Я не видел дона Хуана несколько
месяцев. Была осень 1971 года. У меня была уверенность, что он находится в доме
дона Хенаро в центральной Мексике, поэтому я сделал все необходимые
приготовления для шести-семидневной поездки к нему. Однако, на второй день
моего путешествия я интуитивно остановился в месте жительства дона Хуана в
Соноре в середине дня. Я оставил свою машину и пошел к его дому. К своему
удивлению я нашел его там.
— Дон Хуан! Я не ожидал найти тебя
здесь, — сказал я.
Он засмеялся. Мое удивление,
казалось, доставило ему удовольствие. Он сидел перед дверью на пустой молочной
фляге. Казалось, он ожидал меня. В той легкости, с которой он встретил меня,
был оттенок завершенности. Он снял шляпу и помахал ею перед собой комическим
жестом. Затем он опять одел ее и отдал мне честь по-военному он опирался о
стену, сидя на фляге, как если бы он был в седле.
— Садись, садись, — сказал он
веселым тоном, — рад тебя видеть вновь.
— Я собирался ехать всю дорогу до
центральной Мексики ни за что ни про что. А затем мне пришлось бы ехать обратно
в Лос-Анжелес. То, что я нашел тебя здесь, сэкономило мне несколько дней езды.»
— Каким-либо образом ты бы нашел
меня, — сказал он загадочным тоном. — скажем, однако, что ты должен мне шесть
дней, которые ты используешь на нечто более интересное, чем нажимание на педаль
газа в своей автомашине.
Было что-то обещающее в улыбке дона
Хуана. Его теплота была заразительной.
— Где твои орудия письма?
Я сказал ему, что забыл их в
автомашине. Он сказал, что без них я выгляжу неестественно и заставил меня
пойти и взять их.
— Я закончил писать книгу, — сказал
я.
Он бросил на меня долгий странный
взгляд, который вызвал раздражение в центре моего живота. Казалось, он толкает
меня в живот каким-то мягким предметом. Я ощущал себя так, словно мне вот-вот
станет плохо, но затем он отвернул голову в сторону, и я восстановил свое
хорошее самочувствие.
Я хотел поговорить о моей книге, но
он сделал мне знак, который означал, что он не хочет, чтобы я что-либо говорил
о ней. Он улыбнулся. Настроение его было легким и обворожительным, и он тотчас
же вовлек меня в незначительный разговор о людях и текущих событиях. В конце
концов я ухитрился направить разговор на ту тему, которая меня интересовала.
Начал я, заметив, что пересмотрел свои первичные заметки и понял то, что он мне
давал детальное описание мира магов с первой нашей встречи. В свете того, что
он сказал мне на этих начальных стадиях, я стал расспрашивать о роли галлюциногенный
растений.
— Почему ты заставлял меня
использовать эти сильные растения столь много раз? — спросил я.
Он засмеялся и очень тихо
пробормотал: «потому что ты нем.»
Я расслышал его с первого раза, но
хотел быть уверенным в том, что он сказал, и притворился, что не понял.
— Извини, я не расслышал, — сказал
я.
— Ты знаешь, что я сказал, — ответил
он и встал.
Он похлопал меня по голове и прошел
мимо.
— Ты довольно медлительный, — сказал
он. — и не было никакого другого способа встряхнуть тебя.
— Значит ничего из этого не было
абсолютно необходимо? — спросил я.
— В твоем случае — было. Однако есть
другие типы людей, которые, кажется, не нуждаются в этом.
Он стоял рядом со мной, глядя на
верхушки кустов с левой стороны дома. Затем он опять сел и заговорил об элихио,
своем другом ученике. Он сказал, что элихио воспользовался психотропными
растениями только один раз с тех пор, как стал его учеником, и однако он
продвинулся даже более далеко, чем я.
— Быть чувствительным — естественное
состояние некоторых людей, — сказал он. — ты, также как и я, в эту категорию не
входишь. В конце концов чувствительность значит очень мало.
— Но что же тогда значит много? —
спросил я.
Казалось, он искал подходящий ответ.
— Имеет значение то, чтобы воин был
неуязвим, — сказал он наконец. — но это лишь способ говорить. Способ вертеться
вокруг да около. Ты уже выполнил ряд задач магии, и я верю, что пришло время
отметить источник всего того, что имеет значение. Поэтому я скажу, что для
воина имеет значение прибытие к целостности самого себя.
— Что такое целостность самого себя,
дон Хуан?
— Я сказал, что собираюсь только
отметить это. В твоей жизни еще очень много свободных концов, которые ты должен
связать прежде, чем я должен поговорить о целостности самого себя.
Здесь он закончил наш разговор. Он
сделал знак руками, показав, что хочет остановить мои разговоры. Кто-то или
что-то явно находилось поблизости. Он склонил голову налево, как бы
прислушиваясь. Я мог видеть белки его глаз, когда он остановил их на кустах,
находившихся слева за домом. Несколько секунд он внимательно слушал, а затем
поднялся, подошел ко мне и прошептал мне на ухо, что нам нужно уйти из дому и
отправиться на прогулку.
— Здесь что-нибудь не так? — спросил
я шепотом.
— Нет, все так. Все совершенно в
порядке.
Он повел меня в пустынный чапараль.
Мы шли около получаса, затем пришли к небольшому круглому участку, на котором
не было растительности. Пятнышко около четырех метров в диаметре, где
красноватая земля ссохлась и была совершенно ровной. Не было однако никаких
признаков, что это машины очистили и выровняли участок. Дон Хуан сел в центре
того участка лицом к юго-востоку. Он указал на место в полутора метрах от него
и попросил меня сесть там лицом к нему.
— Что мы собираемся сделать? —
спросил я.
— Сегодня вечером у нас здесь
свидание, — ответил он.
Быстрым взглядом он осмотрелся в
окрестностях, поворачиваясь на месте до тех пор, пока не стал вновь смотреть на
юго-восток.
Его движения испугали меня. Я
спросил его, с кем же это свидание?
— Со знанием, — сказал он. — скажем
так, что знание кружит вокруг нас.
Он не дал мне уцепиться за такой
загадочный ответ. Он быстро изменил тему, и шутливым тоном велел мне быть
естественным, то есть записывать и разговаривать так, как если бы мы были у
него дома.
Что больше всего давило мне на ум на
этот раз, так это то живое ощущение, которое я имел шестью месяцами раньше,
разговаривая с койотом. Это событие означало для меня, что я впервые мог
визуализировать или воспринять через свои органы чувств и в трезвом состоянии
то описание мира, которое делают маги.
— Мы не собираемся уходить в
рассуждения о занятиях подобного рода, — сказал дон Хуан, услышав мой вопрос. —
тебе нельзя посоветовать индульгироваться, концентрируя свое внимание на
прошлых событиях. Мы можем касаться их, но только поверхностно.
— Но почему это так, дон Хуан?
— У тебя еще недостаточно личной
силы для того, чтобы искать объяснения магов.
— Значит, есть объяснение магов?
— Конечно, маги — люди. Мы —
создания мысли. Мы ищем разъяснений.
У меня было такое впечатление, что
основным моим недостатком было искать объяснения.
— Нет. Твой недостаток в том, что ты
ищешь подходящих объяснений. Объяснений, которые подойдут к твоему миру, против
чего я возражаю, так это против твоей рассудочности. Маг тоже объясняет все
вещи в своем мире, но он не такой окаменелый, как ты.