Отправляет email-рассылки с помощью сервиса Sendsay

Волшебный мир

  Все выпуски  

Небольшие философские истории - Книжный человек



Небольшие философские истории



Книжный человек.

Жил-был  человек,  который от пугавших его жизненных бурь еще в ранней
юности нашел убежище в книгах. Комнаты его дома были завалены книгами,
и  кроме  книг,  он  ни  с  кем не общался. Ему, одержимому страстью к
истинному  и  прекрасному,  показалось  куда как правильней общаться с
благороднейшими  умами  человечества,  чем  отдавать  себя на произвол
случайностей  и  случайных  людей,  с  которыми  жизнь  так  или иначе
сталкивает человека.

Все  его  книги были написаны старинными авторами, поэтами и мудрецами
греков  и римлян, чьи языки он любил и чей мир казался ему столь умным
и  гармоничным,  что  порою  он  с трудом понимал, почему человечество
давным-давно  покинуло возвышенные пути, променяв их на многочисленные
заблуждения.  Ведь  древние  достигли вершин во всех областях знания и
сочинительства;  последующие  поколения  мало  что  дали  нового  - за
исключением, пожалуй, Гете, - и если кое-какого прогресса человечество
все  же  добилось,  то  лишь  в  сферах, не волновавших этого книжного
человека,  казавшихся ему вредными и излишними, - в производстве машин
и  орудий  войны,  например,  а  также в превращении живого в мертвое,
природы - в цифры и деньги.

Читатель  вел размеренную безмятежную жизнь. Он прогуливался по своему
крохотному  саду  со  стихами  Феокрита  на  устах,  собирал изречения
древних,  следовал  им,  в  особенности - Платону, по прекрасной стезе
созерцания.  Порою он ощущал, что жизнь его ограничена и бедновата, но
от  древних  ему  было  известно,  что  счастье человека не в изобилии
разнообразия  и  что  умный  обретает  блаженство  верностью         и
самоограничением.

И  вот  эта  безмятежная  жизнь  прервалась:  в  поездке  за книгами в
библиотеку  соседнего государства Читатель провел один вечер в театре.
Давали  драму  Шекспира;  он хорошо ее знал еще со школьной скамьи, но
знал  так,  как  вообще  знают  что-либо  в  школе.  Сидя  в  большом,
погружающемся во мрак помещении, он чувствовал некоторую подавленность
и  раздражение, ибо не любил больших скоплений людей, но вскоре ощутил
в себе отклик на духовный призыв этой драмы, увлекся. Он сознавал, что
инсценировка  и  актерское  исполнение посредственны; не будучи вообще
театралом,  через  все  препоны  различал  он,  однако, какой-то свет,
ощущал какую-то силу и могучие чары, каких по сию пору не ведал. Когда
занавес  упал,  он  выбежал  из театра опьяненный. Продолжил поездку и
привез из нее домой все произведения этого английского поэта.

Мир  Читателя  впервые  получил пробоину, и через нее в античный покой
хлынули  воздух  и  свет.  А  может, все это уже имелось внутри самого
Читателя  и  теперь  пробудилось и тревожно било крылами? Как это было
странно  и  ново!  Сочинитель,  давно  к  тому же усопший, казалось не
исповедывал никаких идеалов, а если и исповедывал, то совершенно иные,
чем  античные  греки; Шекспиру человечество, видимо, представлялось не
храмом  уединенного  созерцателя,  а  будущим морем, по которому носит
захлебывающихся   и   барахтающихся   людей,   блаженных   собственной
несвободой,  опьяненных  собственным  роком!  Эти  люди  двигались как
созвездия,  каждый  - по предначертанному пути, каждый, влекомый ничем
не   облегченной  собственной  тяжестью,  в  неизменно  поступательном
устремлении  даже  тогда, когда путь приводит к низвержению в пропасть
смерти.

Когда же Читатель, словно после феерической вакханалии, вновь наконец,
очнулся  и,  вспомнив  прежнюю  жизнь, вернулся к привычным книгам, он
почувствовал,  что  у  греков  и  римлян  теперь  уже  вкус  иной    -
пресноватый,  поднадоевший, какой-то чужой. Тогда попробовал он читать
современные  книги.  Но  они  ему  не  понравились;  в  них,  как  ему
показалось,  все  сводилось  к  вещам  незначительным,  мелким, и само
повествование велось словно бы не всерьез.

И  Читателя  больше  не  покидало  чувство  голода  по  новым, великим
очарованиям  и  потрясениям. Кто ищет, тот находит. И следущее, что он
нашел, была книга норвежского писателя по имени Гамсун. Странная книга
странного  писателя. Казалось, что Гамсун постоянно - а он был еще жив
-  в одиночку скитается по свету, видя бурное существование без руля и
ветрил, без Бога в душе, полубаловень, полустрадалец, в вечных поисках
чувства,  которое  он  порою  словно бы обретает лишь на мгновение как
гармонию сердца с окружающим миром.

