Отправляет email-рассылки с помощью сервиса Sendsay

Мастера и шедевры.

Подписаться Бесплатная «Серебряная» новостная рассылка . Подписчиков 649 RSS
←   Май 2008   →
 1
 2
 3
 4
 5
 6
 7
 8
 9
10
11
12
13
14
15
16
17
18
19
20
21
22
23
24
25
26
27
28
29
30
31


За последние 60 дней ни разу не выходила


Сайт рассылки: http://www.ermanok.net
Открыта: 13-06-2003

Автор
Яков

Статистика

649 подписчиков
0 за неделю
←   Все выпуски   →

Мастера и шедевры.


Мастера и шедевры

Выпуск № 293. 20 мая 2008г

Каждый день - обновления на сайте WWW.ERMANOK.NET

К читателю


ЗДРАВСТВУЙТЕ, ДРУЗЬЯ!


Раиса Слободчикова
"Не родись красивой... или..."

Репродукции к рассказу можно посмотреть здесь.

ПОКИНУТАЯ ЖЕНА ЕЛИЗАВЕТА АЛЕКСЕЕВНА (ок-ние)

Весной здоровье Елизаветы Алексеевны ухудшилось.

Но на этот раз император был по-настоящему обеспокоен и советовался с врачами, где лучше было бы больной провести зиму. Говорили об Италии, но, помимо политических соображений, сама императрица и слышать не хотела о поездке за границу. Совещания ничем не закончились, тем более внимание было отвлечено страшным наводнением в Петербурге. Зиму Елизавете Алексеевне пришлось провести в тяжелом петербургском климате, и это окончательно подорвало ее здоровье. К весне положение стало настолько серьезным, что врачи решительно заявили, что она не сможет провести осень и зиму на севере.

После долгих переговоров выбор пал на Таганрог. Вопрос о ее местопребывании был решен императором с врачами без участия Елизаветы Алексеевны. Верная своему принципу ни во что не вмешиваться, она молча согласилась.

Конец лета 1825 года прошел в приготовлениях к дальней поездке. Архитектору Шарлеманю было поручено съездить в Таганрог и, выбрав соответствующее помещение, привести все в порядок к приему высоких гостей.

Император отправился из Царского Села на юг 1 сентября 1825 года и прибыл в Таганрог 13 сентября. Два дня спустя, 3 сентября, покинула столицу Елизавета Алексеевна; она ехала тем же путем, но гораздо тише, чтобы не утомляться, и приехала в Таганрог десятью днями позже, чем император.

На третий день путешествия она писала матери, что благодаря заботливости императора, который сам составил маршрут и, проезжая вперед, делал все нужные распоряжения и предусматривал все до мельчайших подробностей, ее путешествие было обставлено всевозможными удобствами и она не чувствовала ни малейшего утомления. Напротив, она выразила матери свою радость по поводу того, что уехала из Петербурга и могла отдохнуть от той жизни, которая ее тяготила: "Никаких визитов, никаких записок, на которые нужно отвечать, никого, кто бы постоянно отвлекал по пустякам".

23 сентября она благополучно прибыла в Таганрог и была встречена на последней станции перед городом Александром Павловичем. Сначала супруги отправились в греческий Александровский монастырь, где выслушали благодарственный молебен. Елизавета Алексеевна чувствовала себя настолько хорошо, что без посторонней помощи вышла из экипажа и выслушала богослужение стоя. Оттуда они направились в приготовленный дом градоначальника, называвшийся Таганрогским дворцом, но по скромности и простоте своей представлявшим как благоустроенное хозяйство, или усадьбу зажиточного провинциального помещика.

В этом доме Александр Павлович и Елизавета Алексеевна почти целый месяц прожили тихо и уютно. В октябре императорская чета съездила на несколько дней на Дон и посетили Новочеркасск. Возвращаться в Петербург императору явно не хотелось, и это было по душе Елизавете Алексеевне, которой явно понравилось на новом месте. Вероятно, это был самый счастливый месяц за последние двадцать лет их жизни.

А развернувшиеся дальше трагические события нашли отражение в дневнике Елизаветы Алексеевны, который, к счастью, не был отправлен в огонь. Как известно, Александр Павлович заболел после поездки в Крым по приглашению М. С. Воронцова. Елизавета Алексеевна вела подробные записи о его болезни, которые помогают нам лучше понять и ее отношение к мужу, и ее характер. В эти дни, словно чувствуя неизбежность скорой и вечной разлуки, они впервые наслаждались тихим семейным счастьем. Елизавета Алексеевна почувствовала себя почти здоровой, полюбила морские прогулки. Ее глубоко трогали постоянные знаки внимания, на которые не скупился Александр Павлович. Им впервые со времен молодости было хорошо вдвоем. Елизавета Алексеевна далеко не сразу поняла, что болезнь ее мужа смертельна. Она не отходила от умирающего, сама закрыла ему глаза, приняв его последний вздох.

