Интервью

Мы часто слышим, что нам важна личная встреча с Христом. У митрополита Антония Сурожского такая встреча описана. Подростком он первый раз читал Евангелие – и остро почувствовал, что Господь присутствует рядом.
Понятно, сколько жизней – столько и путей к Богу. И каждый путь творчески проходит через покаяние, ведь у каждого из нас оно – личное, особенное, неповторимое.

-Наша личная встреча с Христом не всегда такая, как у владыки Антония? – спрашиваю протоиерея Александра Лаврина.
-У него случай уникальный, – отвечает батюшка. – Мы можем только порадоваться и удивиться подобному. У большинства из нас такого яркого опыта нет. Но это, конечно, не значит, что встреча с Господом у нас не происходит.
В Евангелии есть слова о том, что невозможно исповедовать Иисуса Христа Сыном Божиим – без участия Бога Отца и Святого Духа (см. от Матфея. 16. 17). Нам часто кажется, что посещение Святого Духа, обязательно должно сопровождаться некими сверхъестественными переживаниями. Что «благодатная жизнь», искомая встреча с Богом, не может быть без эйфории.
-Ошибаемся?
-Конечно, ведь благодатная жизнь начинается там, где Духом Святым пробуждается наша совесть. И встреча с Богом происходит в той точке, которую сначала определил Иоанн Предтеча, а спустя полгода – Сам Господь. Эта точка называется покаянием.
-«Покайтесь, ибо приблизилось Царство Небесное» (от Матфея. 3. 2; 4. 17).
-Само покаяние и есть благодатная встреча.
 -Почему?
-Царь и пророк Давид говорит: «Жертва Богу – дух сокрушен». Сокрушенный дух без уныния, с надеждой на Божие милосердие – это и есть безусловное присутствие в человеке Духа Святого. Другое дело, что мы порой подменяем покаяние самоанализом. Покаяние происходит не тогда, когда мы анализируем свою жизнь. Хотя, конечно, без анализа не обойтись. Но этот самоанализ может происходить не перед лицом Божиим, не перед евангельским словом, а на уровне, скажем, «общечеловеческой морали», привычных, устоявшихся норм поведения. Может быть и на уровне собственной совести, но ведь и она у нас весьма и весьма немощная. Доброй-то совести у нас нет.
-Это точно?
-Без сомнения. Крещением мы как раз испрашиваем у Бога доброй совести. Об этом сказано в первом послании апостола Петра (в греческом тексте и в церковно-славянском переводе. См. 3. 21). Добрая совесть (без лукавого самооправдания) – это всегда Божий дар. Только тогда наше покаяние перестает быть формальным перечислением грехов.
-И чем становится?
-В покаянии происходит примерно то же, что и в молитве. Ведь молитва – не в словах. Церковь предлагает нам молитвы святых, которые через слова учат нас, помогают настроиться на общение с Богом. Показывают, какие отношения с Ним у нас могут и должны быть, как они строятся.
Но мы не переживаем эти слова так, как сами святые, а только учимся откровенности подвижников веры, их покаянному строю. И постепенно наши молитвословия превращаются в молитвы, где на первое место ставятся не житейские просьбы, а желание взыскать Бога. Здесь и рождается внутреннее сокрушение оттого, что душа Им не живет и так легко Его оставляет…
Однажды у преподобного Макария Оптинского спросили, какие он читает каноны, сколько кафизм в день. Он отвечал, что раньше читал и каноны, и кафизмы. А сейчас осталась одна молитва: «Боже, буди милостив мне, грешному!» (от Луки 18. 13)
-Что произошло со старцем?
-Высшее проявление молитвы у святых – исихия, «священное молчание». Благоговейное предстояние перед Богом, неизреченное единение с Ним. Слова становятся не нужны там, где есть полнота.
То же самое – и в покаянии. Оно не в словах, даже не в конкретных грехах. А в том, что: «Господи, я без Тебя, оставил Тебя!» И, как сказано в молитве святого Иоанна Дамаскина: «Оставих Тя, не остави мене!»
-Значит, нам все-таки нужны слова в молитве. И нужно перечисление грехов – на исповеди?
-Да, грех – это то, чем мы враждуем с Богом. Грехи, которые мы начинаем осознавать, показывают, что мы в основном ищем смысла вне Бога, мимо Него.
