Человек-крыса

Шла третья неделя нашего пребывания на армянской земле.
К нам на объект на иностранном автобусе прибыли англичане. Спасатели. Но профессионал среди них оказался лишь один. Человек-крыса. Маленький, гибкий, тонкий, верткий, и действительно с вытянутым крысиным носом. Да, не удивляйтесь, так его и звали - «человек-крыса» - за уникальную способность проникать, просачиваться в труднодоступные уголки.
С англичанами приехал переводчик, с корнями из России. Англичане начали настойчиво требовать, чтобы я их запустил на объект, талдыча, что юркий как вьюн человек-крыса умеет залезать во все щели и может обнаружить живых. Я писал, дорогие читатели, как я, набравшись духу, лазал по таким щелям, таким лабиринтам, что иногда казалось, назад уже не вылезу, не выживу, останусь под завалами. И никого живых мне найти не удалось. Да и кто через столь длительный промежуток времени мог остаться под завалами в живых? Но надежда на чудо теплилась вопреки здравому смыслу. И я принял решение запустить англичан на объект.
Сопроводил английских спасателей вместе с переводчиком на развалины фабрики. Показал человеку-крысе лаз, где я уже побывал. Он был поражен: «Ты не боялся?» - спросил через переводчика. А как же, боялся.
Человек-крыса в черной робе проворно нырнул в щель. Твою мать! Меня там чуть не засыпало, а на моих глазах представитель иностранного государства полез на верную смерть! Я был в ужасе. За его гибель отвечал бы я, старший в батальоне. Погиб бы лейтенантик - одним больше, одним меньше... А вот иностранец! Для чиновников это кошмар! Международный скандал!
Я в панике схватил его за ногу, за носок, назад тащу, матерюсь, меня тоже оттаскивают, а крыса сопротивляется, брыкается! В итоге мои руки соскользнули, и человек-крыса юркнул в глубину. Нервно курю. Спасателя нету десять минут, пятнадцать... полчаса. На сороковой минуте я его записал в покойники. Через сорок пять минут человек-крыса вылез. Да, он был истинным профи. Он сверху указал на дополнительные места, где необходимо разгребать завалы. Но уточнил, что живых там нет точно.
После исследования завалов я англичан скорей отвел назад к автобусу - от греха подальше!

Понаехали тут!

С военной точки зрения землетрясение в Армении приравнивалось к атомному взрыву определенной мощности. Вот и полезли иностранцы под маркой спасателей цинично «оценивать степень разрушения». Вот таких «специалистов» я вскоре увидел перед собой. Они явно не принадлежали к спасателям, а являлись офицерами английской армии. Это было заметно по позе, выправке, внешнему виду в целом.
С кожаными гладко выбритыми затылками, руки за спиной, ноги на ширине плеч, они со знанием дела на родном английском деловито обсуждали степень разрушения объекта.
Один господин высокомерно обратился ко мне через переводчика:
- Что же у вас в великом СССР так плохо? И нет своих специалистов? И соответствующей техники?.. У вас никакой заботы о народе!
- А вот это что, разве спасатели?.. Пусть ноги вместе поставят, не на плацу, - я указал на бритого молодчика.
Англичане что-то еще лепетали, но смущенный переводчик заткнулся. Ему наверно было не по себе, что я раскусил этих лжеспасателей. Из битком набитого автобуса - профессионалов лишь переводчик да человек-крыса.
Английские вояки вежливо попросили провести их в подвальную часть. «Ну что ж, проверим вас на вшивость».
- Пойдемте.
Я вел их по подземелью, не включая свет своего супермощного фонаря, им приходилось освещать путь слабенькими ручными фонариками. Когда мы достигли места, куда меня водил комбат, и где мы пытались спасти придавленных людей в первые дни, горе-спасатели с визгами ужаса разбежались по подвалу, забились в углы. Их истеричные крики позволили их отыскать в подвальной тьме и вывести к автобусу. Тоже мне, спасатели хреновы!
Да, и такие «спасатели» приезжали. Если кто-то из граждан бывшего Советского Союза надеется, что другие государства будут о них искренне печься и заботиться - они жестоко ошибаются. Мы для иностранцев в лучшем случае объект и предмет изучения. Как ученые исследуют племя пигмеев, так и цивилизованный Запад бросился изучать открывшийся им Советский Союз.

