Страницизм.

Мы  остановились  на  лужайке.  Впечатление  было такое, словно кто-то
налил  целое  озеро  изумрудной  травы в чашу из гор. Пурпурные облака
укутали догорающий закат.

Швейцария,  -  тут  же  подумал  я,  -  мы приземлились на открытке со
швейцарским  пейзажем. Внизу, в долине, среди деревьев были разбросаны
домики  с остроугольными крышами, высился купол церквушки. По сельской
дороге  катила телега, но её тянул не трактор и не лошадь, а животное,
похожее на быка.

Поблизости не было ни души, а на лугу - ни тропинки, ни козьего следа.
Только  озеро  травы, кое-где усыпанное полевыми цветами, в полукольце
скалистых гор, увенчанных снежными шапками.

- Как ты думаешь, почему... - сказал я. - Где это мы?

- Во Франции, - ответила, не задумываясь, Лесли, и прежде, чем я успел
поинтересоваться   откуда   она   это   знает,  она,  затаив  дыхание,
прошептала: - Смотри!

Она  указала  на  расщелину  в скале, где у небольшого костра стоял на
коленях  старик  в  грубом полотняном коричневом одеянии. Он занимался
сваркой. Скалу позади него озаряли яркие белые и жёлтые вспышки.

- Что здесь делает сварщик? - недоуменно спросил я. Лесли пригляделась
внимательнее.  - Это не сварка, - сказала она так, словно эта сцена не
происходила у нее перед глазами, а всплывала в памяти. - Он молится.

Она  направилась  к  старику,  я  последовал  за  ней,  решив  пока не
вмешиваться.  Может  быть, моя жена увидела себя в этом отшельнике так
же, как я увидел себя в Аттиле?

Мы  подошли  ближе  и  убедились, что никакого сварочного аппарата там
действительно  нет. Ни звука, ни дыма, вместо этого в метре от старика
поднимался от земли яркий пульсирующий столб солнечного света.

-...  и  в  мир  отдашь  ты  то, что было тебе передано, - услышали мы
мягкий  голос,  доносящийся  из света. - Отдашь тем, кто жаждет узнать
истину  о  том,  откуда мы приходим сюда, смысл нашего существования и
тот путь, который ведёт в наш вечный дом.

Мы  остановились в нескольких шагах позади него, поражённые увиденным.
Однажды  я  уже  видел  этот  яркий  свет много лет назад. Тогда я был
совершенно поражён, случайно взглянув на то, что до сегодняшнего дня я
зову  Любовью.  И  теперь  мы  смотрели  на  тот  же  самый свет, и по
сравнению с ним мир вокруг казался призрачным, погруженным в сумерки.

В  следующее  мгновение  свет  исчез,  а  на том месте, из которого он
исходил,   остался   лежать   ворох   золотистых  страниц,  исписанных
исключительно ровным и красивым почерком.

Старик  все ещё стоял на коленях с закрытыми глазами, не догадываясь о
нашем присутствии.

Лесли  ступила  вперёд  и  подняла  с земли сияющий манускрипт. В этом
загадочном месте её рука не прошла сквозь страницы.

Мы ожидали увидеть руны или иероглифы, но обнаружили английский текст.
Разумеется,  - подумал я, - старик прочтет это по-французски, а перс -
на  языке  фарси.  Так  и  должно быть со всяким откровением - язык не
имеет значения, важно восприятие идей.

Вы  - существа света, - начали читать мы. - Из света вы пришли, в свет
вам,  суждено  вернуться,  и  на  каждом шагу вас окружает свет вашего
безграничного бытия. Лесли перевернула страницу.

По  своей воле оказались вы в мире, который создали для себя сами. Что
держите   в   сердце   своём,   то  и  исполнится,  чем  больше  всего
восхищаетесь, тем и станете.

Не  бойтесь  и не поддавайтесь смятению, увидев призраков тьмы, личину
зла  и  пустые  покровы  смерти,  поскольку  вы сами выбрали их, чтобы
испытать  себя. Все это - камни, на которых оттачивается остриё вашего
духа.  Знайте,  что  вас  повсюду  окружает реальность мира любви, и в
каждый  момент  у  вас  есть  силы,  чтобы  преобразить  свой  мир   в
соответствии с тем, чему вы научились.

Страниц   было   очень   много,   сотни.  Мы  листали  их,  охваченные
благоговением.

Вы  -  это жизнь, создающая формы. И погибнуть от меча или от старости
вы  можете  не  более,  чем  умереть на пороге двери, проходя из одной
комнаты  в  другую.  Каждая  комната  дарит  вам  свое слово - вам его
сказать, каждый переход - свою песню, вам её спеть.