Не случайно апостол Павел и святые отцы разделяли состав человека на три части: дух, душа, тело. И восставали против душевного человека.
-Даже ругали его, потому что он мешал им. Что это за душевный человек?
-Это любой из нас, у которого дух подавлен и подчинен – душе. Душевный человек стремится только к житейскому благополучию. Он не чувствует Бога, потому что Бог – духовен. И только разбуженная совесть (иными словами – покаянный дух) позволяет нам встретиться с Ним.
Человек сам не может изменить свои чувства и желания. Сердцу не прикажешь. Ошибка же наших покаяний в том, что мы концентрируемся не на Боге, а на самих грехах и хотим их исправления. У нас часто  возникает внутренний ропот: «Да что же это я в одном и том же все время каюсь – и не исправляюсь, не меняюсь?»
Но в покаянии, исповеди невозможны оригинальность или разнообразие. Никаких оригинальных грехов человек не делает. Все наши грехи – от тех семи страстей, которые подсчитали святые отцы.
-И этот «список» ограничен?
-Да, принято считать, что существуют две плотские страсти и пять душевных. Вот и все. Просто реализуются они в разных ситуациях разными людьми – в разных же делах, словах, мыслях…
Видение конкретных грехов помогает мне понять одиночество моей души – в буквальном смысле. Чем меньше места Богу в моей душе, тем больше я одинок, даже если все время нахожусь среди людей в гуще событий.
-Потому что замкнут на себе?
-Да, почти всегда это наше естественное состояние. Мы с ним рождаемся и живем. Из этой ограниченности душевного человека, который пытается овладеть всем и всеми, его окружающими, можно выйти только благодатной жизнью.
-Покаянием?
-Да, которое есть, прежде всего, осознание, что жизнь Бога для моей души самостоятельно невозможна. И в Церкви мы не тешим себя иллюзиями, что Бог у нас и так в душе, без молитвы и церковной жизни. Так можно услышать от людей, далеких от Церкви. Если не будет реального общения с Ним, поиска Его воли – Его в нашей душе не будет. Не будет ни в сердце – средоточии чувств, ни в уме. Ведь все мои естественные мысли, чувства, переживания – в конечном счете, о себе. Или о ком-то и о чем-то, всё равно связанном со мной.
И наша духовная жизнь часто, увы, строится так же: мы все – о себе. Не будет у нас никакого сокрушенного чувства, если мы просто увидим свой грех.
-Почему же?
-Что думает о себе душевный человек?
-«Я порядочный, хороший».
-И хотя он может испытывать большую неудовлетворенность собой, но она не покаянная, а гордостная: «Как же это я такой(!) порядочный, хороший – и вдруг согрешил?!»
«Научитесь от Меня, – говорит Господь – ибо Я кроток и смирен сердцем» (от Матфея. 11. 29). Вне Бога никакого смирения, кротости и покаяния быть не может. И то и другое – это всегда Его посещение, встреча с Ним.
-Вы говорите, что Бога у нас нет ни в уме, ни в сердце. Как же мы можем поставить Его в центр своей жизни?
-Зато всегда есть Его призыв – к нам. Он никогда не кончается. Господь разделяет жизнь любого человека. Он готов войти в нашу душу, взять на Себя жало греха, тленность, которую мы носим в себе. Инициатива всегда принадлежит Ему. А человек своей духовной составляющей может услышать призыв Божий и откликнуться согласием.
-Это хорошо.
-Обстоятельства жизни подвигают нас искать опору. Мы пытаемся найти смысл своего существования, не случайность всего, что с нами происходит. Скрепить это, связать воедино. И в этом поиске так же сделать шаг навстречу Богу.
Евангелие сейчас всюду проповедано. Мы читаем его, знакомимся с Богом. Наше согласие с Господом – тоже встреча с Ним. Но когда мы сравниваем себя с Христом, то понимаем: это та высота и красота, которые человек своими силами не достигнет.
-И что тогда?
-Тогда идем креститься (это главное покаяние нашей жизни), чтобы исполнить Божие благовестие – Его же силой, а не напряжением своих способностей, талантов и дарований.
В том-то и дело, что у человека нет в душе кладовой, где хранятся добродетели. Нет в ней блаженств. Когда нас гонят, мы блаженны?
-Что вы?! Конечно, нет.
