Тогда мы обещали вернуться к этой теме. Она же необъятна. И сегодня – продолжение следует.

-Чтение – это всегда личные отношения с писателем, – говорит отец Алексий. – Хотите читать Гомера? Тогда нужно с ним подружиться, а для этого – познакомиться.

-Как?

-Прежде всего – узнать о его жизни. И тут возникает удивительное чувство: а был ли он на свете? На этот счет есть разные предположения. А если был, то слепым. И сразу хочется посмотреть на его изваяния. Какая же это древность: VIII век до Рождества Христова!

Мы не чувствуем жизни предков. Хотя стараемся понимать обстоятельства жизни наших современников.

-Тоже редко!

-Но это же необходимое условие знакомства – соблюдение заповедей другого, интерес к нему.

-Теперь это не считают обязательным!

-Тогда чего хочет читатель — от писателя? Воспользоваться его умом, смекалкой? А сам человек – не важен? Бывает и так…

-Но это неправильно?

-Если Гомер чуть-чуть оживет для нас, мы многому удивимся. Оказывается, в его время воин всегда ставил под удар – себя. А сейчас воином называется тот, кто сидит в бункере и нажимает на кнопку. Или летит на самолете над безоружной страной и смотрит, куда бы сбросить бомбу.

-Больше похоже на бандита.

-Да, война стала бандитской и шпионской. Конечно, без хитростей на ней не бывает. Но у Гомера воин всегда рискует жизнью, может быть убит в любую минуту.

Мы настолько мелко живем, что Гомер нам – не интересен. И нужно взять его книгу (любую – «Илиаду», «Одиссею»), немножко познакомиться с нею – и отложить.

-Вот как?

-До той поры, когда сам познакомишься со смертью и начнешь ценить жизнь. Тогда станет понятно, кто за что боролся у Гомера.

В серии ЖЗЛ (Жизнь замечательных людей) вышла прекрасная книга о Гомере Алексея Федоровича Лосева. Но и тут надо учесть: одно дело – земная жизнь, ее возможности, красота, когда у тебя есть Христос. Тогда утраты не так страшны. А пока Спасителя не встретил, утраты приобретают космический масштаб. Так у Гомера.

Нам важно знать культуру до Христа. Она была иной. И древнегреческая драматургия пропитана духом рока, судьбы, безысходности (например, «Царь Эдип» Софокла).

-Там все предопределено – и ничего не изменишь.

- Почти неуловимо отличаются басни Эзопа и Крылова, но в них чувствуется разный дух, хотя Крылов брал сюжеты из Эзопа.

Жизнь до и после прихода Спасителя – это как жизнь без Друга и с Другом. Сейчас целые народы отказываются от своего прошлого – от Христа. А без Него мир никогда не узнал бы прощения, доброго отношения к врагу.

-Зачем оно?

-Если враг переменится, жизнь станет богаче, прекрасней. Мы ждем этой перемены, надеемся на нее. И когда не умеем дружить с врагами, то и дети становятся чужими.

-Врагами, с которыми не можем примириться?

-Конечно. Но вернемся к литературе. В ней выберем тех писателей, которые нам близки, нравятся. Правда, не все становятся близкими сразу, особенно те, кто жил не в наше время. И можно читать книгу несколько раз, подступать к ней.

-Как к Гомеру?

-Да, и она постепенно откроется. Многие книги русских писателей трудно читать. И писатели это понимали. А сегодняшние читатели – уже не знают, мы утратили культуру восприятия. Нам кажется, что чтение – это быстренько проглядеть текст. И до свидания!

Но если книга не пустая, за один вечер с ней не познакомишься. Как и с человеком. В книгу нужно всмотреться, понять побудительные мотивы писателя, разобраться, что стоит за действием. А для этого перечитать и два, и три раза. Такая традиция всматривания тоже ушла.

-Не только в книги, но и в людей, события, природу. Мы спешим, жадно ловим новости – и опять летим вперед.

-И эта жадность растет, ее никак не остановишь. Кажется, что мы все и всех понимаем. А на самом деле это убийство: считать, что исчерпал другого – и значит убить.