Последний труп

Меня частенько отправляли объезжать различные объекты и привозить спасателей, тем более нас из офицеров оставалось в батальоне только двое. Лейтенант Ильфат Ямгургин из Башкирии и я, ответственный за батальон. Периодически приезжал комбат Ванаков.
Когда я ездил по Ленинакану, что бросалось в глаза? Ликвидирована большая часть последствий землетрясения, понемножку налаживается деятельность госучреждений и быт уцелевших ленинаканцев, заметно упорядочилась работа спасателей. На площадях разбиты десятки палаточных городков, состоящих как из зеленых военных палаток, так и из цветных гражданских. Помощь прибыла.
А вдоль улиц стояли гробы, гробы, гробы... Рядами, штабелями... Если раньше они делались из неструганных досок, то теперь появилось все больше обшитых материей...
30 декабря мы вытащили последний труп.
Помню как сейчас: последней мы опустили в гроб секретаршу директора местного завода, очень красивую (смерть не испортила ее лица) молодую женщину, застывшую в неестественной позе. Ее вытаскивал комбат Григорьич.
И в этот же день до нас впервые дошли горячие свежие булочки и молоко в пакетах. Мы знали, что в городе местные жители подкармливают спасателей, приносят хлеб и молоко. Добрых людей всегда больше. Но у нас на окраине все не так. И вот теперь мы держали продукты в руках (спасибо водиле-армянину за его доброту, довез не поленился), но есть мы не могли.

Танцующие скелеты и невская водица

31 декабря прибыли в часть. Новый год не в радость, но традицию надо соблюсти. В ночь с 31 на 1 января, на новогодний праздник, были с Генкой Бобровым ответственными в батальоне. Мы с Геннадием - неженатые, а праздничное дежурство справедливо приходилось на долю холостяков. Солдатам по обыкновению накрыли столы. Без деликатесов, но вполне... Жены офицеров, что вместе с супругами мужественно переносили тяготы военного житья-бытья, прихорошились, принарядились, принесли закуски, домашние пироги и торты, собственноручно испеченные. Как водится в армии, чокнулись бокалами с соком под бой часов по радио.
А в час ночи солдатики уже спали.
...Через две недели полк уехал на учения, а для меня начались бессменные караулы. Вот тогда впервые и произошло вооруженное нападение на дальний пост. По случайности я оказался на месте, и мы открыли огонь на поражение. А в апреле мне дали короткий отпуск - я отпросился на свадьбу к другу детства и однокласснику Андрюхе Нагорнову в Ленинград.
В ресторане гуляла свадьба.
Мы с курсантами института имени Можайского разохотились и решили пить водку на спор - кто круче: зеленые, но с гонорком, курсанты-ракетчики или молодой да ранний офицер-танкист. В итоге курсантики упали головами на стол.
И вот я сижу и осоловелым взглядом смотрю - слева курсант в отключке, справа тоже лежит курсант и спит. Передо мной тарелка, пустая бутылка... Поднимаю голову и вместо танцующих людей вижу... скелеты. Толпу костлявых извивающихся в нелепом диком танце скелетов. С гадкими ухмылками, провалившимися глазницами... Е-мое... Шиза подкралась незаметно... Убеждаю себя: показалось, я нормальный, я нормальный. «Слева курсант, справа курсант... грязная тарелка, бутылка зеленого стекла...» Поднимаю медленно глаза - обезображенные мертвецы в жуткой пляске... Трясу головой. Щурю веки. Опять гляжу по сторонам - пьяные курсанты, перед носом бутылка с тарелкой, а впереди... «Блин! Кажется, я свихнулся!» Написанный у меня на лице ужас заметил отец жениха дядя Гена, он меня любил по-отцовски еще со школьных лет.
- Что с тобой, сынок? - поинтересовался участливо.
Боюсь поднять голову, объясняю, крыша, мол, едет.
- Много выпил, Олежк?
- Много. Но я уже трезвый, дядя Гена.
Он ладонью прикрыл мне глаза и вывел сквозь танцующую свадьбу в туалет, засунул меня под душ. Я не противился, слушался словно тряпичная кукла.
Ледяной душ из невской воды смывал с меня гнетущие мысли, растворял осадок от мрачных тягостных дум...
Замерз как собака.
Геннадий Борисович наконец вытащил меня из-под холодных струй и подвел к двери:
- Смотри сейчас.
Я тихо приоткрыл глаза. Люди... Танцуют... Вздохнул всей грудью, скинув с себя тяжкий воз впечатлений.
Наверное вода свята, она смывает с нас всю грязь, не только телесную.

