Отправляет email-рассылки с помощью сервиса Sendsay

Чтоб вы так жили!

Подписаться Бесплатная «Серебряная» новостная рассылка . Подписчиков 892 RSS
←   Декабрь 2005   →
 1
 2
 3
 4
 5
 6
 7
 8
 9
10
11
12
13
14
15
16
17
18
19
20
21
22
23
24
25
26
27
28
29
30
31


За последние 60 дней ни разу не выходила


Сайт рассылки: http://www.ermanok.net
Открыта: 28-05-2003

Автор
Яков

Статистика

892 подписчиков
0 за неделю
←   Все выпуски   →

Чтоб вы так жили!


Информационный Канал Subscribe.Ru

Чтоб вы так жили!

Выпуск №140. 12 декабря 2005г.

Каждый день - обновления на сайте WWW.ERMANOK.NET

ФОРУМ

К читателю


Здравствуйте!


Смотрите, кто пришел!
"День Надежды"(продолжение)

НИКОЛАЙ ГУДАНЕЦ

Никто в вагоне не плакал, Наденька. Сил у людей не было, да и не выплачешь такое. Кормили нас очень плохо, в вагоне темно весь день. А я как проснусь, сразу к окошку. Май тогда был -- зелень кругом, птицы... По Польше нас везли, страна очень красивая, помню, замки видела, стоят прямо посреди деревьев, красивые, как в сказке. Только тоска была на сердце такая, что не расскажешь. В неволю ведь ехали. Да... А когда приехали в Германию, нас на границе первым делом мыли в душе, мыло выдали -- жидкое какое-то, противное, потом всех раздетыми осматривали, проверяли, нет ли вшей. Я стыдилась очень, все пряталась за маму. А когда весь поезд проверили, снова повезли, и попали мы в концлагерь Дахау. Жили в таких длинных бараках, нары в два ряда. Есть нам давали вот такой ломтик хлеба в день и еще похлебку из брюквы, сплошная вода, а не похлебка. Как раз в лагере начался тиф, и нас два месяца там продержали. Очень много людей поумирало, сама не знаю, как мы с мамой живы остались. А из лагеря погнали пешком. Идти было трудно, от такого пайка все ослабели. Потом в каком-то городке долго держали в большом старом замке, в подвалах. Оттуда погнали кого куда. Нас привели в город Дингольфинг, есть такой в Баварии. Нас троих никто не хотел брать в работники. Мама маленькая, худая,я тоже бледная и тощая, разве что Маша еще годилась в батраки, но мы-то твердили, что пойдем только вместе. Под конец нас взял один немец, староста из деревни Пухаузен. Мы подумали, что это и будет наш хозяин. Он с виду был незлой, такой круглолицый. Помню, этот староста нам сказал, чтобы мы положили свои мешки на его велосипед, и мы очень удивились. До сих пор мы считались хуже всякой скотины... Ну, и до Пухаузена мы дошли быстро, мешки ехали на велосипеде. В деревне староста нас отдал фермеру Рингильштеттеру, на хутор Альтфальшалох.
Это по-немецки значит "старая дыра". Смешно, правда?
Наш хозяин с виду был очень неприятный. Пожилой уже, очень длинный и сутулый. Маму взять он не захотел, и ее тогда отдали по соседству, герру Рормаеру. Тот был совсем старик. Жена у него была очень злая, рыжая как огонь, а детей трое, и все маленькие. Девочка и два мальчика. Наш хозяин был холостяк, а примерно через год женился на своей экономке. Она была очень ленивая, а покричать на других любила. Каждое утро ни свет ни заря она на весь дом кричит "Anna, aufshtein!" Это значит, вставай. И если я хоть на минутку опоздаю, начинает ругаться. Спускаться к ней надо быо уже причесанной, иначе опять начиналась ругань. Она на меня ругалась "krippel", это значит урод, и "hoolosa", это значит вроде доходяги. В Баварии вообще говорят не так, как все немцы. Ну, я немножко выучила этот их диалект. Когда хозяйка на меня кричала, я начинала плакать. Она тогда злилась и кричала так: "Ezt haudu dich a zo in Fozen ein, das du weist du woishst". Это значит: "Сейчас я дам тебе в морду, тогда узнаешь, чего ревешь." Но она меня не била, нет. А обязанности мои были такие. С утра надо было принести дров и растопить плиту, стол накрыть к завтраку, еще накормить кур, всю посуду перемыть, и еще много чего. Только хозяин уйдет из дому, хозяйка садится отдыхать и все покрикивает: "Анна, то, Анна, другое." Вот так...
