Эмиграция иудействующих в Палестину

1. Введение: коллективная память и письмо из прошлого

В конце XIX - первой четверти XX в. переселение иудействующих в Палестину было массовым и довольно заметным явлением. О нем писали не только в специальных миссионерских изданиях, но и в обычных газетах; во многих современных общинах иудействующих живут потомки вернувшихся из Палестины переселенцев, и почти всюду нынешние иудействующие или их потомки хранят предания о переселениях тех времен¹.

В «официальной» израильской культуре также имеется вполне оформившийся образ этих русских крестьян-сионистов, поддерживаемый тель-авивским Музеем Диаспоры, музеем «Ферма Дубровина» на севере Земли Израиля, газетами и другими популярными изданиями. В «Российской еврейской энциклопедии», например, имеются две статьи, посвященные переселившимся в Палестину иудействующим: Аврааму Куракину² и Йоаву Дубровину³.

В публикациях и музейных экспозициях российское прошлое этих людей, ставшее достоянием еврейской коллективной памяти, преобразуется так, чтобы соответствовать их новому образу сознательных строителей еврейского государства. Они репрезентируются как люди выдающиеся, выделяющиеся из общей массы полуграмотных русских крестьян. «В своих духовных исканиях», минуя «секту субботников», они приходят к иудаизму, принимают его и во главе «своих последователей» переселяются в Землю Израиля. Семейные предания израильских Куракиных превращают их предка в дьякона или даже в князя⁴.

Образы музеифицированных иудействующих-сионистов, очевидно, принадлежат тому наиболее популярному и по сей день роду истории, который Ницше называл монументальным, предназначенным вдохновлять деятельные натуры волнующими примерами прошлого⁵. Такая «монументальная история», как заметил Ницше, «не может нуждаться… в полной истинности: она всегда будет сближать разнородные элементы, обобщать и, наконец, отождествлять их; она всегда будет смягчать различия мотивов и побуждений, чтобы за счет causae представить effectus в монументальном виде, именно как нечто типичное и достойное подражания». От этого, продолжает он, «страдает прежде всего само прошлое: целые значительные отделы прошлого предаются забвению и пренебрежению и образуют как бы серый, однообразный поток, среди которого возвышаются, как острова, отдельные разукрашенные факты; в редких личностях, которые выделяются на этом фоне, бросается в глаза нечто неестественное и чудесное»⁶.

Действительно, есть что-то неестественное в бытующих ныне образах иудействующих-сионистов. И не только забота об истинности, но и чувство долга перед этими давно умершими людьми, память о которых стала игрушкой в руках потомков, побуждают меня обратиться к анализу российских корней крестьянского сионизма и воссоздать картину этого массового движения, на фоне которой отдельные яркие личности вроде Дубровина и Куракина станут, я надеюсь, если не ближе, то понятнее современному человеку.

Отправной точкой для нашей реконструкции послужит письмо, найденное экспедицией 1997 г. в с. Привольном на юге Азербайджана⁷. В домашней «генизе» последнего «раввина» местных геров Давида Малышева - в пыльном мешке со старыми книгами, хранившемся на чердаке проданного азербайджанцам дома - среди истрепанных славянских и русско-еврейских Библий, сидуров и галахических сочинений мы обнаружили сложенный вдвое листок писчей бумаги, оказавшийся заключительной частью письма (страницы 4–7), написанного иудействующими, ожидавшими в Одессе отправления в Палестину (см. илл. 1 и илл. 2).

