Жил в деревне крестьянин Иван. Двор об двор с ним жил сосед
Гаврило. Пока били живы их отцы, жили мужики по-соседски. Понадобится
сито бабам или ушат — посылают из одного двора в другой. Забежит
телёнок на гумно — сгонят — и только скажут: не пускай больше.
Помогали друг другу во всём.
Затеялась ссора из-за яичка. Занеслась у Ивановой снохи курочка.
Что ни день, то идёт за яичком под сарай. Только спугнули, видно,
ребята курицу, и перелетела она через плетень и там снесла.
Стала молодайка всех спрашивать, не брали ли яичко. А кто-то и
говорит, что видели хохлатку во дворе у соседей. Пошла к соседям.
Встречает её старуха и говорит:
— У нас своих кур полно. Мы по чужим дворам яйца собирать не
ходим.
Обидно стало молодайке, сказала слово лишнее, соседка — два, и
пошла трескотня. Ты такая да сякая, да ты воровка, а ты побирушка.
Стали драться. Подъехали с поля мужики. Каждый вступился за свою бабу.
Иван всех раскидал, а Гавриле выдрал клок. С того и началось.
Завернул Гаврило свой клок бороды в тряпицу и поехал в суд.
Уговаривал его с печи отец не делать этого:
— Ведь подумайте, из яичка такое дело завязалось. Ну сказал сосед
дурное слово, а ты его поправь. Ну подрались, с кем не бывает. Теперь
помиритесь.
Не послушали старика. Началась тяжба. Потеряется у одного что-то в
хозяйстве, тут же в суд на другого. И все между совой бранятся — и
малые, и бабы языками стрекочут.
Сначала клепали мужики друг на дружку, потом и вправду стали
таскать друг у друга. И стало житьё их всё хуже и хуже. И судятся
бесконечно. То Иван Гаврилу под штраф подведёт, то Гаврило Ивана — в
холодную упечёт. И чем больше они друг другу пакостят, тем больше
стервенеют. Только старик на печи всё пытается их увещевать. Но не
слушали старика.
На седьмом году свары стало всё серьёзнее. За какую-то жалобу Ивана
суд присудил Гаврилу к двенадцати ударам розгами. Выслушал Гаврило,
побелел как полотно и пробурчал:
— Ладно, загорится у меня спина, а у него как бы больнее чего не
загорелось.
Испугались даже судьи, глядя на Гаврилу. Как бы впрямь чего худого
не сделал с соседом или с собой. И стал судья увещевать мужиков
помириться.
Не стали мириться.
И старик дома увещевал сына:
— Тебе злоба глаза застит. Разве ж зло промеж людей от одного
заводится? Кабы он один был зол, а ты бы хорош, зла бы не было.
Вздохнул Иван и думает: «Правду старик говорит». Только не знает,
как помириться теперь. Тут пришли бабы, закудахтали, и забыл он, что
отец говорил. Вышел он на улицу, и не идут у него из головы Гавриловы
слова. «И себя, — думает Иван, — не пожалеет». Сушь стоит, да ещё
ветер. Решил обойти двор. Зашёл за угол, поглядел вдоль плетня, что-то
блеснуло. Человека увидел на корточках. Хотел Иван поймать человека,
схватил за полу, оторвал её. Но тут оглушило его что-то по голове.
Когда он опомнился, вокруг всё трещало и полыхало.
Народу сбежалось много. После Иванова занялся Гаврилин двор. У
Ивана успели вытащить только старика, да сами выскочили, в чём были. У
Гаврилы скотину выгнали, и кое-что успели вытащить из утвари.
Горело долго. Всю ночь.
К утру прислали за Иваном прощаться с умирающим отцом.
— Что, Ванятка, чей грех? Кто сжёг деревню?
— Он, батюшка.
— Иван, вспомни, что я говорил. Покрой его грех, бог тебе два
простит, — сказал старик и помер.
Иван не сказал на Гаврилу, и никто не узнал, отчего был пожар.
Сначала боялся его Гаврило, потом привык. Перестали ссориться мужики,
перестали и семейные. Пока строились, жили обе семьи в одном дворе, а
когда отстроились, стали опять соседями. И стали жить и дружить, так
же как раньше дружили старики.
И помнит Иван наказ старика, что тушить огонь надо вначале.
И если ему кто худое сделает, норовит дело поправить. А если ему
кто худое скажет, думает, как бы его так научить, чтобы не говорить
больше худого. И стали жить лучше прежнего.
Источник: Толстой Л.Н. Чем люди живы. (178)
Постоянная ссылка на притчу.