(Зарешеченное окно комнатки, где стоят две солдатские койки, выходит на птичник. Будит Аню оранжевый мосластый петух, отчаянный забияка и наглец, гордо вышагивающий в толпе суетливых несушек. Окно на втором этаже аккуратного белого дома с двумя трубами на черепичной крыше. Справа, впритык к дому, стоит коровник, слева, за птичьим двором, -- свинарник и загородка для свиней. Сбоку двора конюшня. Прямо перед домом вырыта большая яма, куда батраки сваливают на тачках навоз, и потом в бочке вывозят на поля, а за ямой, у невысокого забора, -- несколько лип и голубятня на столбе, с приставленной длинной лестницей. За домом амбар и яблоневый сад. Хозяйство крепкое, на славу).
После обеда я мыла посуду, еще полы на кухне и в коридоре. Потом шла работать в поле. Если опаздывала, злился уже хозяин. Помню, один раз после обеда хозяйка заставила меня расчесывать ей волосы, они у нее были очень длинные и красивые. Так хозяин прямо взбесился, хозяйке досталось не меньше моего. А мне -- мотыгу в руки и в поле. Самый трудный день была суббота, я тогда мыла полы во всем доме. И еще сорок ведер воды надо было наносить в погреб и выскоблить там пол голиком. Потом мыла площадку перед домом, а шланга не было, и всю воду носила ведрами... Работать я кончала в одиннадцать часов. И выходной был только в воскресенье после обеда.
Каждый день я ходила к маме. Хозяин у нее был очень жестокий, и мама надорвалась от непосильной работы. А кормили маму очень плохо. Мне хозяйка иногда давала хлеба с маслом, так я его весь относила маме. И вот мама заболела очень тяжело, мы с Машей боялись, что она умрет, но она поправилась, даже без врача. Потом только мама плакала и говорила, что ей горше всего было думать, что похоронят ее в чужой земле. Мамин брат до революции был в плену в Германии, так у него поговорка была: "Кто за Дунаем не бывал, тот и горя не видал."
...Может, не надо тебе все это знать? Но я ничего не могу с собой поделать. Разве я не имею права ходить сюда? Наденька! Доченька моя...
(От слез становится легче. Она плачет, и ей приходит на память, как однажды хозяин куда-то отлучился с поля, и батраки уселись отдыхать. Аня нашла за кустами прогалинку, сняла полосатую лагерную рубаху с прямоугольной нашивкой "ost" на правой стороне груди, и легла наземь, в густую траву, подставив солнцу худую грудь с розовыми сосками. И чужое солнце тихо гладило кожу маленькой рабыни. У нее теснило дыхание, слезы подступали и все никак не могли пролиться...
-- Анна! Анна! -- вдруг закричал кто-то из батраков.
Возвращался хозяин).
Я не плачу, Наденька. Я уже не плачу. Ты не обращай внимания, ладно? Хочешь, мы будем кормить голубей? Только ты играй, играй, а я накрошу им булку... Я никогда не ела голубей, правда, Наденька. Это Артур украл их, и все ели, но я не смогла...
Вот, слетелись и клюют... Голодные...
Ну что еще рассказать? Маша работала скотницей, ей тоже приходилось несладко. Еще на хуторе работали три француза. Один был худой, болезненный, звали его Зепп. Второй, Артур, был высокий, плечистый, горбоносый. Лентяй ужасный. Он плешь прикрывал беретом, даже за столом его не снимал. Мы за столом сидели всемером: хозяйка, Маша, я, французы и еще Войтла, батрак. Герр Рингильштеттер ел отдельно. Третий у них был араб из Туниса. Маленький такой, кривоногий. Они с Артуром друг друга прямо терпеть не могли. Помню, из-за чего-то они страшно подрались, прямо во дворе. Били куда попало, насилу их разняли. А у араба этого, у Эмиля, была жена с детьми в Тунисе, но в него влюбилась одна немка, Эльза, она тоже работала у Рингильштеттера. Он ее обещал увезти в Тунис. Очень противный был Войтла, немец-работник, года на два старше меня. Рожа у него была глупая, противная, вся в прыщах. Он мне много гадостей делал, иной раз даже колотил. Всегда доносил на меня хозяйке. А я его дразнила так:
Voitla bum-bum, treibst Floh aus die Stube, treibst hinter in Stoll, stes o mit di Noll.
Это значит: "Войтла, бум-бум, балбес, то есть, гони блох из гостиной, загони в хлев и наколи на булавку." Правда, смешно? Он очень злился, когда я это пела. Я была счастлива прямо, когда этого Войтлу в армию взяли. Потом он погиб на фронте. И хозяйкин брат погиб, когда наши уже совсем близко были от Германии. Хозяйка страшно злобилась на нас за брата, как будто это мы его убили, но в то время нам уже стало немного полегче. Уже не так над нами измывались, как раньше иногда бывало...
