Виктор Феллер.

Прогноз на XXI век в контексте эволюции русского национального духа и православия.

В конце XIV - начале XV веков «большая зима» закончилась, и из этой «зимы» Россия вышла не только с изменившимися границами, но и с новым национальным духом, теперь уже истинно православным и христианским. Основные ценности нового национального духа были наследием не только первых веков насильно внедренного православия, но и послед-них веков тотального насилия. Самодержавие, как ценность, стало парадоксальным сплавом гармоничного византийского самодержавия и практики монгольского чужеземного правления. Дикость, какое-то изощренное зверство российской власти, особенно в острые периоды борьбы «за идею», останутся в русской и мировой истории одной из черных запоминающихся страниц.

Оправданием и ограничением такого вот самодержавия стала другая базовая ценность - воля. Ее исторические явления - в русских смутах и великой русской революции XX века.

Воля в русской культуре заняла место византийской соборности, которая так и осталась заглохшим начинанием XVI-XVII веков, не осуществившейся мечтой русских мыслителей последующих веков.

Нкконец, третьей ценностью стало терпение, приспособляемость к любым социальным и политическим институтам, к любым соседям. Эта ценность является почти антиподом западной терпимости, так как направлена на преобразование мира под католической доктриной, через нахождение баланса, нулевой равнодействующей действующих в обществе сил, то есть терпимость активна, деятельна, созидательна, направлена вовне. Терпение пассивно, его цель собственное приспособление под внешние условия, приспособление поведения человека и общины к чужеродным ему институтам государства и социального устройства, к инородному окружению.

И даже не приспособление, а уход, вот более точное слово. Как во время ига, русские при приближении монголов бежали в леса, так и во время самодержавия русские «убежали» — уступили власть иностранцам: грекам, немцам, французам. И делали это не по трусости и неразумению, а по глубокому презрению к должностям и деньгам, презрению, обратной стороной которого была черная зависть. Ведь и сейчас зачастую главная цель «новых русских» — как можно быстрее и «эффектнее» промотать состояние, пустить его на ветер.

Русское терпение — это бегство, уход. Это и вынужденное переселение народа в новые сферы деятельности, не только уход старообрядцев в леса, уход крепостных в казаки, уход в покорение Сибири, но и уход в Бога, уход в черта, уход в авторскую и уголовную песню. Русский Дух научился уходить от всесильного государства, находить свою свободу. Но когда государство теряло свою агрессивность, русский народ захватывал освобожденные им территории, но не для созидательной работы, а для разрушения. Почему? Слишком дисгармонична вся система российского бытия после ига, поэтому здесь возможны только два устойчивых состояния, а именно крайний деспотизм или анархия. Пребывая в середине, российская система находится в точке неустойчивого равновесия.

«Уход», как русская сверхценность, похож на византийский мистицизм, тем более, что путь к Богу был для русских главной дорогой ухода.  Поэтому эту ценность можно назвать ценностью Святой Руси. Сутью русского православия, каким оно сложилось после XIV века, было умиротворение человеческого духа с собой и с миром, спокойное непубличное служение Богу и людям преподобного Сергия Радонежского. В единении с Богом в Церкви, молитве — сама жизнь русского Духа. Практически повсеместно в XV—XVIII веках соблюдались жесткие требования поста, была распространена искренняя баготворительность и жертвенность. Именно в идеале Святой Руси источник русского терпения и главный адрес ухода (другой — в волю вольную).

В самодержавии Россия нашла форму существования на великой равнине, всегда бывшей перекрестьем потоков великих переселений. Именно эта машина способна была сохранять целостность государства и независимость народа, но тяжелой пудовой гирей висела на его шее. В воле нашел себя русский индивидуализм: «гуляй пока сила, потом замаливай грехи».

