1 сентября

В этот день выпускники 10А класса 155-ой московской школы собирались, чтобы отметить её окончание. Сначала собирались ежегодно, потом реже. Ходили в школу, поздравляли учителей, дарили цветы и конфеты. Потом вдруг заметили, что учителя им не рады. Сначала обиделись, а потом призадумались и поняли, что обижаются зря. Это для них окончание школы было событием, которое бывает раз в жизни, вехой вступления во взрослую жизнь, а для учителей это было многолетней рутиной. Каждый год малыши приходили в первый класс, а старшеклассники уходили из 10-го. Их лица и имена стирались из памяти учителей, их заменяли новые отличники и двоечники, хулиганы и будущие врачи, инженеры, актёры и певцы. И наш выпуск перестал ходить в свою старую школу, а потом и ходить стало не к кому...
Нынешнюю встречу, как и все прочие, организовал неугомонный Лёва Хейфец, впрочем, уже давно не Хейфец, а Поляков. Кроме обычной школы, Лёва ходил ещё и в музыкальную, учился играть на баяне и на всех школьных мероприятиях неимоверно доставал зрителей исполнением одной и той же пьесы «Пингвинчики». Неестественно длинные суставчатые лёвины пальцы, ползающие по кнопкам баяна, почему-то неприятно напоминали клешни камчатского краба. А так-то Лёва был парнем хорошим и незлым. Впрочем, музыкантом он так и не стал, после армии гонял по Ленинградке троллейбус 12-го маршрута, а потом вдруг стал дамским парикмахером, причём, говорят, очень хорошим и дорогим. Поди ещё запишись к нему перед праздником! Исключений для своих Лёва не делал и ставил одноклассниц в общую очередь.
В этот раз Лёва снял на весь вечер маленькое кафе-стекляшку, чтобы не мешали чужие. Всё было как обычно. Сначала бестолковая суета в раздевалке, возгласы: «Ой, а ты кто?!», смех, поцелуи, неестественно громкие и радостные голоса. Потом расселись за столики и притихли.
Помолчали. Потом с бокалом в руке поднялся Лёва. Первый тост провозгласил за встречу, второй за учителей, а третий - за тех, кого уже нет с нами. В этот раз, похоже, обошлось без потерь. Пришли все, кто был на прошлой встрече. Немного постаревшие, немного погрузневшие и седые, но ведь это не считается?
Постепенно народ оживился. Общий разговор развалился, люди разбились на группы. Женщины разглядывали специально принесённые альбомы, хвастаясь истинными, а чаще придуманными достижениями своих детей и внуков, мужчины подсели к водочке.
Три человека сидели отдельно и тихо разговаривали. Это никого не удивляло - мужская компания, возникшая в начальных классах, продержалась до выпуска. Кроме своих, им никто особо и не был нужен, поэтому к ним и не подходили.
За столом сидели Лысый Пряник, Снукс и Леший. Лысый Пряник, вопреки кличке, имел благородную седину, широкие плечи и военную выправку. Просто в детстве он переболел корью и, как тогда было принято, родители остригли его наголо. Волосы потом отросли, а кличка прилипла навсегда. Пряник служил в контрразведке КГБ, носил полковничьи погоны и отличался крайним немногословием. Болтливый Леший утверждал, что любой негодяй, пробыв час на допросе у Пряника, проклянёт свою судьбу и расколется до задницы просто от скуки. Пряник молча улыбался. Как обычно.
Маленький щуплый Снукс тоже был полковником, но авиационным, он служил в управлении Главного инженера ВВС. Леший однажды приехал в Главный штаб на Пироговке по своим кинематографическим делам и был удивлён тем, с каким уважением встречные офицеры приветствовали тихого и застенчивого Снукса. Похоже, чего-то Леший о своём школьном друге не знал.