Лесли посмотрела на меня, глаза её сияли. Если это писание так тронуло
нас,  людей  двадцатого  века, - подумал я, - то какое впечатление оно
должно произвести на живущих... в каком же это?.. двенадцатом!

Мы  снова  принялись  читать  манускрипт.  В  нём  не  было ни слова о
ритуалах,  поклонении,  никаких призывов обрушить огонь и разорение на
головы  врагов, не было упоминания о каре за неверие, не было жестоких
богов  Аттилы.  Там  не  упоминалось  о храмах, священниках, раввинах,
братствах,  хорах,  рясах  и  священных  праздниках. Эта рукопись была
написана  для  полного любви существа, живущего у нас внутри, и только
для  него.  Стоит  лишь  выпустить эти идеи в мир, - подумал я, - дать
людям этот ключ к осознанию власти над воображаемым миром, к раскрытию
силы  любви, как исчезнет всякий ужас. И тогда мир сможет обойтись без
Тёмных Веков в своей истории!

Наконец  старик  открыл  глаза,  увидел  нас,  и  поднялся,  ничуть не
испугавшись,  словно  рукопись  была  его  сутью.  Он скользнул по мне
взглядом, задержал его на Лесли.

- Я - Жан-Поль Ле Клерк, - представился он. - А вы - ангелы.

Прежде, чем мы оправились от изумления, он радостно рассмеялся. - А вы
заметили, - поинтересовался он. - Свет?

-  Это  было  вдохновение!  -  сказала моя жена, вручая ему золотистые
страницы.

- Воистину, вдохновение. - Он поклонился так, словно помнил ее, и она,
как минимум, была ангелом. - Эти слова - ключ к истине для тех, кто их
прочтёт,  они  подарят  жизнь  каждому,  кто  их  услышит. Когда я был
маленьким  ребенком, мне было обещано Светом, что эти страницы попадут
ко  мне  в  руки  в  тот вечер, когда явитесь вы. Теперь, когда я стал
стар, наступил это вечер - вот вы, вот и они.

-  Они  изменят  этот  мир, - сказал я. Он как-то странно посмотрел на
меня. - Нет.

- Но ведь они были даны тебе...

-... в испытание, - закончил он.

- Испытание?

-  Я  много  путешествовал,  -  сказал  он.  -  Я изучил писания сотен
верований,  от  Китая  до земель северных викингов. И, несмотря на все
свои  изыскания, я научился вот чему. Каждая из великих религий уходит
своими  корнями  в  свет. Но лишь сердце может сохранить свет. Писания
этого сделать не могут.

-  Но  у  тебя  в  руках...  -  начал  я.  -  Ты  должен прочесть. Это
великолепно!

- В моих руках бумага, - сказал старец. - Если отдать эти слова в мир,
их  поймут  и  оценят  те,  кто  уже  знает  истину. Но прежде чем это
сделать, нам придется дать им название. А это их погубит.

- Разве дать имя чему-то прекрасному - значит погубить его?

Он  удивленно  посмотрел  на  меня. - В том, чтобы дать имя какой-либо
вещи,  нет  ничего  плохого. Но дать имя этим идеям - означает создать
религию. - Почему? Он улыбнулся и вручил мне манускрипт.

- Я отдаю эти страницы тебе,... ?

- Ричард, - сказал я.

-  Я отдаю эти страницы, пришедшие прямо из Света Любви, тебе, Ричард.
Желаешь  ли  ты,  в  свою  очередь,  подарить их миру, людям, жаждущим
узнать,  что  в  них  написано, тем, кому не выпала честь быть на этом
месте, когда явился сей дар? Или ты хочешь оставить эту рукопись лично
для себя?

- Конечно, я хочу отдать их в мир!

-  А  как ты назовешь свой дар? Интересно, куда это он клонит, подумал
я. - Какая разница?

-  Если  ты  не  дашь ему название, это сделают другие. Они назовут их
Книгой Ричарда.

-  Ага,  я  понял.  Ладно,  тогда  я  назову  это... ну хотя бы просто
Страницы.

-  Будешь  ли  ты оберегать Страницы? Или позволишь другим править их,
изменять то, что им непонятно, выбрасывать то, что им не понравится?

-  Нет!  Никаких изменений. Они появились из самого Света. Какие могут
быть изменения!

-  Ты  уверен?  Ни  единой  строчки?  Даже из самых благих побуждений?
"Многие   этого  не  поймут?",  "Это  их  обидит?",  "Здесь  непонятно
изложено?"

- Никаких изменений!

Он  изогнул брови вопросительной дугой. - А кто ты такой, чтобы так на
этом настаивать?

