Авария на линии

Около 13:50 мск было полностью прекращено электроснабжение Крыма с территории Украины, сообщает Крыминформ. На территории полуострова отключены все линии связи, без электричества остались все населенные пункты.
Из газет, 26.12.2014

Вову Чудина за военного никто не числил. Вид у него был, прямо скажем, не бравый. Заметное брюшко, очки и немного детское выражение лица больше всего подходили бы студенту-«ботанику», ну, аспиранту на крайний случай. Но, в конце концов, с двухгодичника-то какой спрос?

Но временно военный Вова считал, что ему повезло. И не без оснований. Поздний и единственный сын у мамы-потомственной москвички - Заслуженного учителя РСФСР, он при посильном содействии ее бывших учеников вполне успешно поступил и уже сам закончил МГИМО, честно пройдя в том числе все тяготы и лишения военной кафедры и получив гордое первичное воинское звание «лейтенант».

А дальше вмешался Его Величество Случай. Один из его однокурсников, сын полковника Генштаба, готовясь отбыть на свои два армейских года переводчиком в одну из жарких стран, вдруг покрылся какими-то пятнами и чешуей аккурат после прививки от желтой лихорадки. Уже через два дня спешно найденный посреди лета Вова сидел на его месте в одном из залов старого здания на улице Фрунзе, ныне Знаменке, слушал нудные инструктажи, заполнял разные анкеты, бланки подписок о неразглашении и не знал - не то радоваться, не то скорбеть. Попасть в загранкомандировку прямо по выпуску - такое не каждому удавалось. Но страна была не из спокойных, местные периодически слегка шалили, а временами и сильно. Мама, понятное дело, переживала - но тут поделать уже ничего не успевала.

За полтора года температурного режима от 40 до 45 ⁰С и влажности в 90% Вова сбросил семь кило, но благодушным увальнем смотреться не перестал. Жизнь обучила его массе полезных навыков, от умения варить подобие борща из местных ингредиентов до способности практически синхронно переводить ядреные фразы замполита, вроде «наша страна неустанно несет свет самой гуманистической идеологии в мире всем угнетенным народам». Хотя гораздо больше ему нравилось на пару с артиллеристом рассказывать местным про буссоль, панораму и окончательное снаряжение. Военный перевод он в свое время учил добросовестно, а вот творческий подход замполита к ораторскому искусству поначалу, бывало, вводил его в ступор. Вдобавок, зараженный гуманистической идеей боец идеологического фронта категорически запрещал применять насилие к местным попрошайкам, облеплявшим несчастного Вову при походах на рынок как мартышки баобаб. Остальные члены маленького коллектива старались попадать на рынок без з амполита, тогда можно было тихонько дать пинка ближайшему и толпа немедля разбегалась - ритуал соблюден. Поход же не владевшего языками замполита и неизменно сопровождавшего его Вовы превращался в красочный, как сейчас бы сказали, перформанс. Но это отдельная история...

Несколько одноэтажных зданий, где жила советническая группа, были окружены хилым заборчиком и находились почти на окраине города, рядом с подсоветными частями и подразделениями, военным госпиталем и складами. В этой-то географии и заключалась главная проблема, которая никак не давала советским военным наслаждаться прелестями зарубежной командировки в полной мере.
Описанный выше влажностно-температурный режим местности делал существование без кондиционера, мягко говоря, невеселым. Собственно говоря, в наличии имелись и советские БК-1500, и чудовищные по размерам и мощи израильские «Тадираны», но вот пользоваться ими регулярно получалось не всегда. Намотавшись за день по позициям и рубежам, частенько можно было зайти не в ожидаемую прохладу, а в раскаленную за день солнцем клетушку, где и унитаз-то не обжигал известное место только потому, что был все-таки оснащен пробковым сиденьем. Дело было в том, что ветром с моря на город в дополнение к температуре и влажности постоянно наносило соляную взвесь. С заходом солнца темнело мгновенно, будто кто-то дергал рубильник и в охлаждающемся воздухе начинала выпадать соленая «роса». Рассол этот опускался на все подряд, но почему-то особенно охотно он садился на изоляторы электрических столбов, и в наступившей темноте можно было видеть синеватые огоньки, проскакивающие между фа рфоровыми чашками. Иллюминация длилась, как правило, недолго, автоматика дергала рубильник уже в прямом смысле, и городок с окрестными объектами окончательно погружался в густую тьму.