В Святой Руси русские нашли общинный идеал, источник любви и энергетической подпитки. Самое страшное преступление Петра I - это указ, принуждающий священников доносить на людей, перед ними исповедовавшихся. Это был яд для Святой Руси, разложивший ее в XVIII-XIX веках. Поэтому в XX веке православия уже не было, был мертвый церковный механизм, не способный предотвратить осквернения оптинского храма Смарагдовым и осквернения самодержавия Распутиным, а затем большевистский эксперимент, завершившийся «безбожной пятилеткой» (дальше была война, оздоровившая русское общество, и началось угасание большевизма). У русских остались только воля и самодержавие, родившие чудовищный режим самоуничтожения во имя мировой революции. Итог закономерен - крах.

Что же дальше? Придет ли Россия к православному идеалу органичного самодержавия, соборности и восстановит ли идеал истинной Святой Руси? Насколько этот идеал будет соответствовать раскладу сил в конце XXII века? Какие бури пронесутся над русской землей в XXI-XXII веках?

Чтобы ответить, надо подробнее проанализировать феномен воли. Мы говорим о воле как другом полюсе полного государственного порабощения, но, с другой стороны, сама «вольность» народа приводила к жестокой политической реакции. Воля - это относительность любых моральных запретов для личности. Это и болезненная реакция раба, сбросившего цепи и растерявшегося перед неожиданной свободой. Это торжество темных, звериных начал в душе. Но все это частности. Воля - это не только свобода, но и власть, это как поет Лидия Русланова - «я опущусь на дно морское, я поднимусь под облака» - буйство внутренней стихии. Вот здесь наверное и суть. В отличие от свободы, более разумной, чем душевной, часто дисциплинированной холодной, но чаще красивой и свежей, как вечная Ника Самофракийская, воля — это буйствостихии, а не свежий ветер, это океан страстей, а не спокойная речная зыбь разума. Русские умеют жить «в воле». Кто еще? Не знаю. Но плыть в бушующем океане неразумно. А если океан успокоится, то и душа тоже? Ведь обратная сторона воли - это рабство, а ее результат часто разрушителен.

Боюсь, что воля еще «наломает дров» в XXI веке, и это будет заключительный аккорд завершающегося цикла новой русской истории.

Что же придет ей на смену? Что-то китайское? А что китайское? Путь Дао? Храм Конфуция? Может быть, потоки китайских и индийских переселенцев станут особой проблемой России, и она найдет путь к их ассимиляции с помощью третьей идеи?

Характерно ли для всей православной культуры такое явление, как блуждающий авторитет Христа или это только признак русского православия? Что такое блуждающий Христос? От чего так получается? Почему в католицизме Христос не блуждает?

В католицизме Христос действительно сидит на сияющей вершине по правую руку от Отца, у него «на посылках» Святой Дух, как и у Отца. На вершине места мало - блуждать некуда.

В православии Христос только номинально на вершине, а раз не на вершине, то может быть в разных местах, и, поскольку он несет личностное начало, а личностное начало в культурах Отца принижено, то возникает приниженность и Христа, но не только приниженность, но и зависимость его положения от самого субъекта. В такой культуре место Христа не установлено обществом, каждый помещает его там, где его видит. Поскольку главная роль Христа - это спаситель, заступник перед Богом, защитник от дьявола, то Христос неизбежно, во-первых, близок к униженному человеку, во-вторых, выполняет посредническое служение, как на небе, так и в преисподней (что-то вроде «челночной» дипломатии). В апостольском символе веры Христос после своей смерти на кресте опустился в ад. «Блуждание» Христа отражает недостаточную зафиксированность его авторитета в общественном сознании, а также его роль посредника человека с небеснымисферами и преисподней. Следовательно, «блуждание» Христа- это характерная черта православия как такового, а не только русского православия.

Но в русской культуре диапазон его блуждания максимален, это действительно все пространство между Богом-Отцом и дьяволом, между «дном морским и облаками». Но что такое Христос, находящийся рядом с дьяволом? Это Христос, оправдывающий злодеяния Ивана Грозного как деяния самого Бога (разрушение Новгорода как разрушение Содома).