К Богу у нас такое же убийственное отношение. Как у старухи в «Сказке о рыбаке и рыбке» Пушкина. Мы не хотим понять Его. Нам желательно, чтобы Он служил у нас «на посылках».

-Все – для меня, ничего – для других…

-А Дух Божий – иной, Он всех соединяет. В отличие от духа злобы, который разъединяет.

Из авторов давних эпох очень советую всем почитать  Сервантеса. Удивительно многоплановая книга «Дон Кихот». Но сразу ее тоже не поймешь. Хорошо было бы прочитать еще и о том, как хотел написать Сервантес «Дон Кихота» – и что получилось в итоге, вопреки его намерениям. А уже после этого познакомиться с жизнью Сервантеса. Она удивительная.

-Согласна.

-Теперь выходит много книг по истории, философии, мемуаров. Их тоже стоит читать. Не надо бояться своей неподготовленности к встрече с этими авторами, людьми большого ума, академиками. Пока мы смешны рядом с ними, но поучимся – и станем им со-работниками. Возникнут прекрасные отношения.

-Дружеские, благодарные.

-Кстати, исторические справочники тоже советую почитать. Надо знать о разных народах, о тех, кто ими правил, их вдохновлял. И как страны взаимодействовали с окружающим миром, природой. Без этого нет истории. Но прежде чем это откроется, нужно увидеть «скелет жизни».

-То есть общий путь, основные события?

-И тут важно посмотреть, как писалась история до Христа – и потом в христианском мире. Целый год я бы советовал посвятить изучению фактического материала, единой оси времени. Понять, что происходило в Междуречье, Египте, Средиземноморье, Китае, Индии, Японии. Представить себе рождение народов, состояние их дел, войны, мир, расцвет – и смерть, уход.  Немногие народы прошли через всю историю земли.

-Как, например, Китай?

-Обычно в романах описывают трагедию одного человека. А ведь бывает трагедия народа: радость, жизнь, а потом – закат. Громадные империи жили, развивались — и затухали.

Историческая литература – это не учебники, где рассказывают о классах, государственных устройствах, а свидетельства современников, запечатлевших неповторимые и узнаваемые сегодня личности. Наша жизнь бывает очень разной, полной испытаний. В некоторых обстоятельствах нам может помочь это знание о жизни той или иной цивилизации, раздумья людей, которые ее любили, писали о ней.

Сейчас у нас ко всему выработался критический подход. Подозрительный, осуждающий. А по истории надо читать те книги, которые радуются, хвалят, в самых мрачных эпохах видят свет.

-Авторов назовете?

-Федор Иванович Успенский написал многотомную историю Византии. Эта страна мне кажется забытой и неизвестной. Читаешь книги Успенского — и удивляешься, плачешь, смеешься. Потом можно взять других авторов – Александра Александровича Васильева, Алексея Петровича Лебедева.

Знакомство с русской историей лучше начать с Василия Осиповича Ключевского. Правда, он подразумевает, что читателю уже известен некий фактический материал. Но прочитать Ключевского можно и с покаянием, что своей истории не знаешь. В его книгах даны оценки — яркие, сильные, не заслуженные людьми.

-В каком смысле?

-Когда мы даем оценку людям, эпохе, то забываем о тайне, которая еще раскроется. В любые времена бывают посеяны семена, которые позже взойдут и разовьются. И оценить тех людей невозможно, как и жизнь любого человека, даже умершего. Она до конца нам не ясна – и раскроется в будущем.

Так и история. Ключевский создал формы, правила, которых не было: жизнь всегда шире. У него много умных, хороших оценок. Но они меняются, если потом читаешь других историков – Николая Михайловича Карамзина, Сергея Михайловича Соловьева. И так постепенно нам станут интересны разные эпохи.

-А какие особенно привлекают вас?

-Междуцарствие – Смутное время. Иван Грозный, Феодор Иоаннович, Борис Годунов, Василий Шуйский, Романовы… В это время проявились все – и так многообразно. В обычной жизни люди себя скрывают. И начинают проявлять, когда наступают войны, лишения — или радости.

Осталось много свидетельств о Смутном времени. Тот же самый народ, который вчера требовал правды от государя, через короткое время начинает настаивать: «Дайте нам тушинского вора!» Тот же самый народ каялся — и вдруг его становилось не слышно.