После очередного отключения поутру иногда можно было видеть понуро бредущих вдоль обесточенной линии двух-трех местных монтеров с «когтями», ведром, тряпкой, лестницей и тележкой, где стояла бочка с водой. Дойдя до очередного столба, они тяжко вздыхали, кто-то из них не торопясь поднимался наверх и мыл изоляторы пресной водой. Если процессию возглавляло некое подобие местного начальства, вода в ведре менялась после 3-4 столбов, ибо начинала напоминать морскую. При отсутствии начальства труженики могли и воду вовремя не сменить, и пропустить столб-другой. В зависимости от тщательности исполнения ритуала шаманство это помогало на пару недель, а то и почти на месяц. Но через некоторое время публика в темноте вновь могла любоваться рукотворными огнями св. Эльма. Период последующего наслаждения прелестями климата мог занимать день, а мог и дня три-четыре - в зависимости от настроения электрических властей.

За время командировки кадровые военные обогатили лексикон филолога Вовы не только неизвестными ему ранее деривативами, но даже и корнями живаго великорусскаго языка. Накоплению желчи в советнических организмах способствовало еще и то, что в гражданских кварталах, начинавшихся аккурат через дорогу, никакой тьмы кромешной не случалось. Объяснялось это просто. И город, и военные питались от одной подстанции, разведенной на две магистральных линии. Одну линию станция тянула всяко, даже и при утечках, а с двумя работала на пределе, и любые нештатные ситуации вынуждали одну из линий «гасить». Гасили естественно, линию «военную», ибо хозяева городских злачных мест не могли допустить потери клиентуры и прибылей. Вдобавок, и все более-менее влиятельные командиры жили, естественно, в городе, а не в расположении своих частей. Возможно, что личному составу они сочувствовали, а за своих советников даже переживали. Но на оперативности назначения очистительно-изоляторных процедур это никак не сказывалось.

Время от времени в советнический городок наведывались кубинцы, «ограниченный контингент» которых в свое время практически спас страну от внешней агрессии. С тех пор супостат на открытое нападение не решался, а кубинцы свой контингент оставили, но прилично сократили. Тем не менее, относились они к своему присутствию более чем серьезно, регулярно посещали места бывших боев, освежали данные рекогносцировок и связи с вождями местных племен. Приезжали втроем-четвером на пару-тройку дней, останавливались в гостевом боксе, активно шастали где-то по окрестностям и так же внезапно исчезали. К советским братьям они относились с уважением и радушием, а к местному населению - с плохо скрываемым презрением.

В этот раз их приезд был каким-то необычным. По хитрому плану старшего по городку замполит вызвал Вову за день до этого и начал разговор с протяжного «э-э-мм».
- Чудин, тут вот какое дело... У тебя вещей много скопилось?
- Вы о чем, Валерий Василич?
- Ты вот возьми, собери личные вещи на время... Переселись к радистам. У них все равно один на дежурстве в кунге всегда сидит. Не беспокойся, на три дня всего, потом вернешься.
- А в чем дело? И почему я?
- А в том, что едут к нам кубаши... В этот раз их семеро. И главный у них в это раз - генерал. Вот его в твоем боксе и поселим.
- Так почему я-то?
- Ну сам посуди, Вова: у тебя самый приличный бокс - термитов меньше всех...
- Я их ДЭТОЙ травлю...
- Ну вот, сам видишь. А у таких, как Петрович или Серега Семенов, всем городком три дня надо барахло вывозить. Так что сам понимаешь, больше некому.

Василич, конечно, выбрал Вову еще и как самого молодого и беззащитного, в разговоре с другими кандидатами пришлось бы ему прейти на «товарищ прапорщик, я Вам приказываю», чего не хотелось. Да и дедовщины в армии никто не отменял.

