Проснулся Шурик
часа за два до посадки. В Америке. Он мирно
проспал почти весь остальной полет,
отбиваясь во сне от стюардесс, пытавшихся
его в очередной раз накормить, и от соседей,
которые после пятой бутылки водки пытались
выяснить, уважает он их, или нет.
Пьяный самолет
спал. Тишина стояла как в вытрезвителе.
Изредка прерываемая, чьим ни будь могучим
храпом. Наконец Шурик принял приставания
стюардесс, и поел. За полчаса до посадки они
принялись расталкивать пассажиров,
предлагая на английско-скандинавском языке
сделать зарядку. Это было занятное зрелище.
Кто-то еще не успел протрезветь, и еле стоял
на ногах. У кого-то начались отходняки и
похмельные мученья. Но спиртного больше не
возили. Зарядка перемежалась матами и
требованиями подать еще водки. Пассажиры
выглядели так, как будто их пожевало целое
стадо коров. Или верблюдов.
Наконец всех
усадили в кресла, пристегнули ремнями, и
самолет пошел на посадку. Сделав несколько
виражей, он плюхнулся на бетонку, и куда-то
покатился. Вот она, Америка, подумал Шурик.
Потом началась
обычная суматоха с подачей трапа, и
распахнулись люки. Пахнуло свежим воздухом.
Американским. Он почему-то ничем не
отличался от Московского. Только был более
влажным. Всех опять усадили в автобусы, и
куда-то повезли. Ехали, как показалось
Шурику долго. Наконец по длинному коридору
они попали в зал, и начался таможенный
досмотр. Зал был как зал. Как во Внуково или
Шереметьево. Только надписи были почему-то
все на английском языке.
Впереди Шурика
проходил досмотр его сосед – блатной
бизнесмен из Сибири. Он успел получить свой
багаж – два огромных чемодана, и, вращая
красными от перепоя глазами, что-то пытался
объяснить на ломаном английском
таможеннику. Его пропустили без досмотра. И
тот удалился, позвякивая цепью. Наверное, он
не внушал подозрений. Потом, когда Шурик
побывал на Брайтон – Бич, где жили русские,
которые в основном были евреями, он понял
почему. Просто, он был одет в местную,
Бичевско – Брайтоновскую униформу. Золотая
цепь на шее, куча перстней на пальцах.
Нетрезвый вид, огромные чемоданы. И его
скорей всего приняли за своего,
американского русского.
Другое дело Шурик.
До подозрительности трезвый. Почти не
помятый. И небольшая сумка, сиротливо
болтавшаяся на боку. Ну, вылитый шпион.
Приехавший разузнать какой-нибудь страшный
американский секрет.
Или на худой
конец отец русской мафии, прибывший для
руководства очередной операцией по
разбавлению бензина ослиной мочой.
Американский
таможенник, похожий на бочонок пива, только
с руками и головой, сразу сделал на Шурика
стойку, как легавая собака. И вопросы начал
дурацкие задавать. Есть ли у него, Шурика,
оружие и наркотики. Как будто тот, кто везет
это самое оружие и наркотики, в этом хоть
раз чистосердечно признался. Потом
потребовал открыть сумку. Почему-то
принюхиваясь к ней, как ГББДшник к пьяному
водителю. Что уж он там унюхал, Шурику было
абсолютно не понятно. Но таможенник шел по
запаху как гончая по следу. Из открытой
сумки он молниеносным движением вытащил
Шурикину колбасу, и, обнюхав ее,
торжественно поднял высоко над головой,
громко заорав чего-то. На его крик явились
трое. Еще два бочонка с пивом, сильно
похожие на первого, и худосочная
плоскогрудая дама. С тремя собаками
непонятной породы. Собаки, и трое, которые
явились, тоже сделали стойку на колбасу.
Дама о чем-то громко заверещала, а собаки
принялись лаять.
Так, подумал
Шурик. Эти тоже колбасы никогда не видели.
Интересно, что дальше будет? А может это
происки кольной компании? Заманили в
Америку, а теперь упрячут как Бородина…
Шурик уже ощутил
себя жертвой Бушевских репрессий. И
представил себя в Бруклинской тюрьме.
Только за меня никто хлопотать не будет. Я
же не Пал Палыч. Тому легче. У него друг
президент. Хотя и бывший.
Но кольная
компания оказалась совсем не причем. А вот
его преступление оказалось похлеще, чем у
этого самого Бородина. Шурик в Америку
колбасу привез. Настоящую. А то, что она
существует, от американского народа
тщательно скрывали.
