В таежной глубинке, у подножья хребта Орлиный, в междуречье Светлой и Громотухи, приютился поселок Зелетный. Славился он разными промыслами: охотой на дичь, рыбалкой, сбором грибов, орехов, ягод, лечебных
трав. Но на горе таежников лесозаготовители все ближе подступали к охотничьим угодьям, и зверь, чуя опасность, покидал обжитые места.
Приуныли промысловики: стыдно возвращаться домой с пустыми руками.
Вот только одному Прохору везло. Не зря с давних пор к нему намертво прилипло прозвище добытчик. Охотники после долгих скитаний часто возвращались из тайги без трофеев, а Прохору — добытчику всегда фартило.
Жена его Аксинья, краснощекая крепкосбитая с большими не по-женски руками не могла нарадоваться на своего муженька. Еще бы! Заберется в глухие таежные дебри Прохор, а потом — глядь: с видом победителя по главной улице поселка, держа под уздцы Воронка, вышагивает наш герой. Поистрепалась на нем одежонка, щетиной покрылось лицо, но гордо держится Прохор, виду не подает, что чертовски устал. — Как дела, добытчик?! — кричат из-за плетней разухабистые таежницы, — много
напромышлял, может с нами поделишься? Небось Аксинье трудно будет одной одолевать твои заготовки? Если что, зови, поможем
Прохор молча ухмыляется и полюбовно осматривает телегу. Чего только на ней нет! И все разложено по корзинкам и накрепко сколоченным ящикам. Здесь и поздние осенние грузди и брусника с лимонником, в большой корзине бурыми кусками уложена березовая чага, в другой — маньчжурский орех; отдельно, в передке телеги, пристроился бочонок, а в нем живые караси плещутся; правда, умаялись за дорогу и только изредка виляют хвостами. Самый ценный прибыток — убитую дичь, Прохор прячет от людского глаза. — Дотянуть бы до Нового года, — думает о карасях добытчик, — а там я Аксинье жареху первоклассную устрою! И повернув кудлатую голову, спрашивает: — Ну, что, Циклоп, одобряешь мою затею?
Кавказская сторожевая, его охранник и товарищ в дальних походах, смотрит на хозяина одним глазом и одобрительно скалится.
Еще будучи одногодком набросился пес на соседского парнишку Федота. А тот не растерялся: огрел подвернувшейся палкой его по морде, да так здорово, что без глаза, поджав хвост и скуля, ретировался пес на свое подворье. С тех пор не дружит Прохор с соседом Григорием. А собаку прохоровскую поселяне из Полкана переиначили в Циклопа. Да и пес быстро привык к новому прозвищу. Хозяин собаки, что редко с ним бывает, не стал перечить: — Полкан или Циклоп — хрен редьки не слаще, лишь бы дом стерег,
да в тайге на стреме был. Эвон по ночам и на медведя ненароком нарвешься.
Бурлящими дрожжами пенились в затуманенном от злобы уме Прохора потаенные мысли: — Дай срок, — уж я в долгу не останусь, такого пса испоганили
И стал добытчик отгораживаться от соседа высоким частоколом, как в старых сибирских хуторах. Издали только конек крыши стал виден, да труба торчит.
Аксинья одобрила старания мужа: — Нечего всем пялиться на наше добро. От чужих глазок не жди добрых сказок. А добра и впрямь хватало: дом пятистенок, облицованный сосновой вагонкой, с резным крыльцом под железной кровлей; сараи добротные, срубленные из лиственных плах; а живности в них — не пересчесть! Амбар под черепицей, омшаник для пчелиных колод, погребок глубокий и приемистый Можно и далее перечислять, да пальцев на руках не хватит.
И почему бы не похвалить сноровистого и мастерового мужика? Ведь сам, без посторонней помощи добывал материалы и обустраивал обширное хозяйство Прохор. — Когда он только спит? — удивлялись таежники, чуть засветало, а он уже на своем Воронке версты меряет.
Все бы неплохо, да только одна заковыка в характере Прохора не давала людям покоя. Кто втихомолку завидовал ему, а большинство — осуждало: — У такого жмота снега зимой не выпросишь. Жадность его разделить — на всех бы хватило. Если что даст взаймы Прохор, так просящий с отдачей долга еще вынужден вкалывать на его усадьбе. А что делать? Не исполнишь его прихоть, в другой раз даст Прохор от ворот поворот. Поэтому шли, просили, гнули спину на него. А потом в сердцах поругивали. —
Им кабалу от нас иметь, а мне с Аксиньей богатеть, — злорадно шутковал добытчик, провожая глазами очередного просителя.
Излишки продукции своего хозяйства и таежные дикоросы Прохор отвозил в город на стареньком газоне-фармазоне. Так шутливо окрестил владелец свою машину с ведущим передком. — Хоть неказистая на вид, да покрепче японской. Наши колдобины моему газику нипочем, и бензин для него дешевле.
Аксинья торговала на рынке до упора: остатки продукции старалась домой не привозить, за что получала от мужа похвалу и сладкое ночное утешение. Ночевала у такой же свояченицы по торговому ремеслу. Хорошо-то как! Есть о чем поговорить. Настоятся днем у прилавка, — зато вечером накроет Степанида стол, полный закусок и наливок с импортными наклейками. По этому случаю Аксинья прихватывала домашние разносолы. Гуляй хоть до утра!
И просила душа веселья, да рано опять вставать, чтобы ко времени прилавок занять. Но это завтра, а сейчас богатый стол радовал глаз, согревал нутро предстоящим пиром. Выпьют напарницы по две-три стопки, наедятся вволю, наговорятся вдоволь, да и спать.
Куда бы не воротил человек, но от судьбы не уйдешь и окольными дорогами не объедешь. Рядом она-матушка с тобой идет, а неугомонных и норовистых шибко обгоняет!
По осени случилось непредвиденное. День выдался ветреный. Косматые, темнеющие с каждой минутой тучи, низко неслись над городом. Покружив, они пролили на рыночную площадь струи холодного дождя.
В этот день Аксинья решила продать все, даже залежалые овощи спускала по низкой цене. Вечер вступал в свои права. Покупатели таяли на глазах. Уходили последние продавцы, а с ними и Степанида.
-Что-то Прохор не едет — тревожилась Аксинья. Холодный ветер забирался под болоневую куртку, студил грудь, понырливо ощупывал все потаенные места холодеющего тела. Уж и зуб на зуб не попадал, и ноги стали чужими, теряя последнее тепло. — Плохо мне, ой плохо: голова кружится и тело как во льду — жаловалась себе таежница, — погреться бы где, да товар не бросишь Проша, где же ты?... Когда она наконец-то услышала знакомый говор прохоровского газона, силы окончательно покинули
ее.
Только к полуночи Прохор добрался в поселок. На руках занес в дом теряющую сознание жену.
По утру Аксинья не встала. Весть о ее болезни птицей пронеслась над Залетным. Редко кто участливо отнесся к этой беде. — Бог все видит, — говорили пожилые и утвердительно тыкали пальцем в небо, — добрых награждает, а злых и жадных болезнью вразумляет.
Но нет мира без добра! Нашлась милосердная душа среди людей. Старая Варвара откликнулась на горе Аксиньи. Нисколечко не раздумывая, собралась она в дорогу. Разло