Генерал (если это был генерал) оказался низкорослым седым стриженным почти налысо бодрым старикашкой с торчащей щеточкой усов. Как бы в компенсацию его габаритов, за ним постоянно следовали два контрастных верзилы - один чем-то напоминал Дольфа Лундгрена в роли Ивана Драго, а второй внушал ужас то ли ростом на полголовы выше напарника, то ли иссиня-черным цветом кожи, то ли страшными рожами, которые он явно умел и любил корчить на публику. Пару дней все семеро с утра, покидав в багажники сумки с выстрелами к РПГ и коробки с патронами к ПК, проверив рации, выезжали куда-то на «Лендровере» и УАЗике, держа АКМы на коленях. Возвращались вечером, усталые и пыльные.

..На субботний вечер традиционно было запланировано культурное мероприятие. С наступлением темноты во двор вытаскивалась шестнадцатимиллиметровая «Украина», и один из связистов заряжал в нее бобину пленки. Если везло, то это могло быть что-нибудь свеженькое с зашедшего в порт на 3-4 дня судна, а не надоевшие «Девчата» или «Весна на Заречной улице».
В этот раз замполит выпросил с проходящего танкера на один вечер советско-индийского «Али-Бабу и сорок разбойников». На экране Ролан Абу-Хасан Быков творил геноцид, лицемерие и надругательства под индийские мотивы. Генерал со свитой сидел на почетных центральных местах и явно был увлечен конно-стрелковыми упражнениями и индийскими прелестями актрис. И тут в очень ответственный момент, когда Фрунзик Мкртчян, потрогав рукой нечто под покрывалом, с непередаваемым акцентом и выражением произнес «жэньщщина-а...», «Украина» сказала потухающими лампами «У-у-у» и прекратила дозволенные речи.

Опытные военные поняли, что «кина не будет». Угрюмо начали они было расползаться по боксам, стараясь не выпустить наружу холод, который успели за день нагнать кондиционеры, когда генерал через своего переводчика и далее Вову поинтересовался, а в чем, собственно, дело? Вон, через дорогу есть свет и даже музыка играет!
Генералу описали трагизм ситуации и ее технические подробности, но понимать ее он категорически отказался. Я не понял! Мы, их защитники и спасители, должны сидеть без света? А они гулять? Почему не наоборот? Безобразие!

Замполит понял, что престиж надо спасать хотя бы ИКД - имитацией кипучей деятельности.
- Вова! Подстанция же недалеко? Сходи, узнай, что там!
- Валерий Василич, так хожу же постоянно, толку нет, опять пошлют они нас.
- А ты сходи, перед генералом неудобно. Пошлют, так что ж... надо же что-то делать!

Вова подтянул сползавшие под тяжестью кобуры песочные брюки, покорно развернулся и подсвечивая себе фонариком, пошел к диспетчерской, которая и правда была в метрах двухстах через дорогу от городка. Он не заметил, как генерал мотнул головой и коротко сказал что-то кому-то из своей команды.

На звонок обитая жестью дверь неохотно приоткрылась на ширину цепочки, и оператор, придавая убедительности жестами, с чувством произнес проникновенную речь про короткие замыкания на линии, инструкцию и недостаток мощности. Убеждать получалось плохо. Во-первых, щель была узкой и не позволяла рукам оратора проявить всю гамму чувств. Во-вторых, Вова сегодня был настырен как никогда - фильм завтра с утра надо отдать, это раз, а что высокие гости подумают про военных великой страны, это два! Он даже просунул в щель носок ботинка, мешая закрыть дверь, чем вызвал неподдельное удивление оператора - тот с такой наглостью с вовиной стороны за полтора года не встречался.

Дискуссия была в самом разгаре, когда Вова внезапно почувствовал, что его аккуратно взяли под локти и переставили на полметра вправо, легко, будто прикроватную тумбочку. Что вслед за тем стремительно мелькнуло слева от него дважды, понять он боковым зрением не успел. Движения эти сопровождались звуками. Первое - каким-то хлюпающе-чавкающим, второе металлическим щелчком и хрустом. Через секунду к ним добавилось сдержанное завывание и кашель.

