| ← Декабрь 2010 → | ||||||
|
1
|
2
|
3
|
4
|
5
|
||
|---|---|---|---|---|---|---|
|
6
|
7
|
8
|
9
|
10
|
11
|
12
|
|
13
|
14
|
15
|
19
|
|||
|
24
|
||||||
|
27
|
28
|
29
|
30
|
31
|
||
За последние 60 дней ни разу не выходила
Сайт рассылки:
http://sp-g.ru/
Открыта:
06-03-2004
Адрес
автора: religion.spg2004-owner@subscribe.ru
Статистика
0 за неделю
Семейная православная газета БОГ НАС ПОМИЛОВАЛ. А МЫ?
ИНТЕРВЬЮ «Милости хочу, а не жертвы», — сказал Господь, обращаясь к нам (от Матфея. 9. 13). Нас Он помиловал.
— Конечно, нет, — отвечает батюшка. — Мы принципиально не можем этого сделать. — Тогда почему Христос призывает нас к милости? — Он призывает нас к сути Своей жизни. — Понимая, что мы ее разделить не можем? — Естественно — нет, ведь вся наша жизнь концентрируется на собственной персоне. У нас природа — падшая. Мы рождаемся со смертельной болезнью, которая называется грехом. И только во вторую очередь грех проявляется как проступок и преступление. Нам ведь не нужно напрягаться, чтобы обидеться? — Нет, напрягаться надо, чтобы простить. — Совершенно верно! Для добра всегда требуется труд. Вот мы и не можем помиловать друг друга, потому что прежде всего милуем себя. Даже когда нас обличает совесть, для нас естественно и органично искать себе оправданий во внешних обстоятельствах. — Кто виноват? — Или что виновато. Любой грех реализуется в какой-то ситуации — и этой ситуацией всегда можно закрыться. А чтобы его увидеть, надо отодвинуть ситуацию и посмотреть на свой выбор. А это труд, напряжение, что уже не естественно, естественное же делается само собой. — Значит, жизнь Божия — для нас сверхъестественна? — Да, и помиловать друг друга — вышеестественно, потому что требует от нас самого главного — отказаться от того, с чем мы родились, от того, что я сам для себя — центр вселенной. Чтобы помиловать кого-то, я должен отодвинуть себя — и поставить в центр другого. — Как это делает Христос? — Именно. Для Него как раз естественно творить добро и ставить во главу угла другого, а не Себя. И неестественно — творить зло, то есть жить «Своей» жизнью. Что называется «для Себя». Поэтому в Евангелии мы не встречаем описания некой индивидуальной жизни Христовой. — Кроме Креста? — Да, пожалуй. Но и Крест — это тоже не Его собственная жизнь, Он на него взошел «нас ради человек и нашего ради спасения». Грешим мы, а на Кресте за наши грехи умирает Безгрешный. Мы не видим в Евангелии жизни Христа как некоего индивида. — Это всегда Личность? — Вот-вот. А индивидуальной, окрашенной неким характером жизни не замечаем совсем. У каждого человека определенный путь — образовательный, воспитательный, трудовой, личная жизнь. Все время есть что-то свое. У Христа — ничего Своего нет. В Евангелии до тридцати лет о Нем фактически ничего не рассказывается. Он возрастал — и все. Как возрастал — для нас не важно, потому что к нам, к нашему спасению это не имеет отношения. И евангелисты об этом не пишут. Только в Евангелии от Луки находим один эпизод (3. 41-51), когда Отрок Иисус остался после праздника в храме и беседовал с иудейскими учителями. Но и это рассказано только для того, чтобы мы поняли: Он сознавал Свою миссию уже тогда. И об этом свидетельствовал Отцу и Матери. Оказывается, все наше зло основано на том, кого мы в своей жизни поставили во главу угла. Если себя, то мы как бы примеряем все наши мысли, слова и дела: удобны они нам или нет. — Словно одежду? — Если у нас есть очень близкие люди, то какие-то обстоятельства нам приходится надевать на себя, как рубаху — очень неудобную и колючую. Мы порой вынуждены надеть ее, но так или иначе у нас все время будут претензии. — И ропот. — И печаль. Нам неудобно, не та рубаха, давайте другую, мягкую. Благодушно