Последний линкор империи

«Корабли Военно-Морского Флота ни при каких
обстоятельствах не спускают своего флага
перед противником, предпочитая
гибель сдаче врагам Отечества»

(Корабельный устав ВМФ Российской Федерации)

История эта настолько невероятна, насколько же и абсолютно реальна в наш нелегкий век глобальных перемен, развалов государств, смены моральных ценностей и жизненных устоев. Слышал я ее не от третьего лица, а от главного героя лично, хотя и не был с ним знаком до этого, да и встреча наша продолжалась не больше пары часов, и естественно, многое в этой истории, которую я слушал, не веря своим ушам, додумано и расцвечено мной, сознательно и для придания рассказу читаемой формы. Но сами события и их последовательность переданы мной без изменений, которые на самом деле такой истории и не требуются...
В 2003 году мне довелось побывать на Святой Земле, куда за несколько лет до этого эмигрировали из нищающего Севастополя родители моей жены. Так вот, в одну из суббот, когда у всех правоверных иудеев время побездельничать, а попросту шаббат, мои родственники устроили выезд в пустыню, где на большой огороженной территории был разбит настоящий парк с рукотворными реками и озерами, беседками, мангалами, лежаками и прочими принадлежностями для бездумного отдыха и поедания кошерных шашлыков и барбекю. Приехали мы туда довольно большой компанией, ну и после первых трех часов мне стало скучновато в кругу родственников жены, которые только и делали, что обсуждали, как они жили до отъезда, и как живут ныне. Я покинул их и решил пройтись по всей территории, посмотреть, что тут еще есть. Вскоре, проходя мимо ряда магазинчиков расположенных там же, я неожиданно узрел сидящего за столиком мужчину, добросовестно уминающего пиво из банки. А внимание мое он привлек тем, что во-первых, был в т ельнике, а во-вторых, в черной флотской пилотке, на которой белой краской был нашлепан знак «Радиационная безопасность», что по кривоватому исполнению говорило о том, что служить он мог только на атомоходах, и нигде более. Вероятно, мой взгляд тоже чем-то отличался от всех остальных, так как мужчина на меня тоже посмотрел, после чего я просто спросил, где же он служил. Он ответил. Я подсел, заказал себе тоже пива, потекла беседа, и, в конце концов я и услышал то, что сейчас постараюсь изложить...
Капитан 3 ранга Гончаров Олег Сергеевич закончил Севастопольское высшее военно-морское инженерное училище в самом начале 80-х годов. Получил распределение в славный град Гаджиево на 667А проект, где и добросовестно дослужился до комдива два, сходил в десяток автономок, а на исходе 80-х списался с плавсостава и ушел дослуживать до пенсии на какой-то ПРЗ, а потом вообще перевелся в Полярный на завод, на какую-то умирающую лодку, уже лет десять ржавевшую там без надежды на светлое будущее. Так бы, наверное, и сидел бы он на этой железке до самого развала Союза, если бы не егоза жена, даже во сне видевшая себя дома у мамы в Севастополе, гуляющей по Графской пристани под звуки духового оркестра. И сам Олег был бы не против этого, если бы не одно. Своей квартиры в Севастополе у них не было. Семья его жены ютилась в трехкомнатной хрущевке в Стрелецкой, где по этим комнатам было распихано шесть тел, начиная от ее родителей, кончая семьей старшего брата жены Олега. Сам Гончаров родом был из-под Твери, где жилищные условия его родителей были еще хуже и куда сам Олег возвращаться категорически не хотел. По простодушности своей Гончаров все еще продолжал наивно верить в свое уже начинавшее разваливаться на тот момент государство, которое пачками издавало законы о защите военнослужащих, а устами государственных мужей обещало в ближайшие годы осчастливить всех нуждающихся собственным жильем. Это и стало камнем преткновения. Офицер хотел тихо досидеть до хороших времен и бесплатной квартиры в Гаджиево, благо, увольнять его никто не собирался, а жена, упершись рогом, требовала его немедленного увольнения в запас и отъезда в солнечный Крым. Причем козырями, которыми манипулировала супруга, являлись дети, которые в ближайшие годы оканчивали школу и, естественно, желали продолжать учебу в ВУЗе, причем не в каком-нибудь, а в Севастопольском приборостроительном институте. Но все же вода камень точит, и в начале 1991 года поседевший от процедуры увольнения в запас Го нчаров убыл со всей семьей в Севастополь уже в ранге отставника и пенсионера.