-  Я был здесь, когда они явились, - не унимался я. - Я сам видел, как
они были даны миру.

- Итак, - продолжил он, - ты станешь Хранителем Страниц?

-  Не  обязательно я. Пусть будет любой другой, кто пообещает следить,
чтобы не было никаких изменений.

- Но все-таки нужно, чтобы кто-то стал Хранителем Страниц?

- Да, я думаю, нужно.

-  Так  появятся  служители  Страниц.  Те, кто всю свою жизнь посвятят
защите  некоего  образа  мысли,  сделаются служителями этою образа. Но
любой  новый  образ  мысли,  любой новый порядок означает изменение. А
когда  появляются  изменения,  наступает конец тому миру, который есть
сейчас.

-  Эти  страницы не несут никакой угрозы, - не сдавался я. - Они несут
любовь и свободу!

- А любовь и свобода - конец страху и рабству.

- Разумеется! - горячо воскликнул я. Куда же он всетаки клонит? Почему
Лесли стоит молча? Разве она не согласна, что...

- Как ты думаешь, тем, кто наживается на страхе и рабстве, - продолжил
Ле Клерк, - принесёт ли им счастье то, что написано на этих Страницах?

-  Скорее  всего,  нет.  Но  не  можем  же мы допустить, чтобы этот...
свет... был утрачен!

- Обещаешь ли ты защищать этот свет? - спросил он.

- Конечно!

-  А  другие  последователи  Страниц, твои друзья, они тоже станут его
защищать?

-Да.

-  А если поборники страха и рабства убедят власти этих земель, что ты
опасен,  если  они придут к тебе в дом с мечами, как тогда ты защитишь
Страницы?

- Я убегу вместе с ними!

- А если за тобой снарядят погоню, настигнут, загонят в угол?

-  Если  нужно  будет сражаться, я буду сражаться, - ответил я. - Есть
принципы  более  важные,  чем  даже  жизнь.  За  некоторые  идеи стоит
умереть.

Старик  вздохнул.  -  Так  начнутся Страничные Войны, - сказал он. - В
дело  пойдут  кольчуги,  мечи, щиты, стяги, на улицах появятся лошади,
огонь,  кровь.  Это  будут  немалые  войны.  Тысячи  истинно  верующих
присоединятся  к  тебе,  Десятки тысяч ловких, сильных, находчивых. Но
принципы,  провозглашенные  в Страницах, бросают вызов правителям всех
тех  государств,  где  власть держится на страхе и невежестве. Десятки
тысяч встанут на борьбу с тобой.

Наконец, до меня понемногу начало доходить то, что пытался сказать мне
Ле Клерк.

-  Чтобы  вас  узнавали,  -  продолжал  он,  - чтобы могли отличить от
других,  вам  понадобится символ. Какой символ ты выберешь? Какой знак
изобразишь на своих стягах?

Мое   сердце   застонало   под  тяжестью  его  слов,  но  я  продолжал
сопротивляться.

- Символ света, - сказал я, - знак огня.

-  Да  будет  так,  - сказал он, читая еще не написанные страницы этой
истории.  -  Знак  Огня  встретится  со Знаком Креста в битве на полях
Франции,  и  Огонь  одержит славную победу. Первые города Креста будут
сожжены  твоим  священным огнем. Но Крест объединится с Полумесяцем, и
их армии вторгнутся в твои владения с юга, востока и севера; сто тысяч
человек  против твоих восьмидесяти. "Стой", - хотел сказать я. Я знал,
что  будет  дальше.  И  за  каждого  воина  Креста, за каждого солдата
Полумесяца,  которых ты убьёшь, защищая свой дар, сотни проклянут твоё
имя.  Их отцы, матери, жёны, дети и друзья возненавидят Страничников и
проклятые   Страницы,   которые   погубили   их  возлюбленных.  А  все
Страничники  станут презирать всех христиан и проклятый Крест, каждого
мусульманина и проклятый Полумесяц, за смерть их родных Страничников.

- Нет! - воскликнул я. Каждое его слово было чистой правдой.

-  И  во  время  этих Войн появятся алтари, вознесутся шпили соборов и
храмов,  чтобы  увековечить священные Страницы. А те, кто искал нового
знания  и  духовного  роста,  вместо  них получат новые предрассудки и
новые ограничения: колокола и символы, правила и песнопения, церемонии
и молитвы, одеяния, благовония и подношения золота. Сердце Страницизма
вместо  любви  наполнит  золото.  Золото,  чтобы  сооружать все больше
храмов,  золото,  чтобы  купить  на него мечи, которыми потом обращать
неверующих, спасая их души.