Письма ее этих дней полны неподдельного отчаяния. В них вылились те чувства, которые Елизавета Алексеевна питала к своему супругу всю жизнь и которые таила в глубине души. Потеря была особенно непереносимой потому, что именно в последние месяцы началось ее новое сближение с мужем.

Через два дня после кончины Александра Павловича она писала матери: "Пишу вам, дорогая мама, не зная, что сказать. Я не в состоянии дать отчет в том, что я чувствую: это одно непрерывное страдание, это чувство отчаяния, перед которым, я боюсь, моя вера окажется бессильной. Боже мой! Это кажется выше моих сил! Если бы он не оказывал мне столько ласки, если бы он не давал мне до последней минуты столько доказательств своего нежного расположения. Мне суждено было видеть, как испустил дух этот ангел, сохранивший способность любить, когда он уже потерял способность понимать. Что мне делать с моей волей, которая была подчинена ему, что мне делать с жизнью, которую я готова была посвятить ему! Мама, мама, что делать, как быть! Впереди все темно...

Что касается меня, я могу сказать совершенно искренно: для меня, отныне, ничто не существует. Для меня все безразлично, я ничего не жду, я ничего не желаю, я не знаю, что я буду делать, куда я поеду, я знаю одно, что я не вернусь в Петербург: для меня это немыслимо!

...Я принесла ему в жертву свою волю, как в повседневной жизни, так и в более важных делах. Вначале это требовало усилия, со временем это стало отрадою; я смешивала свою покорность его воле с покорностью воле Божьей, так как я считала это своим долгом; когда я колебалась в чем-нибудь, я говорила: он этого хочет! И хотя это не совпадало с моим желанием, но я была довольна. Теперь я не знаю, как устроить свою жизнь".

Эти письма разрушают все сомнения насчет правдивости легенды, превратившей императора Александра в сибирского старца Федора Кузьмича. Елизавета Алексеевна явно не могла быть сообщницей своего супруга и так натурально изображать безмерное горе.

Она действительно не могла решить ничего определенного насчет устройства своей будущей жизни. Она категорически отказалась возвращаться в Петербург. По завещанию Александра Павловича, ей достались два дворца – Ораниенбаумский и Каменноостровский. Она уступила их великому князю Михаилу Павловичу и его супруге. Она отказалась и от оклада в миллион рублей в год, который был назначен ей императором Николаем. Обсуждался вопрос о том, чтобы поселиться в каком-нибудь из подмосковных имений, и ей было предложено несколько вариантов. Но к решениям она пока была не готова. Тело Александра Павловича было отправлено в Петербург, а Елизавета Алексеевна оставалась в Таганроге до конца апреля 1826 года, потому что состояние ее здоровья исключало возможность переезда. Она выехала из Таганрога 22 апреля, и в Калуге должна была встретиться с вдовствующей императрицей Марией Федоровной, выехавшей ей навстречу. Но она успела доехать только до Белева. О последних ее днях сохранились подробные записки ее секретаря Н. М. Лонгинова, сопровождавшего императрицу в этом путешествии.

Долгая дорога, по-видимому, оказалась для нее непосильным испытанием. За день до смерти Елизаветы Алексеевны ее кортеж прибыл в Орел, и она пожелала тут же отправиться дальше, в Белев.

"Ее Величество, на мой взгляд, выглядела очень плохо; на ней была шляпа с большими полями, и она старалась скрыть под ними свое лицо. Хотя в комнате был полумрак, но я все-таки заметил, что ее лицо горело, глаза ввалились и были тусклы; голос ее прерывался и был беззвучен, словно она охрипла. Баронесса Розен получила позволение стать в зале на ее проходе и стояла подле Валуевой. Государыня подошла к ней и, когда баронесса нагнулась, чтобы взять руку Ее Величества и поцеловать ее, императрица отняла руку и нагнулась, чтобы поцеловать ее. Это движение, вероятно, очень утомило государыню, при наклонах чувствовала сильную боль в желудке. К тому же императрица не любила, чтобы ей целовали руку даже тогда, когда она была здорова. Государыня была так слаба, что, отходя от баронессы, она шаталась.

Дойдя до половины зала, Ее Величество попросила подать ей мантилью. Лакей набросил ее на плечи государыни так ловко, что поправлять ее не было надобности, но государыня не двигалась с места, делая вид, что она оправляет вуаль и мантилью то с одной, то с другой стороны. Я прекрасно видел, что она делала это только для того, чтобы отдышаться. Сделав три-четыре шага и не будучи в состоянии идти дальше, она села в кресло, неподалеку от дверей, и, просидев минуты две, встала и пошла. Пройдя переднюю, она попросила князя Волконского дать ей руку, чтобы сойти с лестницы. Это было необычайно, так как ее величество спускалась всегда одна. На лестнице она снова была вынуждена остановиться, чтобы отдышаться, но не пожелала сесть в предложенное ей кресло. Отдохнув с минуту, она сошла с лестницы и села в карету. Поездка из Орла в Белев была не по ее силам, дальняя и трудная, тем более что дорога была испорчена дождями..."