Рецидив

Потом я приехал погостить к своей мамке, на родину, на Байконур в город Ленинск. Несмотря на теплую окутывающую атмосферу материнской любви и понимания у меня никак не получалось обрести душевный покой. Я не мог спать по ночам с выключенным светом и поэтому каждый вечер читал в кровати часов до пяти утра, до самого рассвета. Только когда вставало солнце, я гасил свет и пару часов дремал, набираясь сил. Со мной явно творилось что-то неладное.
Мамка твердила, что мне нужно выговориться, просила все рассказать ей, поделиться, высвободиться от душевной боли. А я не хотел, не хотел вообще ничего вспоминать. Но уступил, поддался и начал говорить. События мелькали броскими картинками. Я заново переживал все, с чем сталкивался в Ленинакане. Гнусные мародеры, подлые провокаторы, свалка модных женских сумочек, человек-крыса, трупы, трупы, трупы... Дощатые гробы, гробы в дорогой бархатной обивке, браслет со змейкой на мертвой руке... Я не заметил, как у меня закрылись глаза и я отключился. Никогда раньше сознание не терял. А я все рассказывал, все говорил, говорил... По крайней мере, я так считал. И только пощечины, лихорадочное хлестанье по побледневшим щекам вывели меня из шока или какого-то транса.
Перепуганная мать нервно брызгала на меня святой водой. При этом она уже успела вызвать «скорую».
В ту ночь я первый раз спал спокойно. Как после рецидива тяжелой продолжительной болезни. Но все пережитое еще долго вылезало наружу и сказывалось на моем здоровье годы спустя, когда я уже перевелся служить в Россию и, вероятно, расслабился.
Как следствие пережитого в Закавказье, я одно время не мог ходить - заклинило позвоночник. Врачи не справились, помог парень-психотерапевт, который в качестве эксперимента провел со мной несколько оздоровительных сеансов по собственной методике, вот тогда дела пошли на поправку.
Знаете, в 31 год стать инвалидом обидно.

Кто старое помянет...

Не буду скрывать, события в Закавказье и в частности в Армении отразились на моем лояльном до поры до времени отношении к некоторым народам, волею рока охваченным безумием. Нет, я не стал ненавидеть, но злоба черным пятном осела в душе.
Я не сводил счеты с теми нерусскими, кто был мне подчинен по службе, но на всю жизнь запомнил, как к нам на самом деле относятся «дружественные народы». И запомнил формулу, согласно которой судили наших. Этот принцип, уже будучи на пенсии, я вычитал у Льва Гумилева. Из уст «братских народов» она звучала примерно так: «Ваши правители принимают решения, значит, вы за них и отвечаете. Правители далеко, а вы рядом».
Монголы считали так: народ ответственен за свиту, а свита за князя, а князь за народ. Посему существует общая, коллективная ответственность. И мои возражения, что я лично ни при чем, не влияли на отношение ко мне. «Вы их породили, вы их поставили властвовать, вы их воспитали, вы их развратили», - упрек справедлив. Вот так.
И все-таки великий человек и великий народ тот, что умеет подниматься над обстоятельствами, над веяниями сомнительной «моды», что умеет прощать, а не тупо сводить счеты.
«Велик тот народ, который умеет признавать свои ошибки и умеет прощать, ведь умение прощать - черта великих, высоких людей».
Тот велик, что своим поступком или словом способен убить зло, уничтожить ненависть, а не преумножать их. Любовь и прощение всегда сильнее. И не только в сказках.