Tomasz Duszyn'ski "S'mietnik osobowos'ci"
      Copyright Томаш Душиньский, апрель 2006 г.
     WWW: http://www.fahrenheit.net.pl/archiwum/f55/19.html
      Переводчик: Елена Тепляшина(vattukvinnanATyandex.ru), октябрь 2007

    -- Ручка ручку моет, господин Дунн!
     Эрвин Дунн  не брал  взяток, питал к ним  отвращение. Вот и  теперь  он
глянул на коробочку с надписью "Конфеты" так, словно в ней лежал не шоколад,
а копошились пауки и скорпионы.
     -- Если вы ее не заберете, я отниму у вас разрешение!
     -- Ну что вы? -- Заменхофф поднял руки, словно защищаясь. Он побледнел.
--  У  меня и в мыслях не было ничего дурного. Я хотел только поблагодарить,
что-нибудь сладкое
-- ну, для хорошего начала дня.
     -- Заберите, иначе я отниму разрешение, и вы не перевезете свои чертовы
тракторы на планетоид!
     Эрвин  почувствовал,  что щеки  у него запылали. Он знал себя, подавлял
подобные эмоции годами, но  сейчас готов был взорваться, словно  верх  взяла
темная сторона его личности. Эрвина охватило  непреодолимое  желание сделать
что-нибудь,  чего ему всегда  хотелось. Например,  схватить  листок  зеленой
бумаги, на котором живого места не было
от пятнадцати  печатей,  и разорвать
на глазах толстяка в мелкие клочки. Никто  не выдал бы  этому идиоту другого
разрешения ни в этом году, ни в следующем.
     --  Я  не хотел!  -- посетитель,  видимо, разгадал намерения Эрвина. Он
быстро протянул руку к разрешению и коробочке.
     --  Чтобы  это было  в последний  раз! --  несколько миролюбивее сказал
Дунн. Реакция торговца его определенно позабавила. -- Взяли разрешение --  и
уходите живее, пока я не передумал.
 
   Однако Заменхофф не  двигался с места. Он  стоял как  вкопанный, словно
его накрепко приклеили к зеленому линолеуму.
     -- Я  же  сказал!  Исчезните!  --  Эрвин услышал  в  собственном голосе
интонацию  последнего  предупреждения. Игра  становилась  опасной.  Коллеги,
сидевшие  за соседними столами, все чаще поглядывали на него. Не один из них
бегал к начальнику с полезной информацией. -- Я не шучу!
     Дунн посмотрел  на  клиента,  а  потом,  проследив за  его взглядом, на
конфеты и свою правую руку, бессознательно сжавшую яркую коробочку.
     --  Я могу вам ее оставить... Как хотите... То есть, я уже не знаю... Я
не хочу  лишиться  разрешения, -  голос  Заменхоффа  дрожал. Толстяк  совсем
растерялся; он сделал попытку потащить коробочку  к себе, потянув ее из руки
чиновника.
     -- Заберите ее! --  Дунн побледнел.  Он  не управлял собственной правой
рукой, вообще ее не чувствовал! -- Заберите это, ко всем чертям!
     Он  попытался отогнуть
пальцы, мертвой хваткой вцепившиеся  в  коробку.
Заменхофф помогал ему изо всех сил. Оба уперлись в стол, таща коробку каждый
в свою сторону.
     --  Что  же это? --  Дунн схватил одну  из печатей, бывших на столе,  и
несколько раз ударил ею по ладони. -- Что же это, черт возьми?
     В этот момент правая рука Эрвина ослабила хватку. Заменхофф  полетел на
пол, а конфеты высыпались из коробочки, ударяясь о стены и потолок.
     Эрвин  Дунн с трудом сел. Он не  задерживал толстяка,
 который поспешно
ретировался из кабинета. Эрвин всматривался в свою руку и пальцы, выбивавшие
на столе неспокойный  странный ритм. Его правая  рука.  Вернись. Его  правая
рука  напряглась,  словно мускулистый зверь... Кто-то  захватил контроль над
ней!
     ***
     Эрвин покинул контору через несколько  минут после  случившегося. В том
состоянии,  в каком  он  пребывал, невозможно было  находиться среди коллег,
работавших в том же кабинете, и уж тем более -- обслуживать
столпившихся под
дверью  клиентов. Перед  этим он позвонил -- левой рукой, конечно -- в отдел
кадров и взял давно полагавшийся ему отпуск. Эрвин надеялся, что двух недель
отдыха  и визита  к  лучшему  в  городе психиатру  будет  достаточно,  чтобы
вернуться в форму.