Судя по обратному адресу (ул. Розы Люксембург), письмо написано не ранее 1920 г. Упоминание ритуальной нечистоты - «ЖИВОМЪ КАК В ПАГАНОМЪ КАТЛУ ЯДИМЪ НЕЧИСТО ИС ПАГАНЫХ РУКЪ» - указывает на то, что отправители письма принадлежат скорее к толку субботников-«караимов», а не «принявших иудаизм» геров-«талмудистов». Вместе с тем переселение в Палестину представлено в письме как исполнение библейских пророчеств, относящихся и к субботникам, и ко всему Израилю: «МЫ ПРОСИМЪ ГОСПОДА БОГА ЧТОБЫ ОНЪ <…> ВЫВИЛЪ НАСЪ И ВЕСЬ ДОМЪ ИЗРАИЛИВЪ» (с. 5). Среди отъезжающих в Палестину упомянуты другие иудействующие «ИЗ НАШИ ГРУПИ» - «из нашей группы»⁸ (с. 6) и евреи (с. 4). Первые, в свою очередь, разделяются на тех, кто, по мнению отправителей письма, стремится «ПРОЕХЫТЬ РАДИ СПАСЕНИЯ ДУШИ И ПОЛОЖИТЬ ТАМО КОСТИ», и всех остальных, которые «ТОЛКА ГОВАРЯТЪ О БАГАТСТИ О ХОРОШИ ЖИЗНИ» (с. 7). Мотивация переселенцев напоминает скорее о традиционном крестьянском благочестии, чем о сознательном сионизме или о стремлении к «выполнению основных заповедей иудаизма»⁹. Крестьяне едут в Святую землю, «ЧТОБЫ СЛАВИТЬ ЕВО НА ЕВО СВЯТОЙ МЕСТИ В ЧИСТОТЕ И ПРАВДИ», и чтобы «ИСПОЛНЯТЬ ВСЕ ЕВО УСТАВЫ И ВСЕ НАШИ ОБЕТЫ КАТОРЫИ ПО ВЫЕЗДУ ДАЛИ ОБЕЩАНИЕ ТАМЪ НА МЕСТИ НА СВЯТОЕ МЕСТ ИСПОЛНИТ ХОРОШО» (с. 5). О своем желании эмигрировать они пишут высоким библейским стилем: «МЫ ОЧИНЪ ЖЕЛАИМЪ БЫТЬ В ЗЕМЛЕ ПАЛИСТИНЪ МЫ О ПРАХИ ЕВО ЖЕЛЕИМЪ ИБО ОНА БЛИЗЪ СЕРЦЕ НАШЕГО МЫ СТРАДАИМЪ ПО НЕЙ» (с. 6).

Вообще все длинные и относительно связные фразы в этом письме напоминают цитаты из Библии или сидура. Крестьяне используют даже библейскую метафору, указывающую на неизбежность и близость избавления: «СКОРО ГОСПОТЬ МИЛОСЕРДНЫЙ ПОШЛОТЪ СВОЮ МИЛОСТЬ И РАЗРЕШИЦА КАКЪ ЖЕНШНА В ПОЛОЖЕН[ии]»¹⁰ (с. 4). Когда же речь заходит о предметах обыденных, далеких от религии - например, об условиях жизни в Одессе - текст теряет связность настолько, что его бывает трудно понять: «ИЗВЕСНО СКОРО БУДИТЪ ОТКРЫТО СЫЧАСЪ ВСО ЗАКРЫТО ВСЕ УЧЖРЕЖДЕНИЕ» (с. 4) или «У НАС ЗИМА ХОЛОДНЫЕ МАРОСЪ СНЕХЪ ОЧИНЪ СКЛИСКО МНОГО ЛУДЕЙ ПАДЫЮТ УШШИБАЮЦА ОДИНЪ ДОКТОРЫ СКЛИЗНУЛСИ УПАЛЪ УБИЛСИ ОДНА ЖЕНШНО» (с. 7). Технические трудности письма, с которыми легко справляется человек, получивший хотя бы минимальное школьное образование современного типа, оказываются для крестьян непреодолимыми. Так, не поместившаяся на стр. 6 и оборванная на полуслове мысль («ОДНА ТОЛК ФЕНЯ КАЛЕШОВА НО ОСТАЛН») заставляет их на стр. 7 начать фразу заново и по-другому («МЫ СТРЕМИМСЯ ПРОЕХЫТЬ РАДИ СПАСЕНИЯ ДУШИ И ПОЛОЖИТЬ ТАМО КОСТИ А ОСТОЛНЫЯ ТОЛКЯ ГОВАРЯТЪ О БАГАТСТИ О ХОРОШИ ЖИЗНИ»). Вероятно, текучая и быстрая мысль уже изменила свои очертания за то короткое время, пока рука пишущего переворачивала страницу.