Ну, а Леший был кинорежиссёром. Толстенький, весёлый, условно кудрявый. Условно - потому что кудри у него остались только на висках. Он лихо писал сценарии о работе милиции, сам же ставил по ним телевизионные и художественные фильмы. Фильмы нравились зрителям и критикам, обаятельный актёр в роли майора милиции, а после следователя по особо важным делам, приятно тревожил нежные женские сердца. Фильмы нравились и в МВД, относились там к Лешему благосклонно, а на Петровке 38 он был практически свои человеком, чем иногда пользовался на съёмках, склоняя молодых актрис к нескромным отношениям. Ну, Леший и есть Леший, всегда таким был.
- Эй, военный, поди, стяни со стола коньячок и закусить что-нибудь, а то разговаривать насухо скучно, - велел Пряник. Снукс послушно встал и отошёл к столам, вернулся с тарелками и бутылкой подмышкой.
- Так, коньячишко! - радостно сказал Леший, разглядывая этикетку, - это дело! Разливаю?
- Много лишних слов, - поморщился Пряник.
- Понял, товарищ командир! - дурашливо щёлкнул под столом каблуками Леший. - Ну, погнали наши городских!
Выпили, сморщились, закусили.
- Экая, прости господи, мерзость, - задушенно сказал Леший. - Не знаю, чем вы там в своей конторе глубинного бурения занимаетесь, но это вот не коньяк, а диверсия! Не пора ли обрушить сверкающий меч правосудия на головы бесстыдного жулья?! Народ ведь травят!
- Терпи, Леший, - усмехнулся Снукс, - небось, привык в своих Каннах «Камю» на халяву жрать. А здесь вам не тут!
- Зависть - тяжкий грех! - отмахнулся Леший. - Да и потом, какой «Камю»? Там знаешь какое жлобьё? Поят дешёвым винищем, а у меня от него обсёр, pardonne-moi.
- Грассируешь красиво, бабам должно нравиться,- усмехнулся Пряник. - А так - клопов танками не давят. Вот ты писатель, инженер человеческих душ, ну и прижги их глаголом. Чего на нас-то всё валить? И своего, знаешь, выше крыши. И потом, не нравится коньяк - найди водку.
- Ой, мальчишки, а чего вы тут в темноте как сычи? Вот, горяченького покушайте! - одноклассница, фамилию которой никто из троицы не смог вспомнить, подкатила тележку с тарелками, сгрузила их на стол, чмокнула Лешего в лысину, рассмеялась и покатила дальше.
- Гайдай уже «Самогонщиков» снял, не нам, убогим с ним равняться, - сказал Леший. - А спиртное поди опять Валька Фёдорова закупала, а ей что дёшево, то и хорошо!
- Это которая Фёдорова? - поинтересовался Снукс. - Не помню её.
- Да вот та, с сиськами по полпуда, видишь?
- Ага, вижу. Обширная женщина. А ты не сиди, а то водку всю выжрут. Давай-давай, метнулся кабанчиком.
- Пфуй, как неинтелигентно! - не остался в долгу Леший, но к столам сбегал и водку принёс. - Вот, «Петровская», вроде ничего...
- Эта пойдёт, - кивнул Пряник, - разливай, надо парней помянуть. Пора уже.
Первым из их компании ушёл Валя, он погиб в Афгане. Валя тянул к своим горящий Ми-24 буквально зубами, а потом, когда силы были уже на пределе, он вдруг увидел посадочную площадку и своих в окопах. Люди махали руками, что-то кричали и пускали красные ракеты. «Да вижу я, вижу, парни, не беспокойтесь», - облегчённо подумал Валя, и тяжёлая машина буквально рухнула на площадку, которая на самом деле была минным полем. Перед его залитыми кровью глазами сверкнуло бело-синим, а потом уже не было ничего.
Потом умер Саня. Он гонял баржи по северным рекам, десятки раз рисковал жизнью, и ему всё сходило с рук. А умер он в Москве после пустяковой операции, которая, казалось, не могла пройти неудачно. А он на следующий день встал с кровати и мгновенно умер.