мы ничего, что «не по нашей воле», принять не можем. Повторю, для нас естественно миловать себя и не миловать другого. А чтобы миловать другого, приходится не миловать себя и терпеть его «безобразия». Наша жизнь очень противоречива и парадоксальна. По естественному чувству мы хотим быть любимыми. — Конечно. — И хотим, чтобы нас любили такими, как есть, со всеми нашими качествами. При этом мы жалуемся на какие-то свои слабости, перечисляем их на исповеди конкретно и даже долго. Иногда с юмором, чаще — всерьез. Нам самим от них непросто жить, они нам мешают. Но это значит, что окружающим приходится смиряться с этими слабостями. — Да, они на них ложатся. — И мучают больше, чем нас, так как наши слабости для них-то чужие. Дополнительная нагрузка к своим же. Мы хотим, чтобы нас любили, это естественно. Но для нас неестественно дарить такую любовь окружающим. У них слишком много слабостей, которые ложатся на нас. — Верно! — Вот поэтому мы людей и не милуем. И не милуем Бога — по той же причине. Мы все-таки чаще смотрим на Него как на святочного Деда Мороза. — Словно потребители? — Да! У Него есть некая «волшебная палочка». И что же Он не видит, как мы страдаем! Неужели Ему так трудно эти страдания облегчить, чтобы у нас было меньше боли? Или Всемогущему Богу сложно исправить наши обстоятельства? Чтобы несправедливостей было поменьше, чтобы в жизни не было постоянных шероховатостей, утрат? Почему бы Ему это не сделать — не пустить в ход заветную «палочку»? Мы все время в претензии к Нему. Как правило, не прямыми словами, а своими печалью, унынием, ропотом, капризами, упрямством… Так происходит именно потому, что мы потребительски смотрим друг на друга. Нам кажется, что нас недооценили, недоблагодарили, недолюбили. Сами люди выпадают из нашего поля зрения, остаются только их поступки. И у Бога мы тоже все время отслеживаем некие действия. По мере надобности подсказываем Ему, что сделать. Вроде бы мы лучше знаем, как устроить жизнь. — И обустроить Россию. — Но в результате получается очень опасная вещь. Акцентируя внимание на действиях Божиих, мы автоматически начинаем акцентировать внимание и на своих действиях. — То есть? — Нам кажется, что Богу от нас тоже действия нужны. Например, длинная молитва. Понятно, что любая молитва для нас — подвиг, ведь в ней мы обращаемся к миру, который нам неведом, невидим. Мы живем не Царством Небесным, не Богом, а всем и всеми нас окружающими. Наша радость, утехи жизни — здесь, на земле. И если уж мы читаем какой-нибудь канон, да второй, да еще акафист или кафизму, то нам кажется, что за этот подвиг Господь обязан дать нам то, о чем просим. И не важно, о чем мы там читали эти молитвы. — А в них просьбы обратные: да будет воля Твоя! — Эта фиксация на действиях разрушает то, что намечается, когда мы входим в Церковь. А намечается личное общение: когда Бог как Личность становится человеку ближе, понятней. И сам человек открывается Богу какой-то своей сердцевиной, желанием, устремленностью к Нему. Тут важны именно две личности — Бог и человек. Между ними должны зародиться отношения, в которых они оба растут. — И Бог тоже? — Да, Он растет в отношениях с человеком в ту меру, в которую человек Его впустит в свою жизнь. Бог не может вырасти в отношениях с человеком, если человек закрывается от Него. Господь нас не насилует. Но у нас и в этом смысле все время возникают претензии к Нему. Нам психологически удобно говорить о том, что Бог истязает человека за грехи. — Почему? — Тогда у нас всегда есть Виноватый. Он виноват, что нам тяжело жить. Какими бы благочестивыми словами мы ни закрывались, но на острие нашей претензии всегда именно Господь, Творец. Он же так меня сотворил, такую жизнь мне