Принцип чисел.

Я  рассмеялся  в наступившей тишине. Сколько тысяч раз я вдруг начинал
чувствовать  зависимость от того, что может подумать или решить другой
человек.  Как  будто мой внутренний корабль дал течь ниже ватерлинии и
беспокойное  напряжение  заливает  его,  увлекая  все  глубже  в воду,
непонятным для меня образом лишая меня подвижности и легкости.

-  Разве  тебе никогда не приходило в голову это "Ну и что?", - сказал
Дикки. - Ты должен был об этом подумать.

Я  наклонился,  поднял  камень  и  с  силой  швырнул  его с холма. При
достаточном начальном толчке, подумал я, летать может практически все.

-  Ты  послал  Шепарда, - сказал я, - потому что хотел узнать все, что
знаю я.

- Я его не посылал...

Я  поднял  еще  один  камешек,  продолжая свое безмолвное исследование
аэродинамики камней.

-  Да, - сказал он. -Я должен был узнать то, что знаешь ты. Я и сейчас
этого хочу. Прости, если я задел тебя своим "Ну и что?".

Я  выбрал  молчание,  чтобы не навязывать ему свой образ мыслей, он же
решил,  что  меня  задел  его  справедливый  вопрос.  Как тяжело людям
понимать друг друга, пока они еще не достигли согласия!

-  Помоги  мне  с  этим,  - сказал я. - Я хочу показать тебе все, чему
научился.  Я  поделюсь с тобой, не требуя ничего взамен, потому что ты
собираешься использовать эти знания иначе, чем это сделал я, и найдешь
способ  потом мне рассказать, как именно ты их использовал и почему. Я
хочу, чтобы это произошло. Ты мне веришь?

Он кивнул.

-  Но  я  также  знаю кое-что еще: Никогда Никого Не Убеждай. Когда ты
сказал  "Ну  и  что?",  во  мне зажглась эта розовая неоновая надпись:
Докажи Ему Свои Истины, Иначе Он Не Поверит В То, Что Ты Говоришь.

- Нет, - сказал он. - Это не то, что...

-  Я не стараюсь рассказать и объяснить тебе все так же ясно, как знаю
это  сам, но запомни, что я не могу принять на себя ответственность ни
за кого, кто мне неподвластен, то есть ни за кого, кроме себя.

- Но я...

-  Полагаться  на  других  людей  в  поисках  истины  -  все равно что
полагаться  на  врачей  в  поисках здоровья, Дикки. Пользу мы получаем
только  в том случае, когда они оказываются на месте и правы, когда же
они  отсутствуют  или  ошибаются, у нас не остается шансов. Но если мы
вместо  этого  всю  свою  жизнь учимся понимать то, что мы знаем, наше
внутреннее знание всегда будет с нами, и, даже когда оно ошибается, мы
можем   изменить  его,  и  в  конце  концов  сделать  его  практически
безошибочным.

- Ричард, я...

- Запомни, Капитан: причина, по которой я здесь, - вовсе не стремление
переубедить  тебя,  или  обратить  в  свою веру, или превратить тебя в
меня.  Я и так потратил немало сил на то, чтобы сделать Ричарда собой.
Я  -  лидер  только для самого себя. И, честно говоря, я бы чувствовал
себя лучше, если бы ты перестал интересоваться мной, моими убеждениями
и  тем,  почему  я  отличаюсь  от  других вариантов твоего будущего. Я
должен тебе информацию, и я удовлетворяю твое любопытство. Я не обязан
обращать тебя в свою веру, которая вполне может оказаться ложной.

В  обмен  на  мою проповедь я получил долгое молчание. Честная сделка,
подумал я, но ничего не сказал.

Он вздохнул.

-  Я  понимаю,  что  ты  для меня не лидер, - сказал он, - и что ты не
отвечаешь  за  то,  что  я  совершу  или  не  совершу  до  конца своей
физической  жизни  или  жизней  в  течение  всей  вечности. Я обязуюсь
оградить  тебя  от  всякого  рода ущерба, реального или воображаемого,
который может быть причинен правильным или неправильным использованием
любого  произнесенного  тобой  слова  в  любой  ситуации  в  любом  из
вариантов будущего, который я могу избрать. Ясно?