Третьим был Серёжа. Он умер совсем глупо. В последние годы сильно пил и хлебнул какой-то дряни из хозмага. Его собутыльники ослепли, но выжили, а Серёжино сердце остановилось, потому что годом раньше он перенёс инфаркт.
Андрей умер давно, в тридцать лет, от инсульта, его даже не считали. И вот теперь их осталось всего трое.

Чем чаще празднует Лицей
Свою святую годовщину,
Тем робче старый круг друзей
В семью стесняется едину,
Тем реже он; тем праздник наш
В своём веселии мрачнее;
Тем глуше звон заздравных чаш
И наши песни тем грустнее.

- тихо сказал Леший.
- Ну перестань, не трави душу, - раздражённо сказал Пряник. - Пока мы помним, они живы. Наливай!
Выпили, закусили хрусткой капустой.
- Вот, другое же дело, - одобрил Снукс. - Ты лучше расскажи, что сейчас снимаешь.
Леший оживился.
- Отцы, фильма ожидает получиться грандиозной! - Леший, рисуясь, всегда говорил не «фильм», а «фильма», по-старорежимному. - Значит, сюжет такой: бывший власовец после войны скрывается в Союзе, но потом вдруг решает сбежать за границу и начинает убивать всех, кто его знал...
- Так это уже где-то было, - удивился Пряник.
- У меня не было!
- Ну ладно, не было и хорошо. Снимай на здоровье. На премьеру не забудь пригласить, особенно, если там кормить будут, а то знаю я тебя, мохноногого. Как деньги занимать, ты первый, а как пригласить куда - не дождёшься.
- Так там иностранцы будут, тебе же нельзя!
А я конспиративно, - усмехнулся Пряник. - Ты, главное, пригласи. И чтобы на двоих, я с женой приду. И этого вот тоже, - он ткнул пальцем в Снукса, - он точно сам не попросит. А, кстати, Снукс, чего это ты всё время молчишь? Давай, колись, чем занимаешься?
- Да ну, это скучно, оно вам зачем? Лётчики-пилоты, бомбы-пулемёты и всё такое.
- Не увиливай! Мы все тут к секретам допущенные!
- Ну как хотите, сами виноваты. Значится, так. Мы сейчас занимаемся переходом от экипажно-групповой системы эксплуатации авиационной техники к системе эксплуатации техническими расчётами.
- А?.. Чего? - Ты давай вот без этого всего! - поперхнулся Леший. - Понимай, с кем говоришь!
- Ладно, ну смотри. Раньше, до войны, самолёты были простыми, поэтому для их подготовки к полётам хватало механика и техника по пулемётам. А сейчас в группах обслуживания по 70 человек! Каждый свои гайки покрутит, и день кончился. Получается, что летать просто некогда. Когда американцы приняли на вооружение FB-111, то на прессухе заявили, что этот самолёт может летать только ночью, потому что весь день его готовят к полётам. Это серьёзная проблема, отцы, и мы пытаемся её решить.
- Н-да, пожалуй, из этого сюжет не выдоишь, - вздохнул Леший. - тут не то что драмы, а даже драмы идей нет.
- Ну почему же? - усмехнулся Снукс. - Например, укладчица парашютов Юлия безответно любит метеоролога Эдуарда, а он не видит вокруг ничего, кроме своего метеолокатора.
- Чур меня, чур, аминь, сгинь, рассыпься! - замахал руками режиссёр.
- Ну хорошо, давай тогда про твою «фильму» поговорим, - покладисто предложил Пряник.
- Да погодите вы! - всплеснул руками Леший, - может, и фильмы никакой не будет!
- Почему не будет? - удивился Пряник. - Что тебе помешает? Ты же как бульдозер, когда в творческой течке, ну, то есть, во вдохновенном состоянии. Цензура что ли прижимает?
- Да какая сейчас цензура! Если контрреволюции и порнографии нет, остальное всем пофиг. И потом, я же лауреат! Если что, могу министру набрать!