В Севастополе поначалу все складывалось довольно неплохо. Гончаровы сняли полдомика в частном секторе в Стрелецкой за вполне умеренные деньги. Сам пенсионер совершенно случайно устроился в гидрографию, на корабль, принадлежащий военно-морскому ведомству. Дети успешно поступили в институт, и даже жена, не работавшая до того лет пятнадцать, окончив курсы машинописи, устроилась в собес секретарем. Гончарову даже сначала пообещали квартиру, но потом настал август 1991 года, и постепенно все пошло кувырком. В самую первую очередь это коснулось самого Олега, корабль которого был приватизирован украинской стороной нахрапом одним из первых. Олег, не осознававший масштаба перемен, как-то не очень приветливо встретил появление над его пароходиком «жовто-блакитного» стяга, за что и был немедленно уволен с группой таких же несознательных элементов в один день и без выходного пособия. Пенсии и получки жены сразу стало не хватать, и бывший офицер пустился во все тяжкие... Чем тол ько не занимался он в следующие несколько лет, и не перечислишь. Торговал на рынке, пытался открыть табачный киоск, занимался извозом на старенькой «копейке» тестя, потом снова подался на воду, благо, помог полученный еще в гидрографии паспорт моряка. Целый год он мотал на стареньком каботажнике в Стамбул за «кожей и мехом», возя на турецкие рынки «челноков», дурея от нахрапистой наглости соотечественников новой формации и их нравов. Вообще это было шальное, веселое и очень страшное время. Все привычное как-то разом рухнуло, и Олег с изумленным удивлением наблюдал, как бывшие вожаки комсомола превращались в полукриминальных воротил мутноватого бизнеса, чинные бабушки, раньше рядком сидевшие у подъездов, толкали сигареты оптом и в розницу на стихийных рынках, а ровесницы его дочки запросто продавали свои прелести новым хозяевам жизни в районе той же Графской. Сам Олег не то чтобы не вписывался в наступившие времена, а просто не понимал их, а пото му относился ко всему происходящему настороженно и с опаской.
А тем временем, пока отставник Гончаров усиленно занимался обеспечением жизнедеятельности семьи, в мировоззрении его супруги происходили очень сильные перемены, которые Олег, попросту прошляпил. Дело в том, что старший брат жены Олега был женат на чистокровной еврейке. Вся ее семья в течение последних пяти лет целенаправленно покидала бывшую родину, держа путь в Израиль, и когда в Крыму из всего своего бывшего многочисленного семейства осталась она одна, нервы девушки не выдержали, и она принялась обрабатывать своего мужа. Он вскоре сдался, и их семья тоже начала ускоренно собираться на Землю Обетованную. И тут в жене Олега проснулась какая-то ничем не мотивированная зависть. Она начала все чаще и чаще высказывать мысль о том, что им тоже следовало бы озаботиться своей судьбой, и тоже покинуть страну, если уж не в Израиль, то хотя бы в Канаду или Испанию на худой конец. На всю эту суету и невнятную агитацию жены Гончаров смотрел посмеиваясь, не принимая всерьез. И очень зря. Во время одного из рейсов Олега в Стамбул она попала на улице в эпицентр разборки рэкетиров со стрельбой, взрывами и горящими машинами и радикально пересмотрела своё до этого еще довольно неуверенное желание покинуть родной Севастополь навсегда. И когда Олег вернулся, то его просто поставили перед выбором: либо он соглашается, либо она подает на развод, и они уезжают без него. Обиднее всего оказалось то, что и сын и дочь поддержали мать во всем, с детской непосредственностью начав уговаривать отца смириться и согласиться на отъезд. Олег пару дней угрюмо напивался на своем пароходике, не