Отправляет email-рассылки с помощью сервиса Sendsay
  Все выпуски  

Всемирная история от Алексея Фанталова Историк на все времена.


Информационный Канал Subscribe.Ru

Историк на все времена.

 

Теория этногенеза Льва Николаевича Гумилева выглядит одной из наиболее убедительных концепций исторического процесса. Гумилевский термин «пассионарность» стало модным цитировать по поводу и без повода, причем бросается в глаза, что большинство «толкователей» толком не знакомы с работами Льва Николаевича.

Итак, вкратце – у теории Гумилева имеются несколько аспектов: пассионарность; понятие этноса; его периоды развития; системность и антисистемность. Для нашей темы важно следующее.

Согласно историку (и в этом он солидарен со Шпенглером и Данилевским) народ есть органическое явление, которое проходит определенные периоды жизни – «фазы»: подьем, акматическая фаза, надлом, инерционная фаза, обскурация. Причем эти фазы (как и само возникновение этноса) непосредственно связаны с состоянием пассионарности (уровнем энергетики) его членов.

В фазе подъема пассионарность растет, в фазе акматики она достигает высшего накала. Происходит «перегрев системы»  - борьба честолюбий, и этнос вступает в состояние надлома (резкого снижения энергетики).

В инерционной фазе (если посчастливится в нее войти, минуя депопуляцию) снижение пассионарности затормаживается и этнос живет накопленными богатствами и традициями. Этот период особенно благоприятен для «собирания плодов земных» - золотая осень цивилизации. Ярким примером здесь является Западный мир 18 – 20 веков.

Наконец, обскурация – новое резкое понижение пассионарности, мучительное падение этноса.

Надо добавить, что (по Гумилеву) имеются три категории людей: пассионарии, гармоничные особи, субпассионарии. У пассионариев энергетика избыточна. Причем  это не имеет отношения к морали, идеологии, даже к таланту, есть лишь градации пассионарности-энергетики. В любом случае, пассионарий совершает поступки, выходящие за грань биологического инстинкта самосохранения. Пассионарий может быть воином, политиком, ученым, художником, писателем, террористом, просто неудачником (как герои Шукшина – «чудики»).

У гармоничного человека пассионарность и биологический инстинкт уравновешивают друг друга. Такой индивид (если есть соответствующий талант и школа) в хороших условиях стать даже отличным художником, композитором и т.д. При одном условии - если за это платят. Если нет – он займется каким либо другим делом, пусть менее творческим, зато более прибыльным (посокрушавшись, конечно).

Субпассионарий же ни на что полезное не способен. Биологические импульсы – первичные реакции (похоть, злоба, лень) намного превосходят энергетику. Типичные субпассионарии – бродяги, наемники, проститутки. Хотя, разумеется, они могут проявлять свои таланты и в иных сферах. Современную эпоху, кстати, характеризует накопление таких типов в верхах общества, как в России, так и на Западе. Видимо, вызревает переход к новой фазе развития.

Гумилев приводит массу примеров истории этносов и суперэтносов (цивилизаций). Вот как это выглядит относительно западного мира.

В 9 веке нашей эры пассионарный толчок затронул территорию Франции и Германии («феодальная революция»). После веков безвременья и варварских королевств родилась новая, рыцарская Европа. В эпоху подъема пассионарности она отстояла себя от атак викингов, арабов и венгров, покрылась романскими замками и готическими соборами, выплеснулась от переизбытка сил крестовыми походами.

В акматической фазе мы видим борьбу гвельфов и гибеллинов в Священной римской империи германской нации, Столетнюю войну Англии и Франции, борьбу королей с феодалами.

В фазе надлома происходят Реформация, религиозные войны, Тридцатилетняя война 17 века, с  разгулом субпассионарного бандитизма.

В фазе инерции ликвидируется этнокультурный раскол Европы, ведутся успешные колониальные завоевания. Происходит невиданный подъем науки и благосостояния Западного мира. Эта фаза тянется до наших дней. Хотя, возможно, то явление, что возникло в конце 1960 гг. и величается загадочным словом «постмодерн» есть просто европейская форма вступления в обскурацию. Со всеми  ее хищничеством и паразитарностью.

Но у историка, наряду с более или менее теоретическими работами имеется цикл "Степная трилогия", представляющий "историю в чистом виде" - сражения, заговоры, штурмы крепостей... Правильнее, впрочем, было бы назвать ее тетралогией. ибо она включает четыре книги: "Хунну", "Хунны в Китае", "Древние тюрки", "В поисках вымышленного царства", которые при своей увлекательности и информативности, наводят на серьезные размышления. Многие пассажи Гумилева даже не нуждаются в комментарии - настолько они красноречивы. Особенно трагична, и, возможно, актуальна с точки зрения размышления по поводу истории современного мира книга "Хунны в Китае" (М.: Наука, 1974). Она рассказывает о крахе Древнего Китая и о трех веках безвременья, когда северные и западные варвары вторгались на его территорию, вырывая друг у друга куски рухнувшей империи. Эти события происходили в начале третьего - конце шестого веков н.э. (почти синхронно с падением Западной Римской империи).

