Отправляет email-рассылки с помощью сервиса Sendsay

Ильявости

  Все выпуски  

Ильявости Выпуск от 04/10/2004


Информационный Канал Subscribe.Ru

Привет!

                        КАКАО, ЦВЕТЫ И ПИАНИНО

Каждая  профессия  дает  человеку какие-то навыки, абсолютно не нужные
ему  в  быту  и  личной  жизни.  Кассирша  супермаркета,  доставая  из
домашнего  холодильника  вязанку  сарделек,  автоматически ищет кассу,
чтоб  пробить  себе чек. Училка русского по гроб жизни будет таскать в
уме  красную  пасту,  машинально исправляя повсеместные "созвОнимся" и
"ложить".  Водители  пассажирских  автобусов, руля личным транспортным
средством, набитым женой, детьми и собакой, норовят держаться крайнего
правого ряда. При этом они жутко матерятся, когда специально обученная
нога   всякий  раз  давит  на  тормоз  при  приближении  к  автобусной
остановке.

Если  вы  меня  спросите:  "Лора,  а  что  тебе  дала  работа  моряком
загранзаплыва?  Ну,  кроме  богатого  людоведства  и человекознатства,
конечно?",  то  я  отвечу:  "Я  никогда  ничего  не  ставлю  на край".
Заштормить же может, понимаете ли.

Кроме  того,  работа  в  пароходстве навсегда отбила у меня симпатию к
какао.   Потому  что  в  одно  паршивое  воскресенье,  в  классический
шестибалльный  шторм,  я  им  вымыла  палубу  в  столовой  команды   и
кают-компании, и с тех пор от запаха какао меня укачивает.

Вы  знаете,  в  торговом флоте по воскресеньям на завтрак дают какао с
сыром.  В  понедельник - картошку с селедкой. Картошку можно собрать с
палубы  руками,  а  какао - оно ведь жидкое. Я сделала всё, как учили:
постелила  на  столы  по  три мокрых простыни, чтоб стаканы, тарелки и
чайники   надежно   присосались   к   горизонтальной  поверхности.  Но
поверхности   было   всё   по   фигу.   Она   то  и  дело  становилась
перпендикулярной  и  норовила  сбросить  с  себя  жратву  вместе     с
сервировкой. В какой-то момент она избавилась от пятилитрового чайника
с  какао.  Я  видела,  как  это  было. Я расклинилась буквально в двух
шагах,  когда  "боцманский"  стол  резко  ушел  вниз, а чайник завис в
воздухе,   терпеливо  дожидаясь  возвращения  стола.  Но  он  туда  не
вернулся,  он  рванул  куда-то  вправо.  При  этом со стола посыпались
стаканы  и сыр, а чайник, еще чуток полевитировав, медленно и печально
опустился на палубу крышкой вниз.

Я  не  помню,  почему  кретин-старпом  не  отменил  в тот раз завтрак:
обычно,  когда  палуба  и  переборки  начинают  меняться местами, корм
экипажу  выдают сухим пайком. Но на самом деле до сухпая почти никогда
не  доходит:  больше  всего  на  свете моряки любят нормально пожрать.
Может  быть,  еда  заменяет  им  половую жизнь, которая в рейсе если и
есть,  то  называется  медицинским термином. Наверное, они думают так:
если  еще  и  полноценное четырехразовое питание заменить онанизменной
сухомяткой,  то  тогда незачем и жить. Таким образом, жратва в рейсе -
это  смысл  и цель жизни экипажа. Поэтому даже при шести баллах моряки
имеют в обед борщ. Как его в таких условиях готовят - спросите у меня,
я расскажу.

Борщ привязывают к плите верёвками с четырёх сторон, делая что-то типа
растяжки.  Когда плита уходит из-под ног борща, он повисает в воздухе,
раскачиваясь  на  веревках,  и  ржет  над вашими попытками спасти свою
шкуру и уползти от него, кипящего на весу, подальше. Если борщ добрый,
он не стремится догнать вас. Но злые борщи никогда не жалеют человека.
Я  знаю  повара,  которому  в Японии (она была близко) снимали шкуру с
жопы,  чтоб  залатать ею прорехи на животе и груди: борщ догнал повара
спереди.  Откуда потом брали шкуру, чтоб залатать прорехи на поварской
жопе,  я  точно  не  знаю, но думаю, что с жопы старпома. Это была его
обязанность - проследить соблюдение техники безопасности.

Еще  я могу рассказать, как собирают с грязной палубы - в шторм чистых
палуб  на  камбузе  не бывает - падшие котлеты и, вымыв их под краном,
гримируют  ярко-красной субстанцией по имени "Сухарики специальные". К
мокрым  котлетам  перчёная  сухарная крошка прилипает особенно хорошо,
делая  их похожими на оскальпированные бычьи яйца, но подавать экипажу
немытые  котлеты  -  грех. Хуже, когда падают макароны: их очень долго
собирать  и  сложно  отряхивать. Но фиг с ними, с макаронами, борщом и
котлетами. Лучше о цветах.

Цветы,  как известно, растут только при том условии, если они посажены
в  землю.  Мне,  видать,  было  сильно  нечего  делать, когда я решила
считать  себя  ботаником  и  натаскала  в  пустовавшие цветочные ящики
кают-компании то ли 100, то ли 200 ведер земли. Нет, я вру: ведер было
не  менее  250-ти, но лично я принесла не более трёх: проникшийся моим
эстетством  старпом  поднял  всех свободных от вахт и работ матросов и
заставил их заполнить ящики землей с причала, на котором сиротела гора
чернозёма.  Натаскали 2,5 тонны земли человек пять, и заняло это у них
примерно  час. У меня, когда я в одиночку выкидывала землю за борт, на
это  ушла  ночь.  Утром  пароход  приходил во Владивосток, а вы еще не
знаете, что такое Санитарные Власти.