Причем не только в глазах Грозного (безумцы есть во всех обществах), но в глазах большей части общества, ведь очень многие русские в то время воспринимали гнев царя как гнев божий, считая его справедливым. Это эпизод в описании былинного казака, когда тот чуть мать свою не зарубил и не сделал это только потому, что она подошла сзади. Это дьявольское проклятие патриарха Пимена благочестивому царю Алексею и его роду за то, что тот защитил свое царское достоинство от его притязаний. Это черная злоба современных черносотенцев, которые в любом непонятном для себя явлении видят пришествие антихриста, а на самом деле лишь видят отражение себя в своем Христе.

Российская ненормативность (незакрепленность авторитета) Христа, в отличие от католической нормативности и протестантской сверхнормативности, рождает ту самую волю и, если православие останется религией русских в новом цикле истории, то и воля должна остаться в качестве основной ценности. Но может быть произойдет реформация православия подобно реформации католицизма? Возможно, но реформация эта будет не индивидуалистической реформацией, а общинной революцией. Церковный язык станет нормальным живым русским языком, ритуал упростится, но символ веры останется прежним. Россия избавится от старого Перунова заклятия, от гнилостных интонаций своего православия, сделав его радост-ным и гармоничным. Россия преодолеет и последствия ига, избавившись от идеи своего беспощадного ханского самодержавия. Россия, по-видимому, создаст синтез ценностей Святой Руси и воли-волюшки, обратив его к Богу.

И все-таки не получается сформулировать достаточно обоснованное и четкое предположение о формуле национальногоДуха русских в третьем тысячелетии. Сделаем заход не от латинской формулы Духа и не от Троицы, а от предполагаемого хода русской истории в XXI-XXII веках.

Основным историческим событием второй половины двадцать первого века станет устранение фактора пространства в перемещении больших групп людей. Будут созданы сверхскоростные и сверхнадежные транспортные средства общего пользования (что-то вроде магнитных «железных» дорог, уложенных в трубу, которые позволят очень быстро развивать скорость, превышающую звуковую в несколько раз). В отличие от авиационного, этот вид транспорта не будет зависеть от погодных условий, станции будут похожи на станции метро, но будут находиться над землей, причем непосредственно в городах и поэтому по удобству будут скорее похожи на обычные автобусные остановки. Этот вид транспорта будет удобен и безопасен, не только из-за бесконтактного способа перемещения в магнитных полях, но и из-за системы многократной защиты, в том числе и от террористических актов. Корпорация работников Большой Трубы (так условно назовем этот вид транспорта) станет в первой половине XXII века самой могущественной профессиональной корпорацией в мире, чем-то вроде Газпрома в современной России, будет одной из немногих транснациональных корпораций, «объединивших» мир в начале XXII века.

Следствием этой технической революции станет, как я предположил, отрыв не только отдельных групп людей, а всего общества от территорий, быстрое размывание государств. Представьте себе такие возможности: человек, и не только человек, а семья и не только семья, а целый коллектив (команда, большая группа фанатов, даже толпа, захваченная какой-то идеей) утром садится в этот поезд и через час-другой оказывается в любой точке земного шара, и так она может жить постоянно (транспорт очень дешев). Человек может жить в городе Уральске (Казахстан), работать в Москве или в Стамбуле, вечером развлекаться в Риме или Шанхае, ну а по выходным ездить на дачу в Калифорнию или Австралию. Фантастика? Да, но научная. Интернет тоже фантастика, но реализованная.

Произойдут и два других глобальных события. Это резкое удешевление энергии еще в первой половине двадцать первоговека, в том числе из-за создания термоядерной электроэнергетики (еще одна сверхкорпорация двадцать второго века) и тотальная компьютеризация и автоматизация экономики, которая, практически ликвидировав рабочие места во многих отраслях и сферах экономики, сделает производственный и организованный труд не всеобщей необходимостью, а делом избранных: предпринимателей, талантливых инженеров, экономистов, менеджеров, в общем, творческих и активных людей.

