> Ибо ради вас, как написано,
> Имя Божие
> хулится у народов.
> (Рим.2)

> Выше были рассмотрены главные моменты современного «теоретического» кризиса христианства. Обращаясь к ПРАКТИКЕ христианства в истории и современности, мы видим два ряда явлений. В одном – мученики и святые подвижники личного духовного совершенства, неизмеримое влияние христианства в улучшении нравов, в просвещении народов, в искусстве... В другом ряду – страшные провалы.

> В общем верно говорят, что в своей наиболее чистой, «монашествующей» форме историческое христианство всегда бывало несправедливо к земной жизни человека, порочило ее радости и не сострадало ее печалям, отрицало культурное и социальное творчество, отдавало мир Божий во власть злых сил... А христианство «мирское» даже вступало с этими силами в постыдный союз. Уже с IV века, как только прекратились гонения, церковная иерархия прямо нарушает слово Христа – вручает Божие кесарю, становится послушным орудием государственной власти. Правда, личные представители этой власти номинально приняли вероисповедание христианства; но порядки в христианском государстве продолжали оставаться совершенно языческими. Так продолжалось до самых последних времен у нас в России, где духовенство было частью государственного аппарата. Еще и сегодня мы читаем в нашем Катехизисе^* церковное благословение крепостного рабства и смертной казни... На Западе иерархия долгое время соперничала с мировой властью, но сущность дела от этого не менялась – и там Церковь не только терпела, но и прямо поддерживала социальные несправедливости. Всё это достаточно известно. «Бессовестность христиан беспримерна в истории» (Н.А.Бердяев)... Не христиане – атеисты первые поднялись на борьбу за священные права человека. Этого общего положения не меняют отдельные редкие выступления христиан против социального угнетения (например, святителя Иоанна Златоуста или аббата Ламеннэ). Верно кто-то сказал: всё, что есть нравственно-привлекательного в социализме, – всё это христиане уронили, а безбожники подобрали.

> «Никогда не бывало царства, в котором происходило бы столько междоусобиц, как в царстве Христа» (Монтескье). В религиозных войнах и преследованиях христиане проявили совершенное безумие, опозорили себя навеки. Невозможно было хуже этого изменять Христу, и в этом смысле правильно некто сказал, что один костер святейшей инквизиции во имя Христа был ужаснее всех лагерей смерти во имя Антихриста. Теперь нам невозможно вообразить, что происходило в душе́ христианин, который точил свой нож в вечер Варфоломеевой ночи; или как мог наш преподобный Иосиф Волоцкий требовать казни еретиков... Но всё это БЫЛО и называло себя христианством.

> А что происходит сегодня? Альберт Швейцер имел моральное право обличать практическую область современного христианства: «…Основной элемент всего христианства для Швейцера – общение с Богом через любовь к людям, через отдачу им самого себя. Не желая признавать и проводить в жизнь этот принцип, церкви и теологи отвернулись от мира, потеряли влияние на него. «Является ли религия силой в духовной жизни нашего века? Нет... Доказательство? ВОЙНА» – писал Швейцер в 1934 году» («Вопросы философии», 1965, № 12, стр. 97). И в качестве такого же плачевного доказательства можно назвать еще: ГОЛОД, РАСИЗМ, ТОТАЛИТАРИЗМ... Как могут христиане Европы и Америки спокойно кушать свою рождественскую индейку, наслаждаться процветающей жизнью, когда в Африке дети умирают от голода? Как могут бедные христиане терпеть и даже сами осуществлять угнетение черных? Как получилось, что христиане не оказали должного сопротивления тоталитаризму?.. Почему «наместник Христа на земле», смеющий изрекать новые догматы, не посмел в свое время осудить истребление евреев и другие преступления фашизма? И уже совсем сегодня – сравнительно незначительный, но принципиально не менее позорный, удивительный факт: кровопролитные драки протестантов с католиками в Северной Ирландии. Правда, мы слишком мало осведомлены о других, положительных, вдохновляющих явлениях в Западном христианстве; но, думается, все они не могут закрыть основного впечатления великой практической «НЕУДАЧИ» христианства в современной и грядущей истории.

> Конечно, я воздержусь от особой «критики» русского христианства. В главном же почти все мы, современные христиане, одинаковы во всём мире: за очень редкими исключениями все мы не осуществляем ДЕЯТЕЛЬНОГО ХРИСТИАНСТВА в своей личной жизни. В нашем практическом поведении, как правило, мы не отличаемся от среднего типа атеистов. Как и они, мы в определенных ситуациях бываем скованы эгоизмом и страхом; как и они, бываем иногда честны, великодушны – как и они, как правило, не больше. А ведь даже если оставить совершенно в стороне личную святость, как особое призвание избранных душ, – всё же могли бы мы, христиане, быть ЗАМЕТНО более добры, более правдивы, более свободны от мещанской власти вещей... Апостол писал христианам, что они сияют, как светильники в мире (к Филиппийцам, гл. 2). Увы, этого о нас не скажешь. Не удивительно поэтому, что неверующие не веруют прежде всего в нас самих – в искренность нашей веры, в реальность нашей религиозной интуиции, – и это есть величайшее унижение христианства.