Я отрицательно покачал головой.

-  Что  значит  нет?  До  тебя что, не доходит? Я НЕ СЧИТАЮ ТЕБЯ СВОИМ
ЛИДЕРОМ, ИЛИ ПРОВОДНИКОМ, ИЛИ УЧИТЕЛЕМ, НЕЗАВИСИМО ОТ ТОГО...

- Так не пойдет, - сказал я, - представь все в письменном виде.

На его лице отразилось удивление.

-  Что?  Я  сообщаю  тебе,  что  понимаю твое нежелание быть чьим-либо
лидером, а ты отвечаешь, что так не пойдет?

Я протянул ему красивый гладкий камешек для броска.

-  Я  пошутил,  -  сказал я. - Просто раззадориваю тебя, Дикки. Я хочу
быть  уверен,  что  ты  все  понял,  и не нужно мне никаких письменных
обязательств.

Он не бросил камешек, а изучал его в своей руке.

- О'кей, - сказал он наконец. - Насчет "Жизнь Есть". Ну и что?

- Что ты знаешь об арифметике? - спросил я.

-  Что  знает  об  арифметике  любой  четвероклассник?  -  ответил он,
понимая, что я опять к чему-то веду, и надеясь, что я не издеваюсь над
ним снова. - Я знаю столько же, сколько любой другой.

-  Это  уже  неплохо,  -сказал  я.  -Я  думаю, что Жизнь проявляется в
Образах так же, как числа проявляются в пространстве-времени. Возьмем,
к  примеру, число девять. Или тебе больше нравится какое-нибудь другое
число?

-  Восемь,  -  сказал  он, на случай, если девятка вдруг окажется моим
трюком.

-  Хорошо,  возьмем  число  восемь. Мы можем написать его чернилами на
бумаге,  можем  отлить  его  в бронзе, вырубить в камне, собрать в ряд
восемь   одуванчиков,   осторожно  поставить  один  на  другой  восемь
додекаэдров. Сколько существует способов выразить идею восьми?

Он пожал плечами.

- Миллиарды. Бесконечное число.

- Но смотри, - сказал я. - Вот факел и вот молот. Мы также можем сжечь
бумагу,  расплавить  бронзу, обратить камень в пыль, сдуть одуванчики,
разбить додекаэдры на мелкие кусочки.

- Я понял. Мы можем уничтожить числа.

- Нет. Мы можем уничтожить только их образы в пространстве-времени. Мы
можем создавать и уничтожать только образы.

Он кивнул.

- Но до начала времен, Дикки, как и в эту минуту, и тогда, когда время
и  пространство  уже  исчезнут,  идея восьми существует, неподвластная
образам.  Когда  произойдет второй Большой Взрыв и все будет разнесено
на мельчайшие частицы, идея восьми будет так же спокойно и безразлично
витать в пустоте.

- Безразлично?

-  Вот  тебе  топор,  - сказал я. - Разруби идею восьми так, чтобы она
перестала  существовать.  Время  не  ограничено.  Позови  меня,  когда
закончишь.

Он засмеялся.

- Я же не могу рубить идеи, Ричард!

- И я тоже.

-  Выходит,  мое  тело  выражает  мою  истинную  суть  не  лучше,  чем
написанное число выражает идею восьми.

Я кивнул.

- По-моему, ты слишком меня опережаешь. Не торопись.

Он замолчал.

- Какие еще есть числа? - спросил я, заинтересовавшись на миг, хочу ли
я, чтобы он верил моим картинкам.

Мне  все  равно,  верит он или нет, подумал я. Я хочу только, чтобы он
понял.

- Семь?

- Сколько чисел восемь существует в арифметике?

Он секунду подумал.

- Одно.

-  Вот  именно.  Идея каждого числа уникальна, другой такой же идеи не
существует.  Весь  Принцип  Чисел  основывается на этой восьмерке, без
которой он бы тотчас распался.