появляясь дома. На самом деле он просто не знал, что ответить супруге и детям, потому что уезжать не хотел категорически. Чужая страна с чужим непонятным языком никак не прельщала Олега, да и бросать родителей и всю свою родню в далекой Твери он просто не мог. Но тут подвернулся случай, который, как казалось Олегу, мог все решить. Старый сослуживец Гончарова, уволившийся еще лет десять назад, нашел его и предложил полугодовой контракт инженером- электриком в Сомали, в провинцию с плохо произносимым названием Галмудуг. Электростанцию при каких-то рудниках там строили еще при Советском Союзе, специалистов почти не осталось, а очередная власть, перебив всех оппонентов, решила все-таки заняться экономикой страны, и в первую очередь озаботилась электроэнергетикой. Сослуживец уже успел поработать в Египте, и теперь на него вышли с предложением поехать туда, и если возможно, подыскать еще пару грамотных инженеров, не боящихся трудностей. Срок в полгода казался небольшим, но достаточным, чтобы жена в его отсутствие образумилась, деньги обещали вполне весомые, причем половину сразу, и ехать надо было практически через две недели. А у Олега, как человека часто мотавшегося в Турцию, все необходимые документы были, начиная от паспорта моряка, заканчивая загранпаспортом и даже наличием каких-то прививок, сделанных при подготовке к неудачному рейсу в Анголу. Олег согласился с разу. На удивление жена тоже сразу согласилась подождать с решением еще полгода, хотя Олегу показалось, что решающим аргументом для нее стала сумма, которую ему обещали выплатить. Поэтому он подписал контракт и через десять дней улетел в Африку, в душе понимая, что отъездом этим попросту оттягивал то, что было уже явно неминуемым, хотя слепая надежда на жену, с которой его связывали больше двадцати лет совместной жизни, все же теплилась у него в сердце.
Летели с двумя пересадками. Первая была в Каире, где их группу из шести человек неожиданно разделили. Следующим пунктом оказался Хартум, столица Судана, где он остался один русскоязычный, если не считать пилотов-украинцев. Да и вполне комфортабельный до этого старенький советский «Ан-24» превратился после последней пересадки в древний американский винтовой транспортник времен Второй мировой войны, громыхающий и вздрагивающий даже при сильном порыве ветра. Уже там Олег понял, что с местонахождением будущей работы его попросту надули, а конечное место ему станет известно лишь в последнем пункте. Тем не менее, самолет наполнился шумной толпой иностранцев во главе с голландцем, являвшимся представителем фирмы, нанявшей его, да и всех остальных, судя по всему. Все они были спокойны, без тени страха и сомнений на лице, от чего Олег успокоился и даже начал подремывать на неудобном сиденье.
Часа через три их самолет сбили. Откуда-то снизу, из джунглей, прилетела то ли ракета, то ли еще какая-то хрень, и самолет, вздрогнув и накренившись, начал медленно планировать вниз. Что было поражено, Олег не понял, но самолет не падал, а именно планировал вниз, оставляя за собой в небе темный дымный след, который было видно даже в иллюминаторы. Потом в тех же иллюминаторах ненадолго мелькнуло море, и самолет довольно мягко плюхнулся на землю на какое-то возделанное поле. Все произошло так быстро, что толком никто из пассажиров испугаться так и не успел, и поэтому, когда они вылезли на землю из открывшегося люка, все они радостно улыбались и смеялись до тех пор, пока не оказались окруженными тучей вооруженных негров с лицами, выражающими отнюдь не радостные чувства от встречи, а скорее какое-то с трудом скрываемое плотоядное желание.