Грамотность отправителей письма относится, очевидно, к иному, отличному от современного типу, характерному для традиционных культур: умение читать и хорошее знание канонических текстов сочетается с довольно слабым умением писать и отсутствием навыка излагать свои мысли в письменной форме¹¹. Как же могли люди такой культуры принять иудаизм¹² и, оторвавшись от корней, связать свою судьбу со строящимся еврейским государством? Проще всего предположить, как это делают авторы «Российской еврейской энциклопедии», что среди крестьян находились отдельные сознательные (получившие образование в «литовских ешивах») лидеры, увлекавшие за собой полуграмотную массу. Однако наши материалы показывают, что предположение это, вошедшее в семейные предания современных израильтян - потомков тех переселенцев, неверно. Не только отдельные лидеры, но и «простые» крестьяне-иудействующие знали, зачем они едут в Палестину. И несмотря на то, что их мотивы радикально отличаются от тех, которые могли бы быть востребованы современными идеологами сионизма и «еврейского самосознания», они, безусловно, заслуживают нашего внимания - хотя бы в силу того до сих пор не оцененного вклада, который внесло это русское простонародное религиозное движение в строительство еврейского государства¹³.

(продолжение следует)

Опубликовано в сборнике:
Еврейский музей. СПб.: Симпозиум, 2004

Примечания

¹ Лишь в Воронежской области судьба прославленных средствами массовой информации жителей с. Ильинка, за последние десятилетия почти полностью переселившихся в Израиль, заслонила события вековой давности.

² «Куракин Аврагам (1822, с. Солодники Астраханской губернии – 1927, Седжара), общественный деятель. Родился в русской крестьянской семье. В своих духовных исканиях сблизился с членами секты "субботников», а затем принял иудаизм. Учился в одной из литовских ешив. В начале 1890-х гг. во главе группы своих последователей приехал в Одессу. <…> С 1898 г. жил в Эрец Исраэль. <…> Сын Куракина – Ицхак (1858 – 1951, Израиль), один из создателей первых еврейских сторожевых отрядов на севере Эрец Исраэль для обороны поселений от нападения арабов» (Российская еврейская энциклопедия. Т. 2. М., 1995, с. 107).

³ «Дубровин Йоав (1831–1935) общественный деятель. Родился в зажиточной русской крестьянской семье, владелец богатого крестьянского хозяйства. Принял иудаизм в Царицыне. С 1903 г. в Эрец-Исраэль; вместе с группой русских крестьян, принявших иудаизм, поселился в с.-х. поселении Бейт Ган. В 1906 основал собственную ферму на Севере страны, оснастил ее закупленным в России современным с.-х. оборудованием и превратил хозяйство в одно из лучших в округе» (Российская еврейская энциклопедия. Изд. 2-е. Т. 1. М., 1994, с. 444).

⁴ «Согласно легенде, переходящей из поколения в поколение, однажды дьякон Гапон Куракин, поднимаясь на колокольню церкви в д. Солодники, <…> услышал глас Божий, повелевший ему перейти в иудаизм. <…> Стремясь к выполнению основных заповедей иудаизма, семья Куракиных переселилась на землю обетованную. <…> Девять лет назад в Израиле произошло удивительное событие: здесь воссоединились две ветви Куракиных - крестьянская и княжеская. Оказывается, потомки князей Куракиных (один из них упоминается в романе Л. Толстого „Война и мир“) приняли иудаизм задолго до дьякона Гапона» (Гельман З. Астраханцы Куракины живут в Верхней Галилее // Российская газета. 23 сентября 1999). См. также Кандель Ф. Земля под ногами: Из истории заселения и освоения Эрец Исраэль: С начала девятнадцатого века до конца Первой мировой войны. Иерусалим: Тарбут, 1999. С. 144–146.