-  А  когда  ты  умрёшь, Первый Хранитель Страниц, понадобится золото,
чтобы  запечатлеть  твой лик. Появятся величественные статуи, огромные
фрески, полотна, своим бессмертным искусством превозносящие эту сцену.
Вообрази  огромный  гобелен:  здесь Свет, здесь Страницы, там, в небе,
распахнулись  ворота  в  Рай.  Вот  преклонил  колени Ричард Великий в
сияющих  доспехах;  а  вот  прекрасный Ангел Мудрости - держит в своих
руках  Священные  Страницы;  рядом  с  ней  старый  Ле  Клерк у своего
скромного  костра  в  горах, свидетель этого чуда. Нет! - воскликнул я
мысленно,  -  это невозможно! Но это было не только возможно, это было
просто неизбежно.

-  Отдай  эти  страницы  в  мир,  и  возникнет ещё одна религия, новое
духовенство,  снова  будут  Мы  и  будут  Они, настроенные друг против
друга.  За сотню лет миллионы погибнут за эти слова, которые мы держим
в руках; за тысячи лет - десятки миллионов. И всё из-за этой бумаги.

В  его  голосе  не  было даже намека на горечь, сарказм или усталость.
Жан-Поль  Ле  Клерк  был  исполнен  знания, которое он получил в своей
жизни, спокойно принимая то, что он в ней нашел. Лесли поёжилась.

- Дать тебе мою куртку? - спросил я.

- Спасибо, Вуки, - ответила она, - я не замёрзла.

-  Холодно?  - спросил Ле Клерк. Он нагнулся, достал из костра горящую
веточку, поднес её к золотистым страницам. - Это тебя согреет.

- Нет! - Я отдернул ворох страниц. - Сжечь истину?

-  Истину невозможно сжечь. Истина ждет любого, кто пожелает её найти,
-  сказал он. - Сгореть могут лишь эти страницы. Выбирайте, желаете ли
вы,  чтобы  Страницизм  стал  ещё  одной  религией  в  этом мире? - Он
улыбнулся. - Церковь объявит вас святыми...

Я в ужасе посмотрел на Лесли и прочёл в её глазах то же выражение.

Она  взяла  веточку  из  его  рук, коснулась краёв манускрипта. В моих
руках  распустился солнечно-огненный цветок, я опустил его, и на землю
упали догорающие лепестки. Ещё мгновение - и снова стало темно.

Старец  облегченно вздохнул. - Благословенный вечер! - сказал он. - Не
часто нам выпадает шанс уберечь мир от новой религии!

Затем он, улыбаясь, посмотрел на мою жену и спросил с надеждой. - А мы
спасли его?

Она  улыбнулась в ответ. - Спасли. В нашей истории, Жан-Поль Ле Клерк,
нет ни слова о Страничниках и их войнах.

Они  нежным  взглядом  попрощались  друг  с другом, скептик и скептик,
полный  любви.  Затем старик слегка поклонился нам обоим, повернулся и
пошел прочь, в горы, под покров темноты.

Охваченные  огнем  страницы  всё  ещё  догорали  у  меня  в  сознании,
вдохновение обращалось в пепел.

-  Но  как  же  те, кому нужно то, что говорилось на этих страницах, -
обратился  я  к Лесли. - Как же они... как мы узнаем всё, что там было
написано?

-  Он  прав,  - ответила она, провожая взглядом фигурку старца, - тот,
кто хочет света и истины, сможет найти их сам.

-  Я  не  уверен.  Иногда  нам нужен учитель. Она обернулась ко мне. -
Попробуй вообразить, что ты искренне, страстно желаешь узнать, кто ты,
откуда пришёл и почему ты здесь оказался. Представь, что тебе не будет
покоя, пока ты этого не узнаешь.

Я  кивнул  и  вообразил,  как  я  не покладая рук прочёсываю в поисках
знания  библиотеки,  ищу  книги,  изучаю  рукописи,  посещаю  лекции и
семинары,  веду  дневники,  куда  записываю свои надежды, размышления,
интуитивные   прозрения,   пришедшие  во  время  медитаций  на  горных
вершинах,  изучаю  свои  сны,  ищу  подсказку в случайных совпадениях,
беседую  с  различными  людьми  - словом, делаю всё то, что мы делаем,
когда самым главным в нашей жизни становится познание.

- Представил.

-  А  теперь,  -  продолжала  она,  -  можешь ли ты вообразить, что не
найдёшь того, что искал?

Вот  это  да!  -  подумал  я, - как этой женщине удаётся открывать мне
глаза!

Я поклонился в ответ. - Моя Леди Ле Клерк, Принцесса Знания.

Она присела в медленном реверансе. - Мой Лорд Ричард, Принц Огня.

Ричард и Лесли Бах - "Единственная"