Таким макаром отставной офицер флота Олег Гончаров оказался то ли в плену, то ли в рабстве у одной из многочисленных сомалийских национально-освободительных армий, число бойцов которой ограничивалось парой сотен, и по своему укладу она была больше похожа на пиратское береговое братство. «Армия» эта отличалась от всех других, промышлявших в окрестной территории тем, что имела в своем распоряжении кроме обыкновенных моторных лодок несколько довольно мощных катеров, и даже одну небольшую комфортабельную океанскую яхту, видимо, просто ограбленную и отобранную у хозяев. О судьбе самих хозяев яхты оставалось только догадываться. Верховодил всем этим воинством двухметрового роста негр по имени Омар, обвешанный оружием, как новогодняя елка игрушками. Особенно поразило Олега, что самым любимым орудием Омара оказался натуральный маузер времен Гражданской войны, с которым тот не расставался никогда и который постоянно висел у него на боку в деревянной кобуре. Когда пленников р ассортировали, оказалось, что французов и американцев поровну, по четверо человек. Еще присутствовали два голландца, два пилота украинца и один русский, то есть сам Олег. Всех, кроме пилотов и Олега, сразу куда-то увели, чтобы, как оказалось потом, потребовать за них выкуп. Больше Олег их не видел. Пилотов через час тоже увели. Самолет бойцы Омара не подбивали, а только воспользовались подвернувшейся оказией, чтобы пленить пассажиров. Главарь же предпочел совершить акт «доброй воли» и самостоятельно вернул пилотов представителям компании. Олега вытащили из хижины через час. Омар, восседавший в неизвестно откуда взявшемся здесь шикарном кожаном офисном кресле, внимательно листал серпасто-молоткастый паспорт Гончарова и рассматривал чудом сохранившиеся несколько фотографий, лежавших в нем. После всего, что Олег испытал за последнее время, он был готов ко всему, но жизнь и тут в очередной раз заставила его изумиться. Омар, оторвав глаза от его документов, неожиданно р азразился тирадой на чистейшем русском языке.
- Ну, здравствуй, бля, раздолбай, еб... твою... сука...
Остальную и большую часть фразы составляло виртуозная матерная интерпретация, которую атаман чернокожих революционеров выдал очень смачно и практически без акцента. Справедливости ради надо заметить, что в остальном Омар изъяснялся не так уверенно, но все же понятно, а вот матерился он просто мастерски. Как позже выяснилось, по профессии лидер «армии» - врач-отоларинголог, которого предыдущая власть отправила учиться в Советский Союз, где он добросовестно окончил институт в Симферополе и даже долго стажировался в Симферопольской областной больнице им.Семашко, поправляя крымским жителям искривленные носовые перегородки и удаляя аденоиды. Он успел вернуться на родину до очередного переворота, когда всех учившихся в Союзе новая власть просто вырезала под корень, и бежал, организовав свой личный «народный фронт», с которым уже многие годы занимался банальным грабежом и войнами с конкурентами и с очередными государственными властями. Олегу после приветствия гла варя сразу развязали руки, усадили, и по старой русской-африканской традиции налили «чарку» из кокосового ореха с каким-то местным пойлом. Совершенно гадкий на вкус напиток оказался абсолютно убийственным по воздействию на организм, и Гончаров окосел сразу и крепко. Последнее, что он помнил, перед тем как уткнуться носом в песок, была его фотография в офицерской форме, которой Омар крутил перед его носом и силился сказать что-то умное на русском языке.
Проснулся Олег уже не просто пленником, а пленным механиком-рабом той самой яхты, которая покачивалась метрах в ста от берега. Омар, впечатленный увиденной фотографией бравого советского военно-морского офицера на фоне могучих подводных крейсеров, принял волевое решение взять этого спеца себе на службу, естественно, не принимая во внимание желание самого Олега. Доставив того на борт яхты на моторке, Омар вполне понятно объяснил, кто теперь Олег, и еще более доходчиво пояснил, что будет, если он откажется или вздумает бежать. Для этого он еще минут десять матерился, размахивая перед носом Олега доисторическим маузером, при этом весело улыбаясь во все свои тридцать два белоснежных зуба. Потом Олегу выдали капитанскую форму бывшего хозяина яхты, которую еще не успели испортить, заставили переодеться, и с этого момента начался новый этап в жизни Гончарова.