Приводимые ниже цитаты относятся ко времени завершения этого периода (20-ые гг. 6 века).  Уже отгремели войны между варварскими племенами и государствами. Победитель - монголо-манчьжурская династия Тоба («табгачи», «косоплеты») объединила весь север, создав какое-то подобие порядка. Но социальная и культурная деградация продолжалась. После восьмидесяти лет мира и относительного благополучия, начались конфликты иного рода.

У власти находилась императрица Ху, отравившая собственного сына. Против ее пагубного правления поднялись народные массы, правительственные войска терпели поражения. Тогда императрица обратилась к крупному табгачскому землевладельцу Эрчжу Жуну, который продал свои поместья и на вырученные средства набрал частную армию. Он победил повстанцев, но затем поссорился с императрицей и велел утопить ее в реке (вместе со внуком и наследником). Герой возвел на престол другого принца из законной династии (если здесь, вообще, можно говорить о какой-то законности). Далее, Эрчжу Жун установил режим военной диктатуры, защитив нового императора от других претендентов и отразив вторжение южнокитайских войск,  но не сникал популярности.

«Господствующие классы вэйского общества - «лоянцы, хэнанцы» и прочие «дети» табгачей и китайцев - были довольны порядком <…> Конечно, безобразия фаворитов регентши Ху не вызывали у них симпатии, и они спокойно позволили истребить непопулярное правительство. Однако деклассированная молодежь, объединявшаяся вокруг Эрчжу Жуна, вызывала в них законные опасения. Сам Эрчжу Жун был осколком ненавистного прошлого, когда походы отважных косоплетов залили кровью Северный Китай. Его воины казались обывателям призраком еще более нежеланного будущего, так как они не имели ни традиций, ни общественных связей, ну, словом, ничего, кроме безудержной смелости и профессиональных военных навыков. Оказаться в их власти было равносильно тому, чтобы попасть в положение завоеванного народа <…>» (Гумилев, "Хунны в Китае", 1974, с 225 - 226).

Поэтому возведенный Эрчжу Жуном на престол император, в конечном счете, вероломно убил своего благодетеля.

«Население многолюдной столицы империи Северная Вэй не объединяли ни предания, унаследованные от предков, ни цели, к которым все стремились бы, ни противопоставление себя чужеземцам, ни мечты о подвигах и свершениях <…> Единственное, что у них было общего, - это легкий и веселый быт богатого города: базары, театр, кабачки с девицами, уютные дома и уверенность, что кто-то должен их оберегать и ублажать. Неизбежным спутником такой самовлюбленной обывательщины всегда бывает самый близорукий эгоизм. Ни один из лоянцев не рискнул бы жизнью ради того самого императора, который символизировал своей особой процветание и величие. У них даже атрофировалось воображение: они не могли себе представить, что есть некто, для кого долг и справедливость дороже жизни. Но отсталые табгачи северной Шаньси воспринимали жизнь как цепь обязанностей: к роду, к военачальнику, к семье, даже к своему стаду или табуну.» (Гумилев, 1974, с. 227 - 228).

Братья Эрчжу Жуна свергли и казнили вероломного императора. Однако процесс дезинтеграции продолжался. Диктаторы менялись один за другим. Войны и голод сотрясали страну. Древний Китай умирал.

«Податные слои, спасая жизнь и свободу, покидали разоренные дома и бродили по стране в поисках пропитания. Этим пользовались богатые семьи, умевшие при сменах власти ценой      предательства приобрести обширные земли <…> Число бедняков, поступивших в услужение богачам, насчитывалось сотнями семей в одном только богатом доме.

Утечка налогоплательщиков вынуждала правителей перекладывать тяжесть налогов на оставшихся, что, в свою очередь, толкало тех на бегство. Правительство слабело и становилось добычей соседа или мятежника, а тогда катились головы богатых, имущество которых имело смысл конфисковать. Но награбленные богатства доставались хищным чиновникам, ленивым, беспечным и невежественным, умевшим только растрачивать, но не созидать. И даже самые лучшие законы, в другое время составившие бы счастье людей, не могли спасти страну и народ от бедствий. Они просто не соблюдались, и при всеобщих злоупотреблениях теряли силу. Чтобы найти выход, нужны были не законы, а люди - честные, преданные, мужественные и способные на самопожертвование, хотя бы ради иллюзий. И пока они не народились сразу в большом числе - страна катилась в пропасть. Но они появились внезапно, и история началась заново» (Гумилев, 1974, с. 232).

 

«Золото Рейна».

 

Алексей Фанталов.

fantalov@mail.ru

http://subscribe.ru/
http://subscribe.ru/feedback/
Подписан адрес:
Код этой рассылки: rest.interesting.history
Отписаться

В избранное