Откуда брались силы у умирающей женщины не только выдерживать тяготы такого путешествия, но и пытаться сохранять то достоинство и независимость, которые ей всегда были свойственны? Но по приезде в Белев, вечером, она поняла, что не сможет продолжать путь, и велела известить об этом Марию Федоровну, ожидающую ее в Калуге, прося ее приехать в Белев. Поистине драматично описание Н. М. Лонгиновым ее последней трапезы, когда, пытаясь скрыть от присутствующих свое состояние, она совершала поистине героические усилия: "Я сидел за столом напротив ее величества. Говорить ей уже было трудно: она насилу дышала....За обедом она кушала только суп, но всякая ложка супа производила жесточайший кашель, и это так утомляло ее, что от этого одного у ней мог пропасть аппетит. ... Подали вареную рыбу. Ее величество долго ловила ее вилкой, пока ей удалось захватить и положить в рот кусочек величиной с горошинку".

Отправившись спать, Елизавета Алексеевна не разрешила никому ночевать в ее комнате, ссылаясь на то, что ей это может помешать. Она уверила всех, что у нее хватит сил позвонить, если понадобится какая-то помощь. Ночью она звонила несколько раз, прося то поправить подушки, потому что она могла спать только в полусидящем положении, то дать ей лекарства. В последний раз она вызвала к себе горничную в четыре часа утра, спросив, нет ли поблизости кого-нибудь из врачей. Но когда ей предложили привести врача, она отказалась. Горничная, тем не менее, отправилась за врачом, и он явился через пятнадцать минут, но императрица уже спала вечным сном, и ему оставалось только констатировать смерть.

Она умерла в ночь с 3 на 4 мая 1826 года...

Она ушла так же тихо, как и жила. "Ее мало знали при жизни, – говорил князь П. Вяземский. – Как современная молва, так и предания о ней молчаливы".

Людям, плохо ее знавшим, она казалась безучастной и холодной. Карамзину она как-то призналась: " ее нежелание быть на виду доходило до того, что она сетовала на собственную женскую привлекательность, нередко стоя перед зеркалом для убранства, досадовала на дары природы, которые достались ей".

Все современники, лично знавшие императрицу, единодушно свидетельствовали, что она была очень хороша собой, стройна, грациозна, до конца жизни сохраняла величественную осанку и мелодичный голос. При этом она была прекрасно образована, в совершенстве владела французским языком, на котором обычно писала, была сведуща во многих науках, следила за литературными новинками. В то же время, по самим свойствам своего характера, она была совершенно не приспособлена к тому, чтобы защищать собственные мнения и интересы, неизменно предпочитала уходить в сторону и замыкаться в горделивом одиночестве. Она не любила давать волю чувствам, страдала молча, скрыто и оттого казалась холодной и бесцветной. Не исключено, что люди такого типа черпают сладость в самом страдании. И потому вся жизнь ее прошла под флером печали.

Вероятно, она просто не была создана для той роли, которую ей назначила судьба, а изначально нуждалась только в обычном женском счастье, которое, скорее всего, могла бы обрести в детях, если бы Бог дал ей счастливое материнство, и в тихих семейных радостях. И, может быть, эту именно эту сокровенную женственность ее натуры юный Пушкин выразил как всегда точно – словами "приветная краса".

Мои рассылки

1.Потому что круглая Земля.

Смешные и познавательные истории о путешествиях автора по разным странам. Принимаются для публикации рассказы и информация. Чем раньше пришлешь - тем быстрее прочтешь. Почитайте, улыбнитесь - и к вам потянутся люди. Время пошло.

2.Чтоб вы так жили!
Все, о чем я собираюсь рассказать в этой рассылке - правда. Это истории из моей жизни. Когда-то они были просто моей жизнью. Теперь стали историей. Кому-то они покажутся неинтересными. Кому-то наивными. Кое-кого, надеюсь - заинтересуют. Но это не все. Ведь и у вас случалось в жизни что-то интересное. Пишите, я с удовольствием все опубликую. И это еще не все. Одни истории приедаются. Пусть будет юмор, что-то необычное. И, конечно, ваши письма найдут здесь достойное место. И это еще не все...



Это интересно

1.Домашний электронный музей шедевров мировой живописи. Множество электронных альбомов, посвященных великим мастерам живописи. В альбомах представлены лучшие картины лучших художников с возможностью распечатки, а также биографии художников. Все альбомы работают под музыку. Предоставляется пожизненный доступ к скачиванию. Количество альбомов постоянно растет. Домашний электронный музей - лучший способ приобщения к искусству живописи!


Каждый день - обновления на сайте WWW.ERMANOK.NET


До встречи!

Моя почта

Рассылки Subscribe.Ru
Мастера и шедевры.
Архив рассылки "Мастера и шедевры"
В избранное