- Да ладно...

-  Ты  думаешь  иначе?  Хорошо, допустим, нам удалось уничтожить число
восемь.  А теперь быстро: сколько будет четыре плюс четыре? Шесть плюс
два? Десять минус два?

- Ох, - сказал он.

- Наконец до тебя дошло. Бесконечное количество чисел, и каждое из них
отлично  от  всех  остальных,  каждое  так  же важно для Принципа, как
Принцип важен для него.

-  Принцип  нуждается  в  каждом из чисел! - сказал он. - Я никогда об
этом не думал.

-  У  тебя все впереди, - сказал я. - Реальная, неразрушимая жизнь вне
образов  -и в то же время любое число может быть по желанию выражено в
любом из бесчисленных иллюзорных миров.

-  Каким  образом  мы  меняемся? - спросил он. - Откуда приходит вера?
Каким  образом  мы  в одночасье забываем все истинное и превращаемся в
бессловесных младенцев?

Я закусил губу.

- Не знаю.

- Что? Ты создал картинку, в которой не хватает одного фрагмента?

- Я знаю, мы вольны верить в любой тип пространства жизни, - сказал я.
-  Я  знаю,  что мы можем сделать ее занятным уроком и приобрести силу
вспомнить,  кто  мы  есть.  Как  мы  забываем?  Добро  пожаловать    в
пространство-время,  при  входе  проверьте  память?  Происходит что-то
непонятное,  стирающее  нашу  память  во время прыжка из одного мира в
другой.

Он  улыбнулся при виде моей озадаченности - странная улыбка, которую я
не понял, - и секунду спустя кивнул.

-  Ладно,  я моту обойтись без этой недостающей детали, - сказал он. -
Что-то Происходит. Мы забываем. Поехали дальше.

-  Как  бы  то  ни  было, попав в пространство-время, - сказал я, - мы
вольны  верить,  что  мы  существуем  независимо  и  сами  по  себе, и
утверждать, что Принцип Чисел - нонсенс.

Он кивнул, собирая все вместе.

-  Принцип  не  замечает пространства-времени, - сказал я, -потому что
пространство-время  не существует. Таким образом, Принцип не слышит ни
страстной  молитвы,  ни  злобных  проклятий,  и для него не существует
таких  вещей,  как  святотатство  или  ересь,  или  богохульство,  или
безбожие,  или  непочтительность,  или  отвращение.  Принцип не строит
храмов,  не  нанимает  миссионеров  и не затевает войн. Он не обращает
внимания,  когда  символы  его  чисел распинают друг друга на крестах,
рубят на куски и превращают в пепел.

- Ему все равно, - неохотно повторил он.

- Твоя мама о тебе заботится? - спросил я.

- Она меня любит!

- Знала ли она и волновалась ли она, что, когда ты последний раз играл
в  "воров  и  полицейских",  тебя убивали по меньшей мере раз десять в
час?

- Х-м-м.

-  То  же и с Принципом, - сказал я. - Он не замечает игр, которые так
важны  для нас. Можешь проверить. Повернись так, чтобы стоять спиной к
Бесконечному Принципу Чисел, Бессмертной Реальности Числового Бытия.

Он переместился, немного повернувшись влево.

- Громко скажи: Я ненавижу Принцип Чисел!

- Я ненавижу Принцип Чисел, - произнес он без особой убежденности.

-  Теперь попробуй так, - сказал я. - Мерзкий глупый Принцип Чисел ест
искусственный сахар, рафинированное масло и красное мясо!

Он засмеялся.

-  А  вот  с  этим  осторожнее. Капитан. Нам нужно набраться смелости,
чтобы  выкрикнуть  это,  иначе,  если  мы  окажемся неправы, нас могут
изжарить  живьем:  ГНИЛОЙ  ЛЖИВЫЙ  НИКОМУ  НЕ  НУЖНЫЙ...  МЕРЗКИЙ  ТАК
НАЗЫВАЕМЫЙ  ПРИНЦИП ЧИСЕЛ ГЛУПЕЕ НАВОЗНОЙ МУХИ! ОН ДАЖЕ НЕ В СОСТОЯНИИ
ПОРАЗИТЬ НАС МОЛНИЕЙ В ДОКАЗАТЕЛЬСТВО СВОЕГО ВШИВОГО СУЩЕСТВОВАНИЯ!