Вова повернулся. В темноте высилась чудовищных размеров тень в темном камуфляже. В непроглядной ночи казалось, что брюки и куртка 60 размера и небывалого роста стоят сами по себе, а у правой штанины брюк в воздухе горизонтально висит и болтает брезентовым ремнем АКМ. Над воротником куртки сверкнули белки глаз и показалась белозубая улыбка, будто бы висящая в воздухе сама собой. Антропоморфная инкарнация Чеширского кота потянула на себя дверь диспетчерской и в упавшем из коридора свете оказалась генеральским телохранителем-негром. Стало понятно, что первый удар прикладом АКМ пришелся точно в щель полуоткрытой двери аккурат по физиономии повелителя электронов, а второй - вырвал дверную цепочку с мясом.

Аварийно-ремонтная интербригада зашла внутрь.

Кашляя и скуля, прикрывая расквашенную физию рукой, электрик на трех точках необычайно быстро заскакал по коридору в сторону распределительного щита.

Кубинец улыбнулся еще раз (у Вовы от такой улыбки по спине прошел холодок) и произнес:
- Inténtalo de nuevo.

Учивший вторым языком португальский, Вова догадался, что ему предлагают попробовать еще раз попросить дежурную смену об одолжении. Однако этого не понадобилось. Придерживая полой рубашки расквашенный нос, оператор выставлял вперед ладонь свободной руки и кричал только одно, но понятное всем присутствующим слово:
- Момент! Момент! Момент!

Возвращались новоявленные друзья-ремонтники вместе, и кубинец, активно вращая руками и зрачками, языком жестов и мимики просвещал Вову, помогая себе эмоциональной смесью испанского, русского и английского:
- Ты же понимай, вы чересчур вежливые. А они любую вежливость принимают за слабость. Мы недавно тоже такие были как они, да и есть. Вы, советсткие, нам нравитесь, вы совсем другие, мы такими тоже стать хотим. Культурными... Вкжливыми... Образованными... Но вы чересчур далеко уже ушли, вы не понимаете, что тут только силу уважают, тут по-другому нельзя.
- Да у нас гуманизм!
- Так я тебе о чем и толкую...

К возвращению аварийной бригады в лице Вовы и его нежданного напарника Ролан Быков уже вновь творил на экране свои злодейства. Отключенный город через дорогу возмущенно, но молчаливо засыпал в темноте. Проститутки считали гонорары при свете карманных фонариков.

Через день Вова переехал назад в свой бокс, освобожденный кубинскими товарищами. И еще раза три случавшиеся отключения обходили городок стороной. Мойка изоляторов на время приобрела видимость регулярности и профилактических работ. Но через три месяца в городке свет погас снова, а в баре через дорогу Майкл Джексон продолжал петь про Билли Джин.

- Вова! Сходи-ка, что там у них опять?
До «дембеля» Вове оставалось полтора месяца, и он осмелел.
- Валерий Василич! Ну что я смогу? Если только по кубинской методике свет чинить? Разрешите?
- Это как?
Вова поведал замполиту всю ужасную правду о восстановительных работах.
- Э-мм... Нет, ну так нельзя... Ведь наша страна неустанно несет свет самой гуманистической идеологии в мире всем угнетенным народам. Гуманистической, понимаешь? Убеждать надо!

Вова все-таки сходил, и действительно, по свежей памяти добился своего только добрым словом, на одних воспоминаниях о кубинском визите.

...Вовина «отвальная» проходила во на открытом воздухе - кондиционеры не работали. Импровизированный стол из досок на снарядных ящиках освещали полная луна и три фонарика на батарейках, подвешенные над нехитрой снедью и разноцветными бутылками.

А при чем здесь Крым, спросите вы?
Да ни при чем, собственно.
Ведь наша страна неустанно несет свет самой гуманистической идеологии в мире всем угнетенным народам.