Количественно здесь будет работать не более 10% трудоспособного населения. Еще 10% будут их обслуживать: секретари, охрана, «поднеси-принеси» и т.д. Другая часть активного населения (средний класс) будет работать в сферах обслуживания многообразных личных потребностей, там, где компьютер не сможет дать полноценную услугу, прежде всего в сферах, где нужна душевность и теплота, а не точное и дешевое выполнение каких-то функций. Это деятельность, основанная на творческом самовыражении человека: музыка, живопись, организация массовых торжеств, которая станет одной из самых доходных и больших отраслей, так как жизнь многих людей превратится в сплошной карнавал. В этих сферах будет трудиться еще 30% трудоспособного населения. 20% еще будут трудиться в архаичных отраслях менее развитых стран, таких как Индия. Оставшиеся 30% станут профессиональными политиками, духовниками, монахами, пасторами и лидерами общин, а также бездельниками, бродягами, люмпенами, вечными студентами и профессиональными преступниками, охотящимися за доходами устроенной половины человечества.

Консервативная реакция в конце XXI - первой половине XXII веков на разрушительную свободу перемещения будет очень сильна. Консервативная реакция проявится не только в жесткой и повсеместной корпоративизации, опасно разделяющей народы, и не только в торжестве соборности, основанной на небывалом росте авторитета и влияния религиозных общин, особенно среди менее благополучной и некорпоративной части общества, но и в росте значения территорий, прежде всего национальных. В разных странах возникнут большие организации и политические движения, которые начнут бескомпромиссную борьбу против пилигримов, вплоть до того, что заними начнут охотиться. Кое-где вернутся к разрешительному режиму на въезд.

Поэтому национальные территории, быстро размываемые во второй половине XXI века, ко второй половине XXII века вернут себе суверенитет.

«Зимняя» Россия окажется в группе стран, наиболее пострадавших в XXII веке от революции свободы перемещения. Социальная структура здесь окажется очень жесткой и дисгармоничной. Небольшая и преуспевающая корпоративная элита будет жить в охраняемых и изолированных «царских селах», практически полностью отказавшись от контактов с местным населением. Их работа будет происходить в «царских селах» и на охраняемых объектах, а жизнь - в Европе, Америке, Японии, Китае. Не будет силен и многочисленен свой «средний класс», так как здесь будут господствовать китайцы и индийцы, живущие в своих странах и работающие вахтовым методом понедельно-помесячно в России. Но в первой половине XXII века многие из китайских и индийских челноков осядут в России.

Самым многочисленным классом станет класс люмпенов и бродяг. Но, по законам контрастного общества, очень сильным и многочисленным, гораздо многочисленней и увесистей, чем на Западе, станет и класс монахов, бродячих и оседлых, а во второй половине XXII века этот класс станет центром начинающегося духовного возрождения России. Именно тогда Россия начнет подымать соборную политическую систему, заставит корпорации открыться для российского общества, как пылесосом втянет в себя китайские и индийские духовные ценности.

Поэтому третьей русской ценностью все-таки останется воля, иначе русскому духу не вместить всего того духовного богатства, которое придет на его землю вместе с великим переселением восточных народов, иначе ему не удастся сохранить баланс между разнородными культурами, заселившими русскую землю, иначе он сам утонет в этом океане. Если русские примут ценность мистического христианства, мечтательной Святой Руси, то неизбежно уйдут во внутреннюю эмиграцию, так как их церковки и иконы, их Софийский, воспаряющий в небо храм, будут чужды гулкой душе мусульманина и семейно-уездной душе китайца. Да и всеэто - далекое византийство. Зато душа казака - это душа чистого поля и тихого Дона, душа русской природы, которую поневоле должны полюбить те, кто добровольно переселится в Россию. Это душа человека, открытого любой неожиданности, как хорошей, так и плохой, ведь ни поле, ни река не защитят его, но не защитят и от него. Когда-то в казаке слились монгол и русский, так и в XXII веке произойдет новый синтез - синтез русского и китайца, но произойдет это на русской земле и потому на русской основе. Китайцы подарят русским свой уютный китайский храм, который займет в его душе место великой Софии и ограничит крайние проявления его воли теплыми рамками семейной общины.