Англия, Германия- Св. М.), Василий Львович бесценную, многое в собрании было редкостью даже для европейца, но сгорела она дотла, вместе с домом, картинами, гравюрами и мебелями новыми, в Москве, во время пожара 1812 года! Какое было ужасное время для России и славных ее защитников!

Василий Львович опять вздохнул, вспомнив, как ехал он на деревянной телеге, наспех побросав на нее кое - что из вещей, вместе со всеми уходящими из Москвы в Нижний Новгород. Жил там в стылой избе, ходил в драной шубе, спал на какой- то грубо сколоченной кровати, похожей на скамейку, но более сожалел не о себе, ни о сгоревшем в Москве доме и имуществе (Аннушка молчаливо тому удивлялась, вздыхала, горестно головой качала!), ни о ценных книгах, превратившихся в горстку пепла, а о доблестных войсках русских, что отступать должны перед неприятелем! Да еще о племяннике - лицеисте Александре, только начавшем тогда учиться. Хорошо, минуло детей лицейских бедствие, а не то, так тряслись бы тоже по слякоти в обозах! Бог, однако, миловал!

В тогдашнем своем письме верному другу, князю Петру Андреевичу Вяземскому Василий Львович сокрушенно изливал душу:"Другой Москвы не будет, и час от часу разорение столицы нам будет чувствительнее. Я потерял в ней все движимое мое имение. .. Ничего вывезти не мог и никто не помог мне в такой крайности! Что делать? Я благодарю теперь Бога, что он осенил щитом своим храбрые наши войска.

Атилла нашего века ( т. е. император Наполеон - Св. М.) покрыл себя вечным стыдом и бедствия наши ни малейшей не принесли ему пользы."

Но тут же, несколькими строками ниже, он, вечный баловень муз, не могущий и часу жить без рифмы, добавлял:" Посылаю тебе стихи мои к жителям Нижнего Новгорода. Три первые куплета тебе известны. Вот и последние. Не знаешь ли чего о Жуковском?" (14 декабря 1812 года. Нижний Новгород.)

О Жуковском.. Вот так было всегда: литература, театр, общественная жизнь, жизнь искусства, журналов, баталии критиков, светский шум, успехи и слава литературная - племянника Александра, которому дали в "Арзамасе" прозвище "Сверчок" - все это волновало его неизмеримо больше, чем собственные неудачи: подагра, которую он шутливо называл "дщерью Сатанеллы", переменный успех его творений в печати, болезни детей: - Левушки и Маргариты. Детей, которые никогда не носили его имени, а назывались лишь "воспитанниками"!

Бог один ведает, сколько писал он прошений в Синод и в Духовную Консисторию - о прощении и снятии с него церковного обета безбрачия; в Сенат - с нижайшими просьбами на имя Комиссии о присвоении детям его фамилии!!

Но все просьбы неизменно бывали отклонены. "Высочайше" позволено только оставить "воспитанникам" часть имущества, принадлежащего Василию Львовичу по родовому праву наследования. Он бумаги незамедлительно оформил, но что то сокрушало его, съедала его тревога: Чего - то просила душа его, все время жаждущая нового, трепетного, высокого, истинного, поэтического. Вечерами, при оплывающих свечах, несмотря на ворчание Аннет, вчитывался подолгу в страницы журнальные, где не на шутку разгорелась вражда - спор между "шишковистами" и "карамзинистами", как метко прозвали их в обществе. Изучая критические опусы Ардалиона Шишкова, разносящего в пух и прах поэтов, говорящих "площадным языком", в том числе и Александра, с его блестящими "южными" поэмами, которые можно было "твердить лишь для наслаждения"; Василий Львович кипел от гнева, раздражался, хватал бумагу и чернила, и писал критические отповеди, часто и в стихах, посылая внутренне проклятия всем тем, кто не мог понять величи! ны поэтического гения Александра!. Как приятно было "дядюшке по Парнасу" находить в его, племянниковом, "Онегине" следы своей шутливо - фривольной, спрятанной от всех, но всем известной, поэмы "Опасный сосед"! Тот же легкий, живой слог, запоминающиеся рифмы и стихи. Вот только сюжет у Александра был более изысканн, благороден и прост - история жизни молодого человека, который разочаровался истинно в духе лорда Бейрона. Или - лишь подражая тому? Дожить бы до продолжения, но видно нет, не суждено!

Александр горяч и вспыльчив, и еще не отдал полной дани страстям, подстерегающим молодого человека, но, быть может, предстоящая его женитьба на красавице мадемуазель Натали Гончаровой даст ему то, чего не достает сердцу пылкому и увлекающемуся, и в то же время - истерзанному ранами и обидами, вспышками уязвленной гордости и таланта, вынужденного в глуши смирять звуки своей лиры!