> Христианство унижается в наших делах и в нашем бездействии. Христианство унижается в нашем слове – в современной церковной проповеди, которая, за редчайшими исключениями, вся проходит под знаком кризиса, бездарности, даже притворства. В этой главе нужно остановиться еще на особой форме словесного унижения христианства – на лжеименных «преданиях».

> Понятие церковного Предания, с большой буквы, вообще-то довольно неопределенно; в самом высоком смысле так можно называть преемственный и продолжающийся МИСТИЧЕСКИЙ ОПЫТ Церкви Христовой. В исторической практике слово это испорчено. «Предание до неразличимости смешивается с «преданиями», которые сами требуют еще оценки в свете вечной правды Церкви» (свящ. А. Шмеман, «Исторический путь Православия»). Это – вежливое указание на предания ложные. С точки зрения ПРОСТОГО ЧЕЛОВЕКА я не могу спокойно говорить о ложных преданиях в церковной назидательной литературе, которая для народа была неразличима от священного Писания. Простой человек должен был испытывать страшный соблазн, читая или слушая, например, как из ран мученика вместо крови потекло молоко; или как отроки проспали в пещере двести лет и проснулись; или как святой поплыл по рекам и морям на камне... В церковном календаре до сих пор печатается цифра 14.000 младенцев, избиенных Иродом в Вифлееме – хотя их могло быть там только приблизительно В ТЫСЯЧУ РАЗ меньше. И дело не только в небылицах; местами в преданиях о жизни святых встречается ложное кощунственное понимание самой святости. Яркий пример – сказание о жизни преподобного Алекси́я, «человека Божия». Сбежать от невесты сразу после свадьбы (то есть, лишив ее сначала возможности поискать настоящего жениха), повергнуть в глубочайшее го́ре родителей; затем под видом нищего поселиться с своем же доме, каждый день тайно наблюдать тоску родных по себе; наконец открыться торжественно – уже в гробу... Да это скорее садизм, а уж никак не святость; и всё это – ради собственного своего будущего «немимо текущего наслаждения» (из церковной службы святому). Или вот еще пример, получивший отражение в личном письме: «…Недавно мне пришлось прочесть прямо ошеломляющие подробности о приключениях любимого ученика Иисусова Иоанна. Например. во время своих странствий он нанялся однажды работать истопником в бане; владелица этой бани оказалась женщиной жестокой и однажды потребовала от Иоанна, чтобы он воскресил скоропостижно скончавшегося в бане знатного посетителя; когда Иоанн отказался, то банщица принялась избивать Иоанна и била его до тех пор, пока не воскрес по его молитве скончавшийся... Хорош «сын громов, которого какая-то банщица побоями заставляет воскрешать мертвых!»... Есть что-то особенно неприемлемое в лжеименных преданиях о Божией Матери. Протоиерей о. Сергий Булгаков написал: «…Вкусив естественную смерть по человечеству, в Успении Своем, Она не осталась удержана тлением, но, по верованию Церкви, Она была воскрешена тридневно Сыном Своим и пребывает в Своем прославленном теле одесную Его на небесах, как Царица Небесная» («Православие», стр. 253). Откуда он взял это «по верованию Церкви»? Этого нет ни в Писании, ни в Символе веры, ни в Катехизисе. Оказывается, это – византийское предание. Будто бы апостолы полетели на облачках к похоронам Божией Матери, а апостол Фома на своем облачке задержался на три дня – и так только и обнаружилось это странное воскрешение и вознесение:
> «…По устроению Божьему апостол Фома, проповедывавший в далекой Индии, был принесен на облаке в Иерусалим только на третий день после погребения Пречистой. В большом го́ре он просил апостолов хотя бы показать ему гроб Пресвятой Богородицы. Повели его в Гефсиманию, отвалили камень, закрывавший гробницу, и с изумлением увидели, что она пуста.
> Но могло ли быть иначе? Мог ли Господь наш Иисус Христос допустить, чтобы тело Святейшей из святых, пречистый храм Спасов, подверглось разложению и тлению наравне с телами всех грешных людей? О нет, конечно, нет! Самая мысль об этом невыносима для нас»... (архиепископ Лука, Проповеди, рукопись, 1958).
> Читая это, наш самый благонамеренный современник, боюсь, придет в полное смущение. Кстати, и переведенный митрополитом Филаретом соответственный новейший греческий «чин погребения Божией Матери» прямо-таки поражает своей выдающейся бездарностью.