-Когда нужно простить, то прощаем?
-Не получается.
-А когда у нас бывают слезы?
-Когда себя жалко.
-Верно! Или близкого. А в заповеди о блаженстве плачущих речь идет не об обстоятельствах жизни, а об оплакивании того, что нас разделяет с Богом (и значит – с людьми). О грехах, которыми мы враждуем с Богом и друг с другом. Но слез у нас в это время не бывает. Мы боимся признаться себе, что наша душа не добра.
-И пытаемся оправдаться.
-Да, на что-то худое меня толкнули ситуация, родственники, дети, внуки, начальники, сотрудники, знакомые, нервы… Все виноваты! У нас нет плача о грехах, потому что по большей части мы не Бога ищем, а хотим увидеть доброту своей души – мнимую, иллюзорную. Хотим спасаться (исправляться, изменяться) самостоятельно!
Только в Церкви нам открывается, что наша человеческая доброта – ограничена эгоизмом и эгоцентризмом, любовь – относительна, непостоянна, нетерпелива, дружба – до определенной поры, когда нам станет больно и горько. И тогда понятно, почему апостол Павел так настаивал на том, что он проповедует Христа Распятого.
-Что понятно?
-Пока я грешен, мне важно, чтобы Господь висел на Кресте. Он на нем – моими грехами, которые берет на Себя. Следовательно, пока я грешен, мое общение – только с Богом распятым! Но и распинать Его мы можем по-разному: «Яви мне чудо,  сойди с Креста, докажи, что Ты Сын Божий!» (ср. от Матфея. 27. 42). Или иначе: «Возьми мое жало смерти (грех) – и подари мне Свою жизнь!»
-То есть воскресение?
-Да, Он принимает мою смерть, но не умирает, а побеждает ее – Своей «смертию, смерть поправ». И мне нужен не просто избыток Его жизни, а Сам Христос: «Войди в мою жизнь! Как Ты Сам заповедал: будь – во мне, а я – в Тебе».
В этом смысл покаяния. Не в неком самоунижении, не в перечислении грехов, а в обращенности к Богу. Мы ищем Спасителя покаянием (сокрушенным духом), которое, повторю, возможно только Духом Святым и в Духе Святом.
Покаяние – это и есть встреча с Богом. С Богом милующем нас и уже простившим. Все остальное – только результат. В покаянном общении с Богом с нами могут произойти и реальные изменения, и исправления, но мы их тогда не замечаем. В Христе они для нас становятся органичны. Мы же не замечаем, как дышим.
-Пока не больны.
-Совершенно верно! Когда у нас насморк, сразу понимаем, что дышать трудно, нужно лекарство. Так и здесь. Когда сами пытаемся исполнить евангельские заповеди, становится очевидным – как это тяжко. А в Царстве Небесном обитают те, для кого Божия жизнь естественна. Такой она может стать только Духом Святым и в Духе Святом, а не человеческими силами, которые делают добро через «не хочу». Всегда.
Для того нам и нужен пост. Не для «очищения» души и тела, как часто можно услышать. Такое утверждение совершенно безбожно. Здесь опять в центре – собственная персона, а Бог становится лишь некой «функцией», обеспечивающей эту абстрактную чистоту.
В пост, пытаясь хоть в чем-то себя ограничить и на что-то понудить, мы можем реально пережить, как сопротивляется наш душевный человек. И чем рачительней исполнение поста (попытка следования Христову слову), тем сильнее противостояние наших естественных чувств и желаний.
-Значит, цель поста – покаяние?
-Да, и в этом покаянии – встреча с Богом, с Его безмерной милостью, понимание, что Он не отходит от нас ни при каких обстоятельствах, всецело разделяя нашу жизнь. Его помощь не в том, что Он исполняет мои желания за то, что я верю в Его существование. А в том, что никогда от меня не отворачивается, кто бы я ни был – обидчик или обиженный. Господь не разделяет мой грех, но Он не отказывается от меня, грешника.
Вот, если «очищением» мы назовем именно эту благодатную встречу с Богом в покаянии, то можно согласиться: пост – очищение. Правда, Очищением тогда будет не «что», а «Кто». Только Божие вселение в человека очищает нас от «всякия скверны». Та встреча, о которой мы говорим.

Беседовала Наталия ГОЛДОВСКАЯ