Самое приятное для меня было, когда мне давали какие-нибудь поручения. Я на велосипеде ездила в Штраубинг и в Дингольфинг к сестрам хозяйки. Однажды даже поездом ездила, в Регенсбург. Это когда хозяйке перед свадьбой делали операцию глаза, она ведь была косая. Только глаз все равно остался косой. А в Регенсбург я возила пакет, но что в нем было, не помню. Билет я сама брала в кассе и очень боялась, что вдруг меня задержат. Города эти были очень красивые, всюду скверы, кирхи, то есть церкви, с высо-окими шпилями. Лучше всего было ездить к хозяйкиной матери. Она была старушка небогатая и очень добрая, вырастила шесть дочек и двоих сыновей. У нее в саду, помню, росли грецкие орехи, огромные деревья. И я собирала орехи, если мне позволяли, конечно. Уплетала их за обе щеки. Да... Еще у меня на совести воровство. Да-да, Наденька. Французы жили в Пухаузене, на чердаке большого сарая, и ночью их сторожили. И вот Артур меня попросил украсть для пленных яиц, уж не помню, какой у них там летом был праздник. Я страшно боялась, но отказать тоже язык не повернулся. И еще я воровала хлеб для Кости. Он жил далеко, за лесом, а по воскресеньям приходил на соседний хутор к своей матери. Он был очень хороший мальчик, добрый. Вот он однажды сказал мне, что мечтает наесться вдоволь хлеба. И я стащила для него каравай. Так мы и жили в Германии.
А освободили нас американцы...
(За холмом послышался рокот, и на склон выползают четыре пятнистых танка. Волоча за собой прозрачные клубы выхлопов, они поворачивают, огибая рощицу, и ползут к дороге. Уронив мотыгу, Аня стоит как зачарованная и глядит на танки. Она видит танкистов, сидящих в башенных люках. Танкисты небрежно курят, их шлемофоны расстегнуты; у одного шлемофон болтается на шнуре, и ветерок треплет соломенный чубчик.
Проезжая мимо Ани, он улыбается и машет рукой девочке в полосатой лагерной куртке. Нигде не слышно ни одного выстрела, только рычат четыре мотора, и гусеницы с лязгом утюжат щедрые баварские поля. Танки уходят на восток, облитые высоким весенним солнцем, они ныряют и покачиваются в зеленом сиянии земли, и Аня смотрит им вслед, пока они не скрываются из виду).
Сначала пришли танки, а потом приехали солдаты на огромных машинах. Даже странно, не было никаких боев, нигде ни одного выстрела. Американцы все были рослые, здоровенные парни, форма у них аккуратная, даже на рубашках складочки заутюжены. Свежие такие, словно не на войне, а на прогулке. Они особенно не стеснялись, для начала пошли в курятник, набрали яиц, курочек себе наловили. Потом сделали в доме обыск, взяли что кому понравилось. У хозяина в комнате стоял большой буфет, они открыли и взяли все вино. А хозяина все хлопали по плечу и смеялись. Мне хозяин сказал потом, что, наверное, русские так бы себя не вели.
(Первыми уезжают французы. Их везет трактор. Французы стоят на большом прицепе и машут всем на прощание. У заборчика стоит Эльза и смотрит на своего Эмиля, уезжающего к жене в далекий Тунис. Она стоит там одна очень долго, пока трактор не переваливает через гребень холма. Эльза рослая, широкая в кости, с очень крупными руками).
Американцы дали приказ -- всем, кого угнали в Германию, явиться в Штраубинг. Герр Рормаер подарил маме очень красивые швейцарские часы. Наш не подарил нам ничего, зато велел запрячь лошадь и дал провожатого. Очень мне запомнилось, как ехали в Штраубинг. Там ведь в мае очень красиво. Кругом холмы, горы видно, все так чисто, аккуратно, даже леса высаженные, как по ниточке. Только у меня, Наденька, душа к этой красоте никак не лежала. Что ни говори, а дома все лучше...
Из Штраубинга нас очень скоро повезли на север. Ехали в большущих машинах, водители были негры. Переехали через Дунай. Когда через Нюрнберг проезжали, там ни одного целого дома не видели, одни развалины вдоль дороги. Маму в машине растрясло, она была очень слабая еще.
(Аня едет в кабине, вместе с негром-шофером и его напарником. Напарник весело скалит зубы, подмигивает. Он несильно тычет Аню большим пальцем в бок и без умолку болтает по-английски. Кое-что из его жестов Аня поняла и сидит, вся сжавшись, забившись в угол. Машину останавливают -- оказывается, маме плохо; ее рвет. Аня выскакивает из кабины и забирается в кузов. Негр вылезает, встает на подножку и зовет ее обратно в кабину. Он извиняется, прикладывая руку к сердцу. Кажется, он искренне расстроен)
Окончание в следующем выпуске