> У меня сохранилась журнальная вырезка – свидетельство, как уже в нашем веке «формировались» лживые предания: В «Моск<овских> Вед<омостях>» С.Нилус в статье под заглавием «Дух Серафимов» сообщает следующее весьма интересное предсказание препод. Серафима, Саровского чудотворца: «Не то диво, радость моя, что начальники пошли к мельнице, да не дошли, а вот будет диво, так диво, когда от Дивеева-то в Саров крестный ход пойдет, а народу-то, что колосьев в поле. Вот это будет диво!.. А вскоре после того тяжелая для России война будет, и царь пойдет на войну, и я с ними, и мы Англии кафтан-то, радость моя, и раздерем!» («Миссионерское Обозрение», особое приложение за 1904 год. т. е. во время русско-японской войны). Нилус в роли хранителя церковных преданий – это ли не унижение христианства. Известны и другие не сбывшиеся предсказания, приписанные преподобному Серафиму.

> «Негодных же и бабьих басен – отвращайся» (к Тимофею 1, гл. 4). Не помню кто из древних учителей Церкви объяснял факт сочинения ложных «евангелий» в первые времена христианства происками самого Дьявола. Вот это же можно бы сказать и о лживых преданиях, которые смешались у нас с преданиями истинными и составляют сущее горе нашей Церкви. Благодарение Богу, они уже не переиздаются; но и до сих пор то и дело проповедуются с церковных амвонов... Вспоминаю хорошего священника, которого по поводу его свободных суждений незадачливый коллега посмел упрекнуть, что он – «неверующий». Ничуть не смутившись, он отвечал: «Неверующий... СМОТРЯ ВО ЧТО НЕ ВЕРУЮЩИЙ». Активное сопротивление – таково только и должно быть отношение к лжеименным преданиям.

> Нужно кратко упомянуть еще о повсеместном у нас «литургическом» унижении христианства. Не входя в подобное изложение этой особенной темы, можно в самой общей форме представить ее с точки зрения нашего современника, у которого возник глубокий интерес к христианству. В нашем церковном «культе» он не найдет достаточно культуры, красоты, которая достойно отображала бы красоту христианства. А некоторые отрицательные явления в наших храмах заставят его вспомнить о евангельском биче в руке Господа... Естественно, он пробует поискать для себя лучшего в молитвенных собраниях русских протестантов – так называемых «баптистов». Но уже самое это название говорит о безнадежном провинциализме. Выражаясь опять весьма кратко, наш посетитель получит (сужу по себе) отталкивающее впечатление карикатуры христианства.

> И в храмах, и у «баптистов» совершенно подавляющее большинство народа – простая женщина. Насмешники уже называют современное христианство «женской религией». На это надо возразить, что и в евангельской истории простые женщины не оставили Христа, когда даже почти все ученики Его разбежались. Ни одна женщина не причинила зла Сыну Человеческому, и даже римлянка, жена Пилата, пыталась защитить еврейского Узника (по Матвею, гл. 27). Простые женщины не оставили Христа даже во гробе – и простые женщины первые приняли весть Воскресения, стали «апостолами для самих апостолов»… Не выражается ли здесь та общая истина, что женская душа более восприимчива к подлинной глубине жизни?

> Верующие мужчины редко ходят в храм потому, что их не удовлетворяет церковная служба и проповедь в современном плачевном состоянии. Но и независимо от посещаемости храмов статистика, по всей вероятности, показала бы, что верующих мужчин значительно меньше, чем женщин. В огромной степени это прямо объясняется «теоретическим» кризисом современного христианства. Он должен непременно быть разрешен – должна быть дана простому человеку возможность сознательной веры.

> Я добросовестно описал как будто все исторические и современные наши грехи, все унижения христианства. Их так много, они так велики, что приобретают значение обратного аргумента – в защиту христианства. Невольно вспоминается тот еврей у Боккаччо, который побывал в Риме, увидел все пороки духовенства – и пожелал креститься: ибо, решил он, если и при столь ужасных безобразиях католическая вера не умирает в сердцах народа – значит, это истинная вера... Так и у нас сегодня; ибо при такой «теоретической» нашей растерянности и при такой грандиозной практической дискредитации христианства – оно давно уже должно было погибнуть; но вот, оказывается, ничто, ничто это не может разрушить СВЯТЫНЮ христианства в душе́ человека. Свидетельствую это с радостным удивлением: никакое из описанных унижений христианства не внушает мне никаких хоть сколько-нибудь антихристианских настроений. Напротив – эта боль пробуждает религиозную ревность и совесть. ПОСМОТРИ НА СЕБЯ. Вот ведь и в твоей ЛИЧНОЙ ИСТОРИИ так унижается, так «не удается» христианство. Но это говорит совсем не о ложности христианства, а о его высоте и о личном твоем недостоинстве... Вспоминается чье-то мудрое слово: если с христианством мы так плохи – то что́ было бы с нами без христианства? И всякая серьезная критика учения и практика исторического христианства исходят из самого христианства – из идеалов милосердия и свободы, которые мы узнали и приняли в самом христианстве. Само христианство при всех своих исторических унижениях несет в себе вечный Принцип своего обновления.