Молитвы.
Кто-то когда-то сказал мне:
- Поосторожнее с молитвами - о чем попросишь, то и получишь.
Я подумал об этом, сообразно своей маленькой роли ввинчивая Фоккер-Д7
в кутерьму масштабной массовой сцены воздушного боя в фильме "Фон
Рихтгофен и Браун". Когда мы разрабатывали схему мелом на доске в
комнате для совещаний, все выглядело прилично и вполне безопасно. Но
теперь - в воздухе - стало страшно: четырнадцать истребителей-копий,
сбившихся в кучу в крохотном кусочке неба, каждый за кем-то гонится,
кто-то теряет ориентацию и слепо несется сквозь эту свистопляску,
цветные блики солнца на раскрашенных во все цвета радуги поверхностях
крыльев и фюзеляжей, частые хлопки двигателя Пфальца, невидимо
проносящегося где-то под тобой, исчертившие небо дымные трассы и
плотный ветер, густо напитанный запахом пороховой гари фейерверков.
В то утро в живых остались все, но я по-прежнему содрогаюсь от одной
только мысли о молитвах. Потому что самой первой моей журнальной
статьей, написанной двенадцать лет назад, была статья, в которой я
молился, прося для тех из нас, кто учился летать на самолетах с
закрытыми кабинами, возможности взять напрокат машину с открытым
кокпитом - просто так, развлечения ради - и полетать на Фоккере-Д7 с
полутора сотнями вполне современных лошадок на носу". Так там было
написано. И теперь - вот он я - летный шлем, очки и шарф - пилот
желто-сине-бело-зеленого аэроплана, на фюзеляже которого красуется
надпись "Fok. D7", выполненная самым настоящим оригинальным шрифтом -
в точности как писали тогда, во времена первой мировой. Я возвратился
со съемок домой, имея за плечами сорок часов на Фоккерах, Пфальцах и
СЕ-5. Все, чего я просил в своих молитвах, исполнилось, причем
настолько полно, что впечатлений от подобного рода полетов мне теперь
хватит надолго.
Спустя несколько лет после того, как я помолился о Фоккере, мне как-то
довелось полетать на Малютке Джей-3 Криса Кэгла, в Мерседском
аэроклубе. Крис только на своей Малютке налетал часов, я полагаю, не
меньше тысячи. Он показал мне, как летают со скоростью меньше мили в
час, и много других фокусов - как эту штуковину крутить вокруг оси,
как на ней делать петли: Я смотрел через открытую дверцу прямо вниз -
похожие на пышненькие пончики шины, земля под ними - и думал о том,
какой это замечательный аэроплан, и о том, что когда-нибудь, ей-Богу,
я тоже заведу себе Малютку! Сегодня у меня есть такой самолет - все,
как положено - похожие на пышненькие пончики шины, и дверцу в полете
можно открыть. Я выглядываю вниз и вспоминаю: честное слово, все так и
вышло, я получил то, о чем молился.
Раз за разом я наблюдаю за тем, как это случается - в моей собственной
жизни и в жизни других людей. Я уже почти устал искать человека,
который не получил бы того, что просил в молитвах, но так никого до
сих пор и не нашел. И я твердо верю: все, что облечено нами в форму
мысли, раньше или позже дается нам в ощущениях, делаясь реальностью.
Как-то в Нью-Йорке я познакомился с девушкой, она снимала жилплощадь в
многоквартирном доме в Бруклине - среди старого растрескавшегося
бетона, среди безысходности и страха, среди захлестнувшего улицы
наглого и дикого насилия. Я поинтересовался, почему она не уедет, не
переберется куда- нибудь в Огайо или в Вайоминг - на природу, подальше
от больших городов, туда, где можно вздохнуть свободно, и где она
впервые в жизни смогла бы дотронуться рукой до дикой травы.
- Не могу, - ответила она, - потому что не знаю - каково там, в глуши.
А потом она сформулировала одну очень честную и почти мудрую вещь:
- Неизвестное, с которым я могу столкнуться где-то там, страшит меня,
по всей видимости, больше, чем то, что окружает сейчас и здесь:
Уличные погромы и грабежи, мерзость нищеты, потная сардиноподобность в
толпах забитой людьми подземки - все же лучше, чем неизвестность.
Такова была ее молитва. Исполняется все. И потому в каждый момент
жизни у нее есть только то, что уже было раньше. Ничего нового, ничего
неожиданного, ничего неизведанного.
Я вдруг понял совершенно очевидную вещь: мир таков, каков он есть лишь
потому, что именно таким мы желаем его видеть. И только изменением
наших желаний изменяется мир. О чем молимся, то и получаем.
Вы только взгляните вокруг. Ежедневно следы прошлых молитв стелятся
перед нами, и все, что нам нужно - слегка наклониться и осторожно
ступать по ним, делая шаг за шагом. Шагов, приведших меня к моему
Фоккеру, было много. Когда-то - много лет назад - я помог одному
человеку с журналом и так с ним познакомился. В его молитвах были
старые аэропланы, и бизнес, и кинофильмы. В ходе одной из сделок с
киностудией ему посчастливилось приобрести целый воздушный флот,
состоявший из истребителей времен первой мировой войны. Узнав об этом,
я сказал ему, что в любой момент готов стать пилотом одной из его
машин, если это потребуется. Мне был предложен шаг, и я его сделал.
Через год ему понадобились два американских летчика, чтобы летать на
Фоккерах в Ирландии. Когда он позвонил, я был уже готов завершить
путь, начатый молитвой моей первой статьи - о Фоккере-Д7.
Время от времени, когда несколько лет назад я странствовал по Среднему
Западу, катая людей за плату, кто-то из пассажиров говорил мне с
тоской в голосе:
- Как здорово ты живешь! Полная свобода - отправляешься куда захочешь,
когда захочешь: Честное слово, мне бы тоже так хотелось.
- Так в чем же дело? Присоединяйся! - предлагал я. - Ты можешь
продавать билеты, следить за тем, чтобы люди из толпы не оказывались
перед крыльями, помогать пассажирам пристегиваться на переднем
сиденьи. Может быть, мы сумеем заработать на жизнь, может быть -
вылетим в трубу, но в любом случае - добро пожаловать, присоединяйся!
Я говорил это совершенно спокойно. Во-первых, потому, что вполне мог
позволить себе пользоваться услугами продавца билетов, а во-вторых - я
знал, какой последует ответ.
Сначала - молчание, потом:
- Ой, спасибо, только знаешь, мне тут как раз работа подвернулась.
Если бы не работа, я бы...
И это говорило о том, что каждый тоскующий вовсе не тосковал, и в
молитвах своих просил отнюдь не свободную жизнь бродячего летчика, а
вполне надежное и основательное рабочее место. Как та девушка, которая
молилась о том, чтобы не лишиться жилплощади в Нью-Йорке, а не о траве
в Вайоминге или о чем-нибудь другом - неизвестном и непознанном.
В полете я время от времени возвращаюсь к мысли об этом. Мы всегда
получаем то, о чем молимся, нравится нам это или нет. И никакие
извинения, никакие оправдания не принимаются. И с каждым новым днем
наши молитвы все упорнее и упорнее превращаются в факты нашего
собственного бытия - мы становимся теми, кем больше всего хотим стать.
И мне кажется, что это - вполне справедливо. Во всяком случае, я бы не
сказал, что мне не нравится то, как устроен этот мир.
Ричард Бах - Дар тому, кто рождён летать