     Эрвин  все время  со страхом наблюдал за  правой рукой. Она  совершенно
вышла  из  повиновения. Дунн  безрезультатно пытался удержать  ее, когда она
извивалась в кармане  и, словно  живя  своей собственной
 жизнью, вырывалась
наружу.  Несколько раз рука пыталась  схватить невидимые предметы, указывала
замысловатые направления и наконец, сжавшись в  кулак, опасно взлетала к его
носу. В такие моменты Эрвин Дунн пугался ее больше всего.
     Он был в ужасе. А кто не  пришел бы в  ужас на его  месте? Дунн боялся,
что внезапная потеря контроля над одной  частью тела  перекинется  на другие
члены; что эта странная болезнь -- ибо Эрвин  был уверен,  что это  какая-то
болезнь, которой
он мог  заразиться хотя бы в метро -- не  приведет к общему
приступу,  захватив  власть,  например,  над его мыслями.  Дунн побледнел. А
вдруг  кто-то  инфицировал его вирусом, который  позволял управлять им,  как
марионеткой?   Что,  если  через  минуту  ему  придет  в  голову   раздобыть
огнестрельное оружие, купить  билет до  Вашингтона  и совершить покушение на
президента?
     Нет.  Этого  бы  он точно не сделал. Такой план был бы с  самого начала
обречен  на  провал.
 Эрвин  всю  жизнь  посвятил  самосовершенствованию. Он
избавился от злости, жадности и лживости. Эрвин работал над собой, он, можно
сказать,  избавился от всего,  что в  нем  было плохого,  выкинул  никому не
нужное  барахло. Если бы кто-нибудь  действительно  готовил покушение, то не
использовал  бы  для его  исполнения  Эрвина  Дунна.  Наверняка  нашлись  бы
кандидаты получше.
     В  голове Эрвина царило  полное смятение.  Он все  еще  размышлял,  что
произошло. Выводы
становились фантастичнее с каждой минутой. В  конце концов
Дунн сдался. Признал, что проблема, скорее всего, кроется в нем самом. Может
быть, у него как раз сейчас нервный срыв или, хуже того,  опухоль мозга, что
и вызвало  эти непонятные расстройства. В  обоих случаях  требовалась помощь
специалиста. Эрвин  решил воспользоваться ею без  промедления. Прямо сейчас,
когда он нервными шагами приближался к медицинскому центру  --  до него было
минут пятнадцать ходьбы.
     ***
     --  Как  давно у вас  эти симптомы,  господин Дунн? -- Александр Сердак
смотрел  на пациента мирным,  почти безмятежным взглядом. Уже  сам тембр его
голоса  успокаивал  не  одного  психа,  который ложился  на  кушетку  в  его
кабинете.  Многолетний  опыт  подсказывал  профессору,  что теперь  он,  без
сомнения, имеет дело с очередным. -- Что же именно  делает эта рука? Правая?
Я правильно запомнил?
     -- Ну да! Правая!
     Эрвин почувствовал себя чуточку лучше. Он
и не подозревал, что  ему так
хочется поделиться с  кем-нибудь своей мрачной тайной. Молодой человек лежал
в  мягком удобном кресле минут  пять.  Все это время  он старательно скрывал
правую  руку, придавив ее  спиной к  спинке  кресла.  Несмотря на это,  рука
извивалась,  как  уж, пытаясь  освободиться  любой  ценой.  К счастью, голос
профессора Сердака начинал успокаивать Эрвина, он исполнился доверия к этому
неприметному мужчине.
     --  Два  часа. Все началось  два  часа
назад, профессор. --  Дунн решил
ничего  не  скрывать. Он пришел к выводу, что  если этот благородный человек
окажется не в состоянии ему помочь, то с этой задачей не справится никто. --
Я как раз обслуживал  господина Заменхоффа, это такой  смешной человечек, он
работает в сельском хозяйстве. Разводит новый сорт хлебокурузы, вы наверняка
о ней  слышали. И вот этот Заменхофф купил несколько планетоидов, на которых
созданы необходимые для  выращивания  хлебокурузы условия,  и  еще
он  купил
уборочные машины. Но в соответствии  с правилами  экспорта,  чтобы перевезти
машины беспошлинно, надо иметь разрешение нашего департамента...
     -- Вы обслуживали этого...  - профессор по привычке заглянул в блокнот,
- Заменхоффа, когда это случилось?
     --  Верно!  --  Эрвин  не  сумел  скрыть  удивления   проницательностью
профессора. -- Именно так и было!
     -- Опишите, пожалуйста, подробно  этот момент,  господин  Дунн. Момент,
когда вы утратили контроль
над правой рукой.
     -- Заменхофф... он...
     --  Что Заменхофф?  Смелее,  господин  Дунн.  Честность, открытость  --
первый этап лечения.
     -- Он хотел дать мне взятку. -- Эрвин громко сглотнул. Он надеялся, что
профессора  связывает врачебная тайна; молодому человеку  не хотелось  иметь
неприятности  с  отделом  контроля,  хотя  он и был  чист.  Его  настойчивая
честность  могла быть использована ему во  вред.  -- То  есть конфеты... Это
даже не взятка.