- «С Пушкиным знаком. Ну как, брат Пушкин? Да так как-то всё... Большой оригинал!» - съехидничал Пряник.
- Батюшки, жандармы классиков читают! - ахнул Леший, округлив глаза.
- Почитываем-с, да, не без того.
- Пряник, а чего ты на «жандарма» не обиделся? - спросил Снукс.
- А чего обижаться? Серьёзные люди и работали серьёзно. И ведь мало их было совсем...
- Как так?
- Ну сам посуди. Вот Февраль, революция, царь отрёкся. А в Питере из лидеров оппозиции никого! Например, от большевиков только молодые Сталин и Молотов. А Плеханов, Ленин, Троцкий, эсеры, анархисты - они ведь потом приехали. А почему? Да потому, что жандармы поляну подстригли под ноль, как английский газон. Кого в ссылку определили, кого на каторгу, а все прочие в эмиграцию сбежали. Так-то. Но это всё дела минувших дней, преданья старины глубокой. Леший, ты так и не ответил, в чем проблема? Может, помощь нужна?
- Да бюджет, мать его... - вздохнул Леший, - как ты поможешь?
- Что, денег не дают?
- Почему не дают? Дают... Но безналичные! А мне налик надо!
- А тебе не всё равно?
- Нет, не всё равно! Мне директор картины, знаешь, как говорит? «Дайте мне половину бюджета, но налом, и я таки обеспечу ваш будущий гениальный фильм всем необходимым, и ещё на премию всей съёмочной группе хватит! Ну ведь дикость! Вот нужны мне костюмы, так изволь заказать их в мастерских киностудии и ждать полгода! А если они не подойдут?! А если в мой воспалённый от творческих потуг мозг придёт новая идея?! Опять полгода ждать? Так у меня вся группа разбежится! А Меир Соломонович пошьёт что надо в два раза дешевле и в десять раз быстрее. Но я не могу ему заплатить безналом! А нала нет! Не-ту!
- А, вот ты о чём грезишь, - усмехнулся Снукс, - понятно теперь. Я тут одну повесть от скуки прочитал, «Смерть Петра» называется. Там Пётр встречает на берегу Невы рыбаков, ну и садится с ними ухи похлебать. А они - прикинь, Леший - начинают царю объяснять преимущества хозяйственной самостоятельности! Вас там что, всех бешеный экономист покусал?
- А что, я не прав?! - не на шутку рассердился Леший, - нет, ты скажи, скажи!
- Да будет вам, ну что вы как дети, давайте лучше водочки накатим, - примирительно сказал Пряник.
- Водка водкой, но пусть он скажет!
- Вы хочете песен? Их есть у меня, - вздохнул Снукс. - Ну тогда сиди и не елозь, пожалуйста, будет тебе лекция по политэкономии социализма. На пять минут, но всё же. Скажи мне, отрок, в чём своеобразие экономической системы СССР?
- Она вся своеобразная, - отмахнулся Леший, пытаясь поймать вилкой скользкий маслёнок.
- Пятьдесят восьмая статья, - заметил Пряник. - Пятнашка плюс пять по рогам.
- А ты не пугай, гражданин начальник, я к этим пассам равнодушный!
- Ну-ну...
- Нет, Леший, ты всё-таки ответь, это важно.
- Отстань, ну не знаю я!
- Вот! А всё почему? Потому что лекции прогуливал или в аудитории девок за коленки щупал, некогда тебе было препода слушать.
- А то ты слушал...
- Представь себе. Так вот. Особенность советской экономики в том, что в ней работают два вида рублей: наличные и безналичные.
- Подумаешь, бином Нютона!
- Не перебивай. Единственной полноценной валютой у нас является безналичный рубль. У него есть разновидности - инвалютный, переводной, но это мелочи. И опять спрошу: в чем отличие рубля безналичного от наличного?
- В названии!