Боевые негры, неграми и оставались, а потому яхта оказалась засранной от кормы до носа всем, чем возможно: начиная от рыбных остатков, заканчивая просто грязными тряпками и даже человеческим калом. Понимая, что за его отказом сразу последует неминуемый расстрел, Олег решил временно затаиться и ждать удобного случая, а потому волей-неволей, но пришлось приступать к работе. Для начала он, пользуясь тем, что Омар, как командир являлся непререкаемым авторитетом среди чернокожих корсаров, выпросил себе в помощь трех человек. Остальных попросил на корабль без надобности не появляться и приступил к уборке и ревизии доставшегося ему хозяйства. Яхта оказалась превосходной, правда, изрядно разграбленной новыми хозяевами, деятельность которых была видна везде, начиная от палубы, где скрутили половину нержавеющих и никелированных поручней, заканчивая каютами, откуда вынесли даже матрасы. Слава богу, до двигателей руки у пиратов пока не дошли, и все свои ходовые качества яхта сохранила. С удно, доставшееся Олегу, было штучной работы и автоматизировано настолько, что им в море мог управлять один человек, что офицер после изучения матчасти понял сразу и поставил себе на заметку. Негры, как понял Гончаров, очень неплохо разбирались в моторах свои катеров, да и вообще в технике, но вот как только дело касалось автоматики, они сразу пасовали, не понимая смысла мигавших лампочек и звуков сигнализации и даже несколько их пугаясь. Истины ради надо заметить, что и сам Гончаров, никогда прежде не управлявший никаким кораблем самостоятельно, сначала путался в незнакомых приборах и механизмах, к тому же снабженных надписями на английском языке, но уже через неделю более или менее освоился, и даже к огромной радости Омара умудрился произвести своего рода швартовные испытания яхты. Радость по поводу этого у бандитов была неописуемой, количество патронов, на радостях выпущенных в небо, не поддавалось исчислению, а количество выпитого местного пойла после завершения испытани й было просто ужасающим. А если учесть и то, что практически все, за исключением Омара и еще нескольких продвинутых пиратов, были законченными наркоманами, то утром яхта была загажена примерно до такого же состояния, что и раньше. Но самое страшное было другое. Утром Гончаров, который в наркотических играх не участвовал, но принуждаемый Омаром вынужден был выхлебать изрядное количество местной «огненной воды», проснулся с болевыми ощущениями груди. Разодрав волевым усилием слипшиеся глаза, он обнаружил себя лежащим на палубе, по пояс обнаженным и с грудью забинтованной грязными тряпками. Сорвав их, он сразу и не понял, что прячется под ними. Вся грудь была залита иссиня черной липкой гадостью, вперемешку с кровью и еще какими-то цветными вкраплениями. Что с ним делали этой ночью, офицер так и не смог вспомнить, но уже через несколько дней, когда опухлость спала, засохшая масса начала отваливаться, на груди обнаружилась татуировка. Воспользовавшись беспомощностью на поенного Олега, и будучи под действием наркотической вседозволенности, бандиты решили выразить свое восхищение белокожим механиком яхты очень своеобразным образом. Среди фотографий, которые Омар вместе с паспортом изъял у Олега, был снимок, на котором его подводный крейсер 667А проекта бурунил волну. С полного одобрения атамана пираты мастерски скопировали эту фотографию на грудь Гончарова, и недолго думая, вытатуировали ее, причем, как и положено настоящим африканцам, в веселеньком цветном изображении. К сожалению, фотография была черно-белой, так что цвета пиратам пришлось додумывать самим. С тех пор на довольно безволосой груди капитана 3 ранга запаса Гончарова сине-красный ракетный подводный крейсер стратегического назначения «К-...», рвался от правого соска к левому, раздвигая зеленовато-желтые воды. С этим пришлось смириться, но с тех пор на таких «дружеских» вечерах, которые Омар проводил очень часто, Олег старался любым образом избежать выпивки, б оясь проснуться в следующий раз с изображением паспорта, или, того хуже, всей своей бывшей семьи с тещей вместе на фоне памятника погибшим кораблям в Севастополе на пока еще свободной от рисунков спине.