    -- Но вы сочли  это взяткой. -- Профессор успокаивающе улыбнулся, давая
понять,  что в этом кабинете можно без помех говорить обо всем. -- Это очень
симптоматично. Пожалуйста, рассказывайте дальше...
     Эрвин Дунн рассказал обо  всем с  малейшими подробностями.  Он не скрыл
ничего,  дал  подробный  отчет,  пересказывая  по минутам  свои  ощущения  и
реакцию.  Во время  повествования его правая  рука  несколько раз  вырвалась
из-за спины.  Один раз  она рванулась  к потолку
так  стремительно,  что сам
профессор Сердак подскочил  в кресле.  Однако по большей части движения были
медленными, напоминающие попытку поймать муху или ввинтить лампочку.
     Когда  Эрвин  окончил  свой  доклад,  профессор  громко  откашлялся  и,
наклоняясь над письменным столом, дал пациенту понять, что собрал достаточно
информации, чтобы высказать свое суждение.
     --  Господин  Дунн, -  официально  начал  он,  ободряюще  улыбаясь.  Он
исполнился симпатии к молодому
человеку. Надеялся, что сможет ему помочь. --
Ваш случай  только  на  первый  взгляд  кажется  необычным.  Я  называю  его
конфликтом "личность-решение".
     -- Это можно вылечить, профессор?
     -- Все зависит только от вас. -- Сердак сделал какую-то пометку в своем
блокноте и  снова проницательно взглянул на пациента. -- Проблема  кроется в
вас.  У  вас в  голове, говоря  коротко  и  прямо. Господин Дунн,  вы любите
сладкое?
     -- Обожаю!
     -- Ну
конечно. -- Профессор покивал головой, словно  признание пациента
подтвердило  его  предположения.  --  Вы  ненавидите  взятки, что понятно  и
достойно похвалыВ то же время, вы очень любите  сладкое. Отказываясь принять
взятку-конфеты,  вы  остались  в  согласии  с  честным  Эрвином Дунном,  но,
отказавшись от конфет, вошли в конфликт с Эрвином Дунном-сладкоежкой!
     --  Правда? -- пациент  от удивления сел  на кушетке.  Неужели  все так
просто? Теперь, когда профессор объяснил
ему зависимость, Эрвину показалось,
что к нему понемногу возвращается контроль над правой рукой.
     -- Именно так! Советую в следующий раз  конфеты брать и  есть, господин
Дунн! Даже заплатить за них гнусному взаткодателю, но не отказываться ни  от
чего, что поможет вам сохранить душевное равновесие!
     --  Вы волшебник, профессор! --  Эрвин соскочил с кушетки и  подбежал к
профессорскому  столу. Он  вовремя  опомнился  и удержался  от  того,  чтобы
кинуться Сердаку на
шею.
     --  Спокойнее,  спокойнее.  Это   не  означает,  что  вы  автоматически
выздоровели. Наверняка  не обойдется без последующих визитов...  - профессор
незаметно пододвинул пациенту чек на подпись.
     -- Ну конечно! -- воскликнул Эрвин.
     В эту минуту он был  готов согласиться на любое предложение профессора.
И даже не заметил, в какой момент его правая рука схватила лежавшую на столе
ручку и принялась выписывать непонятные знаки в блокноте профессора.
   
 --  Минуточку! Что  вы  делаете? --  пораженный  Сердак наклонился  над
каракулями Эрвина. -- Это же мой блокнот!
     -- Простите, - простонал Эрвин. -- Я не мог удержаться.
     Александр  Сердак не слушал  объяснений  пациента.  Он  с  возрастающим
изумлением смотрел на знаки, покрывающие страницы блокнота. Они будили в нем
давние, почти полностью забытые воспоминания. Черточки,  точки, перевернутые
завитки, рисуемые  словно в спешке, без малейшего смысла  и склада. На самом
деле они заключали в себе послание, профессор определенно понимал это. Знаки
были буквами чужого алфавита.  Профессор видел его  несколько раз  в  жизни.
Этот алфавит был принят в примитивных отдаленных системах, куда отправлялись
только контрабандисты  и  прочие  отбросы  общества. Но  откуда,  скажите на
милость, знание почти исчезнувшей письменности у этого Дунна?
     -- Вы  в последнее  время путешествовали  за границей нашей системы? --
спросил профессор, с трудом отрывая
взгляд от прибывающих строчек текста.
     -- Нет, - покорно ответил пациент.