Здоровья и благополучия!
Ваш Ермак

Моя почта


Интересные ссылки

1.ZipSites.ru
Архивы сайтов на любой вкус.
Вы много времени проводите в Интернете, когда вам нужно найти ответ на интересующий вас вопрос? Зачем? За вас уже все сделали. Заходите, и все найдется.

2.Потому что круглая Земля.

Смешные и познавательные истории о путешествиях автора по разным странам. Принимаются для публикации рассказы и информация. Чем раньше пришлешь - тем быстрее прочтешь. Почитайте, улыбнитесь - и к вам потянутся люди. Время пошло.

3.Мастера и шедевры.
Интересные рассказы о выдающихся художниках - от Древнего Египта до наших дней. Об их жизни и творчестве, о картинах и тех, кто на них изображен.
По книге И. Долгополова "Мастера и шедевры".
Для истинных любителей искусства.


Каждый день - обновления на сайте WWW.ERMANOK.NET

Рассылки Subscribe.Ru
Чтоб вы так жили!
Архив рассылки "Чтоб вы так жили!"

Subscribe.Ru
Поддержка подписчиков
Другие рассылки этой тематики
Другие рассылки этого автора 		Подписан адрес:
Код этой рассылки: rest.joke.takzhili1951
Архив рассылки 		Отписаться
Вспомнить пароль
В избранное