-Бестолочь! Безналичный рубль имеет ту особенность, что на него можно купить средства производства. Всё что угодно. Заводы, дома, пароходы. Именно безналичными рублями в стране обмениваются хозяйствующие субъекты. Это - кровь экономики. А наличный рубль - не валюта. На него граждане могут приобретать только ограниченный набор товаров и услуг, перечень которых и цены на них директивно определяет государство. Например, «Москвич» ты купить можешь, а УАЗ - нет. Поэтому наличные рубли экономисты называют не валютой, а трудовыми квитанциями.
Система, конечно, кривенькая и уязвимая, но в условиях распределительной экономики она работает, но при одном условии: свободного перетока безналичных рублей в наличные быть не должно! Конечно, совсем без него не обойтись, например, он нужен для выплаты зарплат, но государство его объёмы контролирует жесточайшим образом. А ты предлагаешь самое страшное, что только может присниться в кошмаре нашему Минфину. Ты, по сути, хочешь обналички. А её при социализме не будет никогда. Нынешняя советская экономика, конечно, ущербна с рождения, но и капитализм не лучше.
Пряник, я тебя умоляю, не сверкай глазами. Мой партбилет ничуть не хуже твоего, знаешь ли, и я тоже за Советскую власть.
Но вот признаюсь вам, мужики, что есть у меня один страх. Даже не страх - ужас.
Пройдёт не так уж много времени, и дорогой Леонид Ильич отправится в Страну вечной охоты. Кто его сменит? Такой же ветхий Гришин? Черненко? Или Романов? Да там всё Политбюро такое. Всё это старые, больные, уставшие от жизни люди. Они если и видят признаки надвигающейся катастрофы, то ничего сделать уже не могут, да и не хотят. А проблемы будут нарастать. Китайцы уже почуяли беду, но им сказочно повезло, у них есть Дэн Сяопин, он широко мыслит и интересно работает. А у нас кто? То-то что никто.
И вот придёт час, когда народ озвереет от власти старцев, и в Кремль войдёт секретарь какого-нибудь Задрищенского обкома, глупый, но жадный до власти. Он не умеет думать на десятилетия вперёд, ему надо удержаться у кормушки вот прямо сейчас, понимаете? Ему надо будет что-то пообещать людям, чтобы всё получилось вот прямо завтра. А что он может пообещать? Только рынок, это же так просто и очевидно, вот как Лешему. Конечно, не сразу, не сразу, сначала разрешат какие-нибудь артели по заготовке рогов и копыт. А для них что надо? Свободный переток между налом и безналом. И вот как только перегородку сломают, и начнётся ураганная обналичка, страна рухнет. Из неё побегут сначала республики с национальных окраин, а потом Дальний Восток, Сибирь и Урал. Это закон жизни: людям кажется, что выживать в одиночку легче. Армия, КГБ и МВД какое-то время продержатся на энтузиазме и присяге, но вы же понимаете... У офицеров на руках старики и дети, а их надо кормить. И всё. И вот тут грянет арм агеддец, ангелы затрубят в трубы и свернут небо. История прекратит течение своё. Вот так-то, братики-сударики.
Снукс замолчал, налил себе полную рюмку и залпом выпил.
Лешему давно хотелось перебить Снукса, высмеять его, свернуть разговор на шутку, но он глянул на чекиста и его язык стал неповоротливо твёрдым и шершавым. Пряник неотрывно смотрел на своего друга, его лицо заледенело, и было горестным.
«Значит, всё правда, - подумал Леший. - А ведь им ещё страшнее, потому что они всё видят и понимают, а сделать ничего не могут. Вот, значит, как оно как будет... А я-то со своей дурацкой фильмой...Пижон, фигляр!»
И теперь нестерпимо страшно стало и ему. Как талантливый художник и человек, хорошо знающий историю, он явственно представил себе ужас распада огромной страны.
А их одноклассники лихо отплясывали под магнитофон, сдвинув столы и стулья к стенам.
Первое сентября 1982 года заканчивалось. Леониду Ильичу Брежневу оставалось жить два месяца и пять дней.