     Сердак  закусил  губу. Он усомнился  в  своем  диагнозе.  Что-то  здесь
определенно  было  не так.  Возможно,  проблемы  Дунна с  правой  рукой были
симптомом чего-то  гораздо более опасного,  чем расщепление личности.  Может
быть,  какой-нибудь   представитель  иной  расы  завладел  этим   несчастным
человеком или,  что еще  хуже,  это -- начало  вторжения. Профессор покрылся
холодным потом.
Он не мог в это поверить. Он бы голову дал на отсечение, что
пал  жертвой  грубой  шутки  коллег, а еще  вернее  -- конкурентов. Прислали
такого вот психа,  чтобы его, Сердака,  поднять на смех. Сердак внимательнее
присмотрелся  к  Эрвину. Теперь он был  уверен, что уже видел  где-то  этого
Дунна.  Хотя  бы  на  каком-нибудь  конгрессе  неврологов.  Да,  он  мог  бы
поклясться, что именно там.
     -- Подождите здесь, пожалуйста, - Сердак  фальшиво улыбнулся. Он  решил
принять
условия игры. Если это придумали конкуренты,  то он тоже повеселится
за их счет. -- Вы тут пишите себе спокойно, а я пока поищу словарь. Чтобы мы
могли это перевести, хорошо?
     -- Хорошо, - торопливо согласился Эрвин.
     Профессор подошел к ближайшей  полке.  Снял  с  нее  маленькую  плоскую
коробочку и быстро вернулся к столу. В  эту минуту муза явно покинула правую
руку  Эрвина. Профессор вежливо попросил пациента  отойти от стола  и прижал
поверхность автоматического
 сканера-переводчика к страницам, на которых был
написан текст.
     Перевод  появился  молниеносно. Аппарат дважды  издал пискливый звук  и
через минуту выплюнул заполненные текстом страницы.
     -- Перевод  может  быть неточным,  -  объявил  профессор,  кладя  перед
Эрвином  еще теплые  листы  бумаги.  --  Этот  язык,  как  и район,  где  он
используется, мало известен.
     -- Понимаю, - прошептал Дунн.
     Он был бледен. Чувствовал, что в его щеках нет ни капли крови.
Что  все
это могло значить? Почему он писал на  чужом языке? Ведь у него даже в школе
были проблемы с испанским!
     -- Читать? -- спросил он, испуганно глядя в глаза Сердаку.
     -- Смело! -- профессор поудобнее  уселся  в кресле.  Он сделал вид, что
вдруг совершенно утратил интерес к переводу. -- Читайте.
     -- Хорошо, - согласился Дунн. Он дрожащими руками взял лист, на котором
было несколько десятков предложений.
     -- Ну,  смелее! Я же сказал вам - читайте!
-- Сердак  потерял терпение.
Теперь он  ждал финала означенной грубой шутки. Глупого текста  в духе prima
aprilis  или  привета  от  конкурентов.  Профессор  хотел как  можно  скорее
покончить с этим фарсом и вышвырнуть Эрвина Дунна из кабинета.
     --  "Вылетаешь  сегодня",  -  читал  Эрвин,  неуверенно  поглядывая  на
профессора. Он ничего  не понимал.  --  "Сначала сядешь в челнок  на главном
аэродроме. Отлет  на  Марс в восемь  сорок. Там пересядешь на чартер
"Глобал
Пленет",  летящий  за  пределы   системы,  на   Гелиос-II.  Успеешь  сделать
пересадку"...
     -- Какую пересадку? -- Сердак дернулся в кресле. Он вырвал из рук Дунна
перевод  и быстро  пробежал глазами  продолжение.  -- Что вы читаете? Хватит
глупых  шуток! Ясно? Я не  знаю, для чего  все это затеяно, но вы  перегнули
палку!
     -- Мы перегнули палку?
     -- Вы и  ваша шайка! -- Сердак стукнул кулаком по столу. -- Неужели  вы
так  наивны?
 Вам  пришло  в голову, что  я стану выполнять  эти инструкции?
Поверю  в  контакт  с  внеземной  цивилизацией,  которая  выбрала  меня  для
какого-то безумного  задания? Вы думали  --  с кем вы имеете  дело?  Что?  Я
улечу, а  вы заберете  всех  моих  пациентов?  Убирайтесь отсюда! Убирайтесь
вместе со своими каракулями!
     Шар скомканной бумаги ударил Дунна в самый лоб.  Эрвин не смог ответить
на это нападение ни  единым словом. Он поднял  с  дивана  измятый перевод  и
сунул
 его  в карман. Инструкции предназначались  не профессору. Эрвин был в
этом  уверен. Еще он знал,  что  если не станет собирать вещи, то успеет  на
челнок, отлетающий в восемь сорок на Марс.
     -- Спасибо. Вы даже не представляете себе, как вы мне помогли!
     Эрвин резко повернулся, усмехнулся и, забыв заплатить за визит, покинул
кабинет и медицинский центр.