Однажды  под вечер, начитавшись до ломоты и рези в глазах - он был уже
немолодым  человеком,  -  Читатель погрузился в раздумья. Над одним из
высоченных   книжных   стеллажей  красовался  давно  туда  водруженный
золотыми  буквами  греческий  девиз,  который  гласил:  "Познай самого
себя".  Теперь  он  приковал  внимание  Читателя. Ибо Читатель себя не
знал,  давно  уже  ничего  не  знал  о  себе.  По едва заметным следам
воспоминаний  он  мысленно  вернулся  в  прошлое  и  старательно начал
отыскивать  в  нем  то  время,  когда  его  восхитила  лира  Горация и
осчастливили гимны Пиндара. Читая античных авторов он узнал в себе то,
что  называется  человечеством; вместе с писателями он был и героем, и
властителем,  и  мудрецом, он издавал и упразднял законы; он, человек,
вышедший  из  неразличимости  первозданной природы навстречу лучистому
свету,   был   носителем   высшего  достоинства.  Теперь  же  все  это
сокрушилось,  рассеялось,  словно никогда не существовало, и теперь он
не  только читал разбойничьи и любовные истории и испытывал радость от
них,  нет  -  он  чувствовал  себя  и  со-любовником,  со-убийцей,   и
со-страдальцем  и  со-грешником,  и  со-насмешником, он падал в бездну
порока,  преступления  и  нищеты,  диких  животрепещущих  инстинктов и
чувственных  страстей;  дрожа  от  страха  и наслаждаясь, копался он в
мерзостном и запретном.

Его  размышления  оказались  бесплодными.  И  вскоре  он  вновь, как в
горячечном бреду, погрузился в странные книги. По каплям он впитывал в
себя  лихорадящую  атмосферу аморальных историй Оскара Уайльда, плутал
по  скорбно-неверующим  путям  богоискательства Флобера, читал стихи и
драмы  новых  и новейших писателей, которые, казалось, объявляли войну
не  на  жизнь,  а  на  смерть  всему  гармоничному, всему греческому и
классическому,   проповедовали   матежи   и  беспорядки,  обожествляли
уродство  и хохотали над ужасным. И Читатель вдруг понял, что в чем-то
правы  и они, что есть, должно быть в человеке что-то, если он смеется
от кровавого хаоса жизни.

Потом   напряжение   схлынуло,   и  Читателя  охватила  усталость.  Он
чувствовал,  что  болен,  стар  и  обманут. Однажды ему приснилось его
состояние.  Он  трудился  над сооружением высокой книжной стены. Стена
росла,  и,  кроме  нее, не видел он ничего; задачей его было соорудить
огромное здание из всех книг на свете. И вдруг часть стены зашаталась,
книги начали выскальзывать из кладки и падать в бездну. Сквозь зияющие
бреши  ворвался страшный свет, и по ту сторону книжной стены увидел он
нечто  ужасное:  в чадящем воздухе - невообразимый хаос, кашу из живых
существ  и  предметов,  людей  и  ландшафтов,  увидел  умирающих     и
рождающихся  детей и животных, змей и солдат, горящие города и тонущие
корабли;  он  слышал  вопль и дикое ликование, лилась кровь, струилось
вино,  нагло  и  ослепительно  полыхали факелы... В ужасе вскочил он с
кровати,  чувствуя  в сердце давящую тяжесть; все еще оцепенело стоя в
лунном  свете  посередине  своей  тихой  комнаты и глядя на деревья за
окном и книгу на ночном столике, он внезапно прозрел.

Он обманут - обманут по всем статьям! Читая, переворачивая страницу за
страницей,  он  жил бумажною жизнью; а за нею, за этой гнусной книжной
стеной,  бушевала  настоящая  жизнь. Горели сердца, клокотали страсти,
разливались кровь и вино, торжествовали зло и любовь. И все это к нему
не  относилось,  все  это происходило с другими, он же чувствовал лишь
скользящие под пальцами тени на бумажных страницах?

В  постель  он уже не вернулся. Наспех одевшись, помчался в город. Там
метался по сотням освещенных фонарями улиц, заглядывал в тысячи слепых
черных  окон,  подслушивал  у  сотен  запертых  дверей. Брезжило утро.
Подобно  оставшемуся  со  вчерашнего дня пьянчуге, близктй к обмороку,
блуждал  он  в  бледном  свете восхода. Город просыпался. Навстечу шла
худая,  болезненного  вида  девушка  без кровинки в лице. Он опустился
перед ней на колени, и она повела его с собой.

Он  сидел  в  ее  комнатушке  на  убогой  кровати,  над  которой висел
распахнутый  японский  веер, пыльный и в паутине. Сидел и смотрел, как
играла  она  его талерами, потом вновь схватил ее за руку и взмолился:
"Прошу  тебя, не бросай меня одного! Помоги мне! Я стар, и кроме тебя,
нет  у  меня  никого.  Останься  со  мной. Наверно, впереди уже нечего
ждать,  кроме  болезней  и смерти, но хоть их я хочу прожить сам, хочу
сам хотя бы страдать и скончаться, хочу всем своим существом, кровью и
сердцем.  Как  ты прекрасна! Тебе не больно, когда я сжимаю тебя? Нет?
Как  ты  добра!  Представь, что всю свою жизнь я был похоронен, заживо
похоронен  в  бумаге!  Ты знаешь, что это такое? Нет? Тем лучше. О, мы
еще поживем, еще поживем. Солнце уже взошло? Я впервые вижу солнце".

Девушка  улыбнулась,  гладила  его  беспокойные руки и слушала. Она не
понимала  его, и в утренней мерещи выглядела осунувшейся и несчастной,
она  тоже всю ночь провела на улице. Улыбаясь, она сказала: "Да, да, я
тебе помогу. Успокойся, я обязательно тебе помогу".

Герман Гессе - Книжный человек



--
Ваш Арни, пишите.

arni@permonline.ru

Другие мои рассылки:
"Карманный справочник Мессии" - http://subscribe.ru/catalog/lit.quotation.messiahhandbook


В избранное