Стыдно на склоне лет признаваться, но порядочно испугался дядюшка, узнав, что племяннику грозит высылка в Михайловское из Одессы! Даже письма ему остерегался писать первое время. Малодушие коварно, но когда голова твоя седа и ты испытал все горести жизненные, вплоть до потери близких и любимых; и ничего -то в жизни не остается, кроме двух хрупких жаворонков, которые, умри ты завтра и внезапно, останутся без имени и средств, то поневоле склонишь голову перед доводами рассудочности! Он пытался отнестись к шалостям племянника с жесткостью и холодностью: Вышло плохо. Прочел отрывки из новой пиесы Александра "Борис Годунов", восхитился до глубины души, написал покаянное письмо: И вот, последние годы озарены светом теплой дружбы двух поэтов - старого и молодого. Не бывало так, чтоб, приехав в Москву, не навестил Александр дядюшки, не оставил у него своих пиитических новинок, которые тот потом с восторгом декламировал в Обществе любителей российской словесности или у себя ! на вечерах на Басманной!

Вечера на Басманной, где разыгрывали шарады и буриме, шутливые спектакли по басням, и с жаром обсуждали новости, театральные и литературные, а иногда и танцевали - под музицирование Маргариты: Как то будут они проходить без него: Да и будут ли? Кто сможет еще так смешить и обвораживать дам, не готовясь, "с пылу", что называется, говорить комплименты, с листа переводить с латыни и италианского?

Все собирался он перевести и с французского еще: из песен любимого им Жана Беранже. Где - то на полке стоял томик. Близко, вроде бы. Можно попытаться сделать несколько шагов. Попытаться:. Он привстал с кресла.

Ковыляя, на негнущихся, опухших ногах, добрел до полок, любовно провел ладонью по толстым золоченым корешкам: Так ласкают любимую женщину: осторожно нежно, почти затаив дыхание... Он вытащил из плотного ряда книгу с песнями Беранже, раскрыл том и, чувствуя, что в глазах темнеет, тяжело, грузно осел на диван, откинувшись спиною на подушки. Не хотелось кого то тревожить, звать, пугать детей, вечно кудахчущую над ним Аннушку. Обойдется, небось, отпустит! Все пустяки: Повидать бы только еще Александра. Сказать ему, что Катенин невыносимо скучен, хотя в нем искра таланта, определенно есть.. Но будущее в руках племянника, это несомненно! ВасилийЛьвович улыбнулся, закрыл глаза и почудилось ему, что видит он себя в тряской карете что катится по московско - петербургскому тракту, а в карете едут они с Александром - маленьким кучерявым мальчиком, который почему то взрослым голосом отвечает ему: "Да, дядюшка, да! Я давно знаю, что Катенин скушен!. Пожалуйста, успокойтес! ь! Я привез Вам новые стихи." И вдруг улыбается, озорно: "А ведь это мне покойная тетушка Анна Львовна перед дорогой дала сто рублей на орехи, а не Вам! А Вы мне так и не вернули!" И, уже не чинясь, брызжет лукавыми искрами глаз и хохочет: Неудержимо! Этот хохот достигает его затуманенного слуха и становится похожим на нежный звон какого - то колокольчика. Он хочет дотронутся до него, заставить смеяться - звенеть еще, но все тонет в глубоком мраке. В открытое окно вплывает жаркое марево конца лета 1830 года 20 августа. З часа пополудни. Московские колокола звонят к поздней обедне. Над особняком на Басманной сонно вспархивает ввысь стайка голубей. Они некоторое время кружатся в воздухе, потом растворяются в небе, оправленном в золото куполов, унося неслышно на крыльях душу того, кто не мыслил дня жизни без строки и рифмы. "Писателя нежного, тонкого, острого." (А. Пушкин.) "Парнасского отца" гения: Унося Её к месту Небожительства. Может быть, на этот самый ! Парнас, кто знает?

Имя Василия Львовича Пушкина почти забыто пушкинистами и исследователями. Он "присутствует" в литературе, по большей части, как родственник гения, а его стихи, остроумнейшие письма, переводы, статьи и басни остались практически неизвестны широкому кругу читателей. О судьбе его вдовы, Анны Николаевны Ворожейкиной, детей и потомков - тоже ничего неизвестно, они не упоминаются практически нигде в более чем обширнейшей пушкиниане! Богатейший архив В.Л. Пушкина или утерян, или лежит ненужно в недрах институтов и музеев. Последнее издание стихотворений этого интереснейшего поэта, стоявшего у истоков формирования личности и гения Александра Пушкина, датируется 1989 годом, то есть, "прошлым" веком!

Поневоле вспоминается Пушкинское, резкое: " Русские ленивы и нелюбопытны":. Мы заслужили эту отповедь более чем кто либо.. Увы!

Надеюсь, что эта статья - новелла вернет к жизни имя, когда - то сиявшее на небосклоне русской литературы уверенно и чисто!

Автор:Cветлана Макаренко