У Соловьева ясно написано, кто был с кем — и против кого. Вникнешь в историю, в огромное количество мнений, интересов, разнообразного эгоизма — и становится удивительно от того, как проявляла себя Сила, Которая умеет соединять людей.

Когда мы живем своими силами, человеческий путь — это путь к отчуждению, одиночеству. А если сами трудимся да еще принимаем эту Силу, она и нас иногда соединяет в дни нашего «столпотворения», когда люди перестают друг друга понимать.

-И замечать.

-А вот другой пример. Наша страна одержала победу в Великой Отечественной войне. Главное было не в том, что мы сильнее фашистов, а в нашем единстве, от которого потом так легко и быстро отказались. В этом трагедия 1941-1945 годов.

После войны начался голод. Он был ужасом и одиночеством для многих людей. Это нигде не описано. Как и тот кошмар, который пережили миллионы покалеченных войной и миллионы наших репрессированных военнопленных.

И еще очень интересный период в истории России — времена Екатерины II, Павла и Александра I. Вышли сборники мемуаров о Павле.

-Советуете их почитать?

-Да, там есть свидетельства о том, как Екатерина относилась к сыну Павлу, как он рос, учился, получил власть. И о его отношениях с собственным сыном — будущим императором Александром I, который участвовал в убийстве отца.

У нас как-то просто к этому относятся, пишут, что заговорщики вроде бы хотели хорошего, иначе государство пропало бы. А свидетели этих событий (не историки!) вспоминали: перед убийством Павла все напились, чтобы не страшно было.

Все это человеческие отношения. Представьте себе: строить великое государство – на отцеубийстве! Что может получиться?

-То же, что и в 1917 году.

-Почему же в 1612-м это взволновало народ, и он наложил на себя пост, хотя вроде бы жизнь наладилась? А через двести лет в 1812-м году после победы над Наполеоном – уже нет? Все тогда чествовали царя.

-Отцеубийцу?

-Да, тот же самый народ. А ведь и нас это не беспокоит?

-Верно.

-Интересны книги о войне 1812 года, о детстве Пушкина, лицее, воспоминания лицеистов. Это страшная эпоха, но в ней еще было заложено много добрых возможностей. В людях совмещалось неуважение к свободе человека – и уважение к ней. Ну, разве можно считать нормальным рабство людей?

-Нет!

-А его так естественно воспринимали. Есть большой пласт писателей-дворян (в их числе Иван Алексеевич Бунин), которые не сомневались в собственном превосходстве над «черномазыми» крепостными, копавшимися в земле, воспевали свой образ жизни. А ведь он фактически строился на чужом труде, чужой слезе. За стеной страдал, мучился другой человек — и совесть писателей это никак не огорчало.

-Но Бунина все-таки надо читать?

-Конечно. И его антипода Михаила Евграфовича Салтыкова-Щедрина, который противился поэтизированию «своего», не воспринимая иного. Посмотрите на отношение к детям в его автобиографических книгах «Пошехонская старина», «Господа Головлевы». Оказывается, если крестьян считать рабами, то неуловим момент, когда и к родным детям начинают относиться – как к «постылым», чужим.

Салтыкова-Щедрина нельзя читать как сатирика. Он описал трагедию огромного народа – трагедию власти греха, когда вера становится лицемерной. Это его родной народ и его личная трагедия.

-Но мы не договорили об исторической, мемуарной литературе.

-Сюда бы я добавил воспоминания Ивана Ивановича Пущина – друга Пушкина, других декабристов, Александра Михайловича Горчакова, книги из серии «Классик без ретуши».

Хорошо, когда называют имена авторов. Но еще лучше покопаться – и самим найти какие-то книги. Удовольствие от них возрастет в несколько раз. Советую, например, не лениться и посмотреть, как жили люди, имена которых упоминаются на страницах исторической, мемуарной литературы. Сейчас появилось много любопытного, никогда не издававшегося.

-Похоже, придется опять пообещать читателям, что мы вернемся к этой теме. Ведь разговор далеко не исчерпан.

Беседовала Наталия ГОЛДОВСКАЯ