Потом пираты быстренько вооружили яхту, расставив на корме, носу и по бортам несколько крупнокалиберных пулеметов, среди которых был и наш «Утес», который к неожиданно проснувшейся гордости за родное оружие установили на носу яхты. А потом начались недели непрерывных столкновений и боев. Омар и его компания, получив в свое распоряжение самый крупный и довольно быстроходный корабль на близлежащем побережье, устроили натуральную кровавую баню всем своим конкурентам, безжалостно топя, сжигая и расстреливая плавсредства сопредельных бандформирований. Во время всех этих походов Гончаров находился в рубке рядом с предводителем, прикованный за ногу длинной цепочкой, только и позволяющей передвигаться по помещению, и максимум справить малую нужду за борт, ступив одной ногой на мостик. Справлять малую нужду с борта Олег сначала стеснялся, памятуя флотские традиции, но потом сдался, резонно рассудив, что его мочевой пузырь в данных обстоятельства гораздо важнее кастовых ценно стей. У штурвала во время боя стоял сам Омар, а вот все остальное время яхтой рулил Олег, все уверенней и уверенней осваивавший азы управления этим надводным кораблем. На стоянке Омар приставлял к Олегу вооруженного нукера, который следовал за ним как приклеенный - и в машину, и в трюм, и даже до гальюна, правда, уже не пихая стволом в спину, а даже проявляя некое подобие вежливости. В одном из таких набегов в куче добычи, сваленной на борт яхты, Олег совершенно неожиданно для себя обнаружил засаленный и грязный, непонятно каким образом оказавшийся у пиратов Военно-морской флаг Советского Союза. Офицер забрал его себе. На одной из стоянок тщательно выстирал, высушил, и после всего оказалось, что флаг в общем-то совершенно новый, настоящий, просто брошенный кем-то, как уже ненужный символ рухнувшей державы. Флаг Олег припрятал в своей каюте в шконке, подспудно чувствуя, что он ему еще пригодится. После еще одного побоища Гончаров умудрился спереть и спрятать в машинном отделе нии небольшой никелированный пистолет неизвестной ему модели, явно женский, но зато с полной обоймой и одним патроном в стволе. Постепенно сомалийские «борцы за независимость» прониклись своего рода уважением к пленённому бывшему офицеру. И было за что. Руки у Гончарова росли не из задницы, и матчасть их катеров и флагмана стала работать как часы. Сам же Олег, выжидая момент для побега, вел себя на редкость смирно, постоянно уделяя огромное внимание ходовым механизмам их флотилии, а особенно флагманской яхты. Его уже не шпыняли за спиной Омара, как в первые дни, когда каждый старался залепить ему прикладом в спину, а все чаще хохоча, хлопали по спине, угощали фруктами, сигаретами, что по большому счету напоминало отношение скорее к ручной обезьянке, чем к человеку. Но затаившийся Гончаров был рад и этому, старательно и планово подготавливая себя к побегу, у которого могло быть всего два исхода: либо удачный, либо смертельный. Через полгода такой жизни Олег уже был полностью готов осуществить свой замысел. Мешало только одно. Он не знал, куда ему плыть. Никаких карт у пиратов не было просто по определению, а если они и были где-то, то ими никто не пользовался. Далеко в море они не выходили, ограничиваясь только расстоянием, с которого была видна береговая полоса, а потому в них не нуждались. Воевали они только с себе подобными «революционерами», которым такая роскошь как карты тоже была ни к чему, а поэтому Олегу оставалось лишь пожевывать бананы и терпеливо ждать оказии, которой в итоге, он так и не дождался...

(продолжение следует)