Он  сбился  на  слове  "мерзкий" и дальше все выдумал сам, но закончил
довольно  энергичной бранью, которой Принципу вполне хватило бы, чтобы
нас поджарить, если бы ему было до этого дело. Ничего не случилось.

-  Значит,  мы  можем  игнорировать  Принцип,  можем  его  ненавидеть,
бранить,  восставать  против него, - сказал я, - и даже издеваться над
ним. В ответ - ни малейшего признака Грома Небесного. В чем же дело?

Он надолго задумался над этим.

- Почему Принцип проявляет безразличие? - спросил я.

- Потому что он не прислушивается, - сказал он наконец.

- То есть мы можем проклинать его безнаказанно?

- Да, - сказал он.

- Неправильно.

- Почему? Он ведь не слушает!

-  Он  не  слушает,  Дикки,  -  сказал  я,  -  но слушаем мы! Когда мы
поворачиваемся к нему спиной, что происходит с нашей арифметикой?

- Ничего не складывается?

-  Ничего. Каждый раз ответы получаются разными, бизнес и наука гибнут
в  путанице.  Стоить  нам  отбросить  Принцип,  как  от этого начинаем
страдать мы сами, вовсе не Он.

- Веселенькие дела! (o) - сказал он.

-  Но  вернись к Принципу, и в тот же миг все заработает опять. Ему не
нужна  апология - Он бы ее не услышал, даже если бы мы кричали. Никому
не   посылается   никаких  испытаний,  нет  никакой  кары,  нет  Грома
Небесного.  Возвращение к Принципу внезапно вносит порядок во все наши
подсчеты,  ибо  даже  в  играх  иллюзорного  мира  он  сохраняет  свою
реальность.

- Интересно, - сказал он, не столько веря, сколько следя за ходом моей
мысли.

-  Наконец-то я тебя поймал, Дикки. Теперь давай вместо Принципа Чисел
подставим Принцип Жизни.

- Жизнь Есть, - сказал он.

-  Чистая жизнь, чистая любовь, знание своей чистой природы. Допустим,
что каждый из нас - совершенное и уникальное выражение этого Принципа,
что  мы существуем вне пространства-времени, что мы бессмертны, вечны,
неуничтожимы.

- Допустим. Что дальше?

-  Значит,  мы  вольны делать все, что хотим, исключая две вещи: мы не
можем создавать реальность и не можем ее уничтожить.

- А что мы можем делать?

-  Чудесное Ничего во всех его драгоценных формах. Когда мы приходим в
фирму   "Жизнь   Напрокат",   что   мы   ожидаем  получить?  Мы  можем
перепробовать  неограниченное число иллюзорных миров, можем арендовать
рождения  и  смерти,  трагедию  и  радость,  мир, катастрофы, насилие,
благородство,  жестокость,  рай,  ад,  можем  взять  домой убеждения и
насладиться каждой их мучительной невыносимой радостной восхитительной
микроскопической деталью. Но до начала времени и после его конца Жизнь
Есть  и  Мы Есть. Единственное, что нас больше всего пугает, как раз и
невозможно; мы не можем умереть, нас нельзя уничтожить. Жизнь Есть. Мы
Есть.

- Мы Есть, - сказал он равнодушно. - Ну и что?

-  Скажи  мне  сам, Дикки. В чем разница между жертвами обстоятельств,
попавшими  в  жизни,  о  которых  они  не просили, и хозяевами выбора,
способными изменять жизнь по своему желанию?

- Жертвы беспомощны, - сказал он. - Хозяева - нет.

Я кивнул.

- Вот тебе и "Ну и что?".

 o Англ. - Holy cow

Ричард Бах - Бегство от безопасности