Санвласти - это the pizdets.

Так что лучше уж о какао. 

Какао  величаво  вышло  из  упавшего  вниз  башкой  чайника и затопило
столовую  команды. Широкими, воняющими шоколадом волнами оно ходило от
переборки  к  переборке,  билось  о ножки припаянных к палубе столов и
выплескивалось  через  комингс  в открытую дверь буфетной.  На волнах,
обнажающих  в  периоды  отлива  мёртвый  сыр,  качались  пластмассовые
салфетницы  и деревянные зубочистки. Всё железное - вилки, ложки, ножи
и  подстаканники  с  сахарницами  -  трусливо сбилось в углу, намертво
расклинившись там между диваном и телевизионной тумбой. Всё стеклянное
разбилось и шуршало осколками под слоем какао.

- Ты в пароходстве работала, - говорят мне, - это же такая романтика!
- Идите на хуй, - обычно молчу я в ответ.

"Что  стоишь?  Приборку  кто будет делать? Миськов?" - поинтересовался
старпом.

Поясняю:  Миськов  в  пароходстве  был  вместо  Пушкина.  Миськов  был
начальником пароходства.

Я  отцепилась  от  стола,  ступила  на  переборку (в обычное время это
стена) и пошла по ней в буфетную за ведром и тряпкой.

Нет,  давайте  лучше  опять  о цветах. Дело в том, что на каждом своем
пароходе  я  сажала цветы. И они росли. Они росли, потому что всё, что
им надо для жизни - это свет, вода и земля. Земли на том пароходе было
-  см.  выше  -  две  с половиной тонны. И она вся оказалась на палубе
кают-компании,    потому    что   пять   незакрепленных   пятиметровых
ящиков-клумб выскочило из стальных подставок и запрыгало меж столов.

Нет,  давайте  о  какао. Оно оставалось в столовой команды, но пока мы
говорили  о цветах, я собрала его всё. Палуба была липкая, но какао на
ней  уже  не  было.  Ведро,  в  которое  я  выжимала  тряпку, стояло в
буфетной, привязанное за ручку двери в столовую команды. Напротив этой
двери - следите за траекторией моего пальца - из буфетной выходила еще
одна  дверь:  дверь  в  кают-компанию.  Она тоже была открыта. Туда, в
открытую  дверь кают-компании, и улетело ведро с какао, отвязавшись от
двери столовой команды.

Теперь  о цветах. Они все еще стояли по местам в своих многоцентнерных
ящиках.  Уже почти все позавтракали, кроме капитана: он сидел за своим
столом напротив двери в буфетную и ел сыр-какао, когда в кают-компанию
влетел  снаряд  с  добавкой. В торговом флоте никто не носит форму, но
наш  капитан  ходил  весь в белом, как в Пиратах ХХ века, и всю дорогу
сдувал  с  себя  соринки.  Ведро с какао продолжило бы лететь дальше и
упало  бы  в  клумбу,  кабы  на  его  глиссаде  не  встретилось  белое
препятствие,   жующее   сыр.  Я  видела  его  глаза.  Глаза  капитана,
увидевшего, как в него летит помойное ведро.

И наконец, в последний раз о какао: я его ненавижу.

И  в последний раз о цветах. Ящики с цветами и землёй, без которой они
не  могут  жить, повыпрыгивали практически сразу после того, как какао
из  столовой  команды  переселилось  в  кают-компанию. Так что никаких
романтических  шоколадных  волн  на этот раз не было: что там каких-то
пять литров против двух с половиной тонн.

Весь  в  мокрой  почве,  как  будто только что выкопавшийся из могилы,
капитан   встал   из-за  стола,  взял  из  прикрепленного  над  столом
кольца-салфетницы  льняную  салфетку  и  промокнул  ею у себя в районе
груди что-то совершенно неразборчивое для моего глаза. Наверное, каплю
какао.  И  вышел  из кают-компании, сказав мне "спасибо". Что хорошо в
торговом флоте - там все говорят "спасибо".

Я  еще не ревела, когда вошел старпом и спросил, не Миськов ли сегодня
будет делать приборку в кают-компании.

Обед  и  ужин  в  тот  день  все-таки  отменили. Экипаж удовлетворялся
галетами и бланшированной в масле сайрой.

На  утро,  когда мы стояли на рейде Владивостока, а ноги и руки у меня
отсутствовали по причине ночных земельных работ, к борту судна подошел
катер. Я не боялась замечаний от санвластей: в кают-компании, столовой
команды  и  буфетной не осталось и следа от вчерашнего разгрома. Нежно
пахло  хлоркой.  Не сумев остановиться после выгрузки за борт 2,5 тонн
чернозема,  я,  впавши  в  какую-то разновидность гипермобильной комы,
вылизала объекты своего заведования до ненормального блеска, выискивая
по  углам  микроскопические  комочки  земли  и  истребляя запах какао.
Несколько   раз   за   ночь  в  кают-компанию  заглядывал  старпом  и,
убедившись, что я не нуждаюсь в помощи Миськова, уходил.

Толстая  тётка  с бородой и в белом халате, пройдясь по кают-компании,
открыла крышку пианино и провела пальцем по клавишам.

- Пыль, - строго сказала она, глядя сквозь меня на страпома.
  Тот хмыкнул и пожал плечами:
- Давно не играли.

                                                              (с)перто
































Нашей рассылке идёт 456-й день и её получают 126 читателей
---

http://subscribe.ru/
http://subscribe.ru/feedback/
Подписан адрес:
Код этой рассылки: rest.interesting.ilyavosti
Отписаться

В избранное