А между тем, его
куда-то повели. Под конвоем трех собак,
дамочки, и двоих таможенников, бывших в
ширину чуть меньше, чем в высоту. Дамочка
торжественно несла колбасу в высоко
поднятой руке, а собаки поскуливали и
облизывались. Лучше бы я ее в Москве, в
аэропорту съел. Даже без хлеба. Подумал
Шурик.
Колбасу положили
на какой-то стол, а дамочка спросила у
Шурика: Что это такое? На чистом английском
языке. Шурик ответил: сосидж, и полез в
русско-английский разговорник, не доверяя
своему произношению. Он прихватил его с
собой на всякий случай. Найдя нужное слово,
Шурик ткнул в него рукой. Для
убедительности. Но читать по-английски дама
кажется не умела, такое в Америке случается.
И со слухом у нее было не все в порядке.
Потому как она ему не поверила. Как ему
показалось, его колбасу приняли то ли за
атомную бомбу, то ли за наркотики, то ли за
то и другое вместе. Потому как даже счетчик
Гейгера принесли. И начали составлять какой-то
протокол. Как в опорном пункте милиции. Все
было как в песне Высоцкого. «Трое блаженных
калек протокол составляли. И называли
дурными словами его». Потому что дамочка
страшно сердилась, и даже перешла на крик.
Из ее крика Шурик понял, что он нарушил
какие-то американские законы. Правда, какие
именно, дамочка не уточнила.
Спас положение
представитель кольной компании, который
Шурика встречал. Вместе с тележурналистами.
Их целая куча собралась. Ждут - пождут, чтоб
его на видео запечатлеть, и по всем новостям
показать, (Других новостей в мире по
видимому не было) а Шурика все нет и нет. Там
в Москве он в самолет сел. Здесь самолет
приземлился. Это было точно известно. А куда
потом делся, непонятно. Вот и пошел этот
самый представитель Шурика искать. Прямо с
большим плакатом. Встречаю мол, такого-то
такого-то. И нашел. В таможенных застенках.
Представитель кольной фирмы хорошо по-русски
говорил. И по-английски тоже. Он уже лет
девять назад в Америку подался. Как только у
нас, в России демократия началась. Наверное,
чтоб еще демократичней стать. И вполне
освоился. Теперь, наконец, то у Шурика
личный адвокат появился. Как у Пал Палыча.
Только бесплатный. Потому как этот
представитель вступил с таможенниками в
долгие переговоры. В перерывах он объяснял
Шурику, в чем тот собственно говоря,
провинился.
Оказывается, по
американским законам ввоз на территорию
страны продуктов питания, а тем более
колбасы, был строго воспрещен. Это сразу
считалось федеральным преступление, почти
как ввоз наркотиков. Защита американцев от
натуральных продуктов питания была
поставлена на широкую ногу. Для этого даже
специальную службу держали. С собаками.
Прикрываясь тезисом о защите американского
производителя. Она, эта служба, конечно
дороже обходилась, чем провезенный кусок
колбасы. Но чего не сделаешь, чтоб
отечественного производителя поддержать.
Или не дать американцам настоящей колбасы
попробовать.
Шурику почему-то
вспомнились ножки Буша. Куриные. Которые
победоносно маршировали по России. Все они
были обычно правыми. Туда американским
бройлерам укол делали. Из анаболиков. Чтоб
те росли быстрее. Левые ножки американцы
себе оставляли. А правые в Россию. Чтоб там
население еще правее становилось. Чисто по
рыночному.
Шурик, правда,
предложил конфликт по доброму уладить.
Давайте, говорит, я колбасу съем. Прямо
здесь. Нет мол, колбасы, нет проблемы. Или
давайте ее вашим собакам скормим. Они вон
как облизываются. Но дамочка эти
предложения начисто отвергла. Есть на
американской территории неамериканскую
пищу было строго запрещено. Это уже подрыв
устоев. Демократических. То-то здесь
таможенники на бочонки похожи. Подумал
Шурик. Это, наверное, от экологически чистых
продуктов питания. Которые пытаются через
таможню провести. Они страну грудью
закрывают. И мимо их рта, наверное, ничего не
проскочит. А дамочка продолжала: собак
кормить колбасой тем более нельзя. Это
подрыв экономики. Фирм, которые собачий
корм выпускают. А ну как они от этого
разорятся! И посмотрела на Шурика, как
Великий Инквизитор на еретика.