⁵ Ницше Ф. О пользе и вреде истории для жизни // Фридрих Ницше. Сочинения в двух томах. Т. 1. М.: Мысль, 1996. С. 168–169.

⁶ Там же. С. 171–172. Курсив автора.

⁷ Описание с. Привольного и существовавших там религиозных общин геров и субботников см. Дымшиц В. Этнографическое описание села Привольное // Материалы Шестой Ежегодной Международной Междисциплинарной конференции по иудаике. Ч. 2. М., 1999. С. 71-85.

⁸ Вероятно, одновременно с отправителями письма в Одессе находились и другие группы иудействующих, отправлявшихся в Палестину. Так, в 1903 газета «Свет» сообщала: «В Одессе находятся несколько партий переселенцев-крестьян из секты „иудействующих“» (Свет. 1903. №309).

⁹ Так объяснил корреспондент «Российской газеты» эмиграцию Куракиных (см. Гельман З. Астраханцы Куракины живут в Верхней Галилее).

¹⁰ См. Ис 66: 9: «Доведу ли Я до родов, и не дам родить? говорит Господь. Или, давая силу родить, заключу ли [утробу]?».

¹¹ Такой же тип грамотности был характерен и для еврейского традиционного общества XIX в. Ш. Штампфер, описывая отличия традиционного типа грамотности от современного, замечает: «Термин „грамотность“ (literacy) в обычном английском употреблении относится к умению читать и писать. Оба навыка - практически весьма важные и необходимые в современном обществе; они связаны и поддерживают друг друга. <…> [Однако в традиционном еврейском обществе] чтение священных текстов - это одно, а запись перечня покупок - совсем другое, и не подобало хедеру, посвященному изучению Божественного слова и воли в формах Торы и Гемары, уделять время и силы такому мирскому, хотя и практически важному, навыку. Таким образом, говоря о Восточной Европе раннего Нового времени, мы должны различить между этими двумя навыками» (Stampfer Shaul. What did ‘knowing Hebrew’ mean in Eastern Europe? // Hebrew in Ashkenaz. Jerusalem. 1993. P. 129–130).

¹² Подобные сомнения высказывал в 1888 г. мещанин г. Царева Астраханской губернии А. П. Тышкин: «Живя 15 лет в среде крестьянского населения, я, с самого начала, стал серьезно интересоваться вопросом, почему православные, премущественно из крестьян, из коих самая большая часть совершенно безграмотные, оставляют истинное православное учение. <…> Если они убедились в том, что учение молокан подходит ближе к истине учения Христа, то это весьма странно и невероятно потому, что большая часть отпадших, решительно неграмотные, не умеющие даже и читать, а другие хотя и грамотные, но грамотность их простирается не далее весьма посредственного уменяи прочитать печатную книгу, объяснить же себе прочитанное почти никто из них не в состоянии» (Отчет Астраханского Кирилло-Мефодиевского Общества с мая 1887 года по май 1888 года // Астраханские епархиальные ведомости. 1888. Приложение. С. 193–194).

¹³ По нашим оценкам, во времена первой и второй алии в Палестину переселилось не менее нескольких сотен иудействующих. Таким образом, они должны были составить весьма заметную часть сионистского ишува. Какую роль они сыграли в еврейской колонизации Палестины? Существовали ли в Палестине общины иудействующих? Как происходила их аккультурация и ассимиляция? Все эти вопросы нуждаются, конечно, в специальном исследовании, исходящем из развиваемого здесь взгляда на эмиграцию иудействующих как на массовое движение (а не единичные казусы), но выходящем за рамки данной работы.