дал. И если уж мы же говорим, что на все Господня воля, то все обстоятельства — от Него. И отсюда тогда такой вопрос-боль: «За что мне так?! Почему меня Господь не слышит?!» Праведники по этой логике должны купаться в счастье. Но мы видим противоположную картину. Бог проливает дождь на злых и добрых. Но именно на праведников идет отнюдь не теплый грибной дождик, а прямо-таки порой огненный. Чем выше, благочестивее была жизнь подвижников, тем тяжелее она по внешним обстоятельствам. А они все время говорили о милости Бога, видели ее и делились ею с другими. В тяжких обстоятельствах милость подвижника раскрывалась во всей силе. А у нас наоборот: чем теснее обстоятельства, тем колючее мы становимся. И оправдываем себя: «Да кто это может выдержать? Был бы ты такой больной, посмотрел бы я на тебя, какой бы ты был добрый!» — Но в этом есть и правда. — Да, безусловно: именно это для нас органично. Иной собственной жизни у нас нет. Миловать себя и не миловать другого — для нас естественно. — Но почему у подвижников так? — Потому что на милость Божию они смотрели не как на действие. Святые встречали в страдании Господа — и от страдания освобождались. Не в страдании дело, не в нем свет, а в Христе. При встрече с Ним, в Нем — страдания отступают. — Удивительно. — Оказывается, личные отношения могут быть настолько высоки, что любые страдания, болезни отходят на последнее место. Потому что милость Божия — Он Сам — слишком на первом. Между прочим, в нашей жизни тоже бывает что-то похожее. Если у нас есть теплые отношения (независимо от того, верующие мы или нет), в их основе — всегда Господь. Он Источник любви. Если у людей бережное отношение друг к другу, стремление к единству, их страдания отступают на второй план. Радость встречи и переживание единства дают возможность выдержать очень многое. А единство с Христом позволяет выдержать все. Этому нет границ. И подвижники свидетельствовали об этом — о милости Божией — в том смысле, что Господь нигде никогда человека не оставляет. Если Его взыскать, встретить, то внутри себя можно обрести единство с Ним, с Его жизнью. Этим единством подвижники делились и были светом во тьме, добром во зле. На самом деле этим они являли лицо не свое, а Христово. Через них люди со Христом и знакомились. Так было, когда апостолы несли проповедь Христа своей жизнью. Глядя на них, люди знакомились с Тем, о Ком они свидетельствовали. А потом уже слышавшие проповедь апостолов сами вступали Духом Святым в общение со Христом — и свидетельствовали дальше. По земле как бы расходились круги — все шире и шире. — Теперь я понимаю, почему мы свидетельствовать не можем. — Да, потому что часто ищем не Христа, а ослабления давления жизни, теплоты, комфорта, сладости — для себя. Мы не знакомимся с Ним, с Его милостью, думаем, что милость и любовь нам и так известны. Но неизвестно нам ничего, кроме нашей эгоистической, требовательной «любви»! Мы читаем Евангелие — и начинаем требовать от своих домашних, близких, друзей, чтобы они исполняли Христовы заповеди. И чем меньше мы можем сами, тем больше требуем от других. Мы их не милуем. Только в словах нет Христа. Он появляется в них тогда, когда для нас это именно Его слова и мы хотим их услышать именно от Него. Тогда мы ставим себя перед лицом Господним. В Нем мы можем помиловать любого человека и благодушно принять жизнь. И тем самым убрать претензии к Самому Христу и обиды на Него. В противном случае мы всегда в контрах с человеком (людьми) именно потому, что в контрах с Богом. В нас нет милости к ближним именно потому, что нет доверия к Богу и примиренности с Ним. Беседовала Наталия ГОЛДОВСКАЯ |
— А мы других милуем? — спрашиваю протоиерея Александра ЛАВРИНА.| В избранное | ||