Шурик начал
понимать, что рыночные отношения, и
открытые для товаров границы, они только
для России. Потому как американцы дома вели
себя совсем не по рыночному. Хотя наших
реформаторов этим отношениям усердно учили.
Ученики были видимо хорошие. Потому как
наши рыночники были куда святее Папы
Римского, то есть самих американцев.
Наверное потому, что совсем недавно новую
веру приняли. В общем, на Шурика наложили
штраф, а колбасу конфисковали. В пользу
бедного Американского государства. Что с
ней потом сделали, Шурик не знал. Наверное,
съели втихушку, спрятавшись под одеяло.
Чтоб никто не видел.
А потом Шурика
раздели догола, и один из таможенников,
прощупав белье, заглянул ему даже в задницу.
Наверное, надеялся там что-нибудь
интересное найти. И не найдя, кажется,
сильно разочаровался. Это у американцев
скорей всего такая традиция. Национальная.
Когда они гостей встречают. Ну да ладно,
национальные традиции надо уважать.
Наконец Шурика
отпустили, поставив штамп в паспорте. И
вывели под свет софитов. Тележурналистов
было много, десятка три, не меньше. Под нос
ему сунули кучу микрофонов. Какая-то
шустрая девица пыталась даже припудрить
ему лицо. Затем ему задали первый вопрос: Ну,
как вам Америка?
Хреново. Ответил
Шурик, вспомнив таможню. И пояснил по-английски
– Хуже мол, некуда. На таможне колбасу
отобрали и в задницу заглядывают.
Представитель кольной компании чуть не
поперхнулся. Потом отвернулся, и начал
давиться со смеху. Журналисты, по-видимому,
поняли, что сказал Шурик, несмотря на его
среднерусский акцент. Потому что на лицах у
них застыли глупые улыбки. А потом один из
них, как ни в чем, ни бывало, продолжает: Мы и
не сомневались, Америка прекрасная страна,
У нас самый умный в мире президент, и самая
шипучая кола… Правда, Шурику какой то
бойкий мальчишка попытался помочь. Лет
двенадцати. Он с ним в одном самолете летел.
А сейчас рядом стоял, с родителями. Их кто-то
должен был встречать, но наверное,
опаздывал. Мальчишка по-английски очень
хорошо говорил. Он и предложил: Давайте дядя,
я вам помогу. Может они чего не понимают?
Шурик повторил фразу по-русски. Мальчишка
перевел, прыская от смеха. А журналисты
продолжали улыбаться. Как будто роботы.
Хотя по глазам было видно, что все поняли.
Потому как один из них быстренько сказал в
микрофон, что то вроде: добро пожаловать в
страну победившей демократии, и пенистой
колы, и на этом пресс-конференцию
быстренько окончили.
А вечером, в
гостинице, Шурик увидел себя по телевизору.
В местных новостях. Говорил он почему-то на
чистейшем английском. О том, что он в полном
восторге от Америки, и от замечательного
напитка колы. На нем была одета почему-то
майка с рекламой этой самой колы, которой у
него сроду не было. В руках он держал какой-то
огромный чемодан, опять же с рекламой колы.
В общем, лицо было вроде как его, Шурика, а
вот голос, майка и чемодан чужие. Как в
анекдоте про Чукчу.
А вот почему у
американцев такие проблемы с колбасой,
Шурик понял несколько позже. Оказалось, он
открыл самую страшную американскую тайну.
Когда их местное мясо и колбасу попробовал.
Оно по вкусу на резину смахивало. Потому как
то, из чего это мясо получалось, с самого
раннего детства разными гормональными
препаратами накачивали, да анаболиками. Его
было конечно много. Но это уже не мясо было.
А суррогат какой-то. А эти самые американцы
просто не знали, какое оно на вкус,
настоящее мясо. Последние лет сорок. С тех
пор, как у них мясное изобилие наступило. В
общем, ели что дают. Как в московской
гостинице. Без всякого там рыночного выбора.
А местные,
американские большие начальники тщательно
скрывали от рядовых граждан, что оно
существует. Это самое настоящее мясо.
Которое не от бешенных коров. Поэтому и
устроили настоящий колбасный железный
занавес. А ну как американцы настоящего
мяса попробуют? Так и до беды не далеко!
Шурику из-за
этого простых американцев почему-то очень
жалко стало.
