Отправляет email-рассылки с помощью сервиса Sendsay

Христианское просвещение

  Все выпуски  

Догматы христианства (3)


Реклама внизу и вверху письма не имеет отношения к рассылке
(она вставляется службой, доставляющей рассылку подписчикам).
Будьте внимательны!

Отправлено: 21-Mar-2018 16:38


=рассылка *Христианское просвещение*=

Благодать Господа Иисуса Христа, любовь Бога Отца и общение Святого Духа да будет с вами!

Тема выпуска:
Догматы христианства (3)

Этот выпуск тройной, и для того, чтобы было удобней читать его частями, текст разделен чертой на 3 примерно по объему фрагмента.

В связи с возникавшими порой недоразумениями, помещаю следующее предуведомление:

Редактор-составитель рассылки (чьи контактные данные указаны в конце этого письма – выпуска рассылки), не является, как правило, автором текстов, которые в рассылке используются. Автор текста указывается перед текстом.

Пожалуйста, не пожалейте полминутки на то, чтобы оценить выпуск после того, как прочитаете его, или решите, что читать не будете. Хотя бы чтобы знать, что вы читаете рассылку, и я не трачу время впустую.
Благодарю всех, кто откликается на эту просьбу! :-)

Редактор

Автор: священник Сергий Желудков.
Из книги "Почему и я – христианин".
Опубликовано:
krotov.info/library/07_zh/zhel/udkov_05.html;
azbyka.ru/pochemu-i-ya-xristianin#

 
серия "Основы христианской веры";
серия "Христианство в современном мире";
серия "Человек"
 

 (примерно 4510 слов)

предыдущие части книги: Учительный кризис христианства;
3 ответа на вопрос о тайне бытия:
1. атеизм; 2. пессимизм; 3. религиозный ответ
Человеческое Лицо Бога. Богоподобие человека
Евангелия – иконы Христа (1)  (2)  (3)

Христианство и ветхозаветная Библия (1)   (2)
Догматы (1)
  (2)

 

> «ДОГМАТЫ ХРИСТИАНСТВА»

> ...Теперь ведь видим мы
> как бы посредством зеркала,
> в загадке.
> (1Кор.13)

<.....>

> ... Исповедую едино крещение
> во оставление грехов.

> И этот догмат давно уже превратился в проблему. Наше слово «крещение» соответствует греческому слову «погружение». Вот как звучало для христианин первых веков апостольское наставление о крещении:

> «…Мы умерли для греха: как же нам (продолжать) жить в нём? неужели вы не знаете, что все мы, погрузившиеся во (имя) Христа Иисуса, в смерть Его погрузились? Итак, мы погреблись с Ним погружением в смерть, дабы, как Христос восстал из мертвых славою Отца, так и нам ходить в обновленной жизни» (к Римлянам, гл. 6).

> ТОГДА святое крещение бывало действительно «во оставление грехов» – не только со стороны Бога, но и со стороны человека. Крещение было не только видимым символом, но и действительным таинством духовного возрождения: это было «не плотской нечистоты омытие, но обещание Богу доброй совести» (1 послание Петра, гл. 3). Это было очень трудно – УМЕРЕТЬ для греха, ХОДИТЬ в обновленной жизни, ИСПОЛНИТЬ обещание доброй совести... Святого крещения в этом смысле «боялись» откладывали его иногда до предсмертной болезни.

> Не помню всех выражений, в которых святитель Григорий Нисский (IV в.) отрицал магическую силу крещения – писал, что если оно принимается без сознательного намерения на деле обновить свою жизнь, то (далее дословно) «вода остается водой»… Однако еще в апостольской древности наметился уже тип крещения, который можно назвать именно магическим. Сохранилось свидетельство апостола Павла, что в его время в Коринфе совершалось крещение «за мертвых» – вероятно, за родных и друзей, умерших в язычестве. И апостол не осуждал этой практики – напротив, он ссылался на нее для подтверждения веры в Воскресение. «Иначе, что делают крестящие за мертвых? Если мертвые совсем не воскресают, то для чего и крестятся за мертвых? (к Коринфянам I, гл. 15). Это было заместительство любящей веры: усопшие язычники могли бы сказать в Вечности: наши родные ЗА НАС принимают святое крещение... Трогательный обычай этот исчез, но затем постепенно распространилась другая форма любящего заместительства – крещение младенцев по вере родителей. Святитель Григорий Богослов (IV в.) советовал крестить детей в случаях смертной опасности. «Ибо лучше без сознания освятиться»… (слово 40). А блаженный Августин (V в.) прямо угрожал, что умерших без крещения младенцев ожидают адские муки. Могла ли вынести такую тревогу любящая вера? К этому присоединилась еще и крепкая вера в здравоохранительную силу крещения, а также естественное чувство органической общности христианской семьи, в которой некрещеный младенец оказывался бы чужеродным телом... Очень скоро крещение младенцев утвердилось повсеместно. Не знаю, какое влияние имели тут еще и дохристианские обычаи. Наш Катехизис простодушно приравнивает крещение младенцев к иудейскому обрезанию.

> В наших особых условиях крещение младенцев представляется со стороны как старинный бытовой обряд темного значения, церковно весьма непрезентабельный – и нередко при участии даже неверующих в качестве «крестных»... Правда, во всяком таком крещении всегда невидимо присутствует чья-то смиренная любящая вера. Но если дальше последует антирелигиозное воспитание ребенка. то какой в этом крещении смысл? «Баптисты» видят в нашем крещении младенцев только суеверие – примерно такое же, как причащение мертвецов в древней Руси. Вместо крещения младенцев у «баптистов» – христианское воспитание, подготовка к будущему сознательному крещению. Антирелигиозники в одном обследовании верно заметили контраст: некрещеные дети «баптистов» веруют в Бога, а крещеные дети христиан православных ничего о религии не знают, а то и вовсе безбожники.

> Кто прав?.. Вот пример, когда все правы по-своему. «Прав тот, кто искренен» (Чехов, Записная книжка). В обратной форме это соответствует апостольскому слову: «А всё, что не по вере – грех» (к Римлянам, гл. 14). Когда умирает некрещеный ребенок, то бывают мучения совести, которых не могут успокоить никакие рациональные соображения. Как жаль, что в Церкви не известна чья-то чу́дная молитва по этому поводу: «…Окрести их, Боже, в море щедрот Твоих».

 

> ... Чаем (ожидаем с надеждой)
> воскресения мертвых
> и жизни будущего века.
> АМИНЬ.

> Полезно рассмотреть сначала толкование догмата, которое дает Катехизис. Воскресение – это «действие всемогущества Божия, по которому все тела умерших человеков, соединясь опять с их душами, оживут и будут духовны и бессмертны».

> Первое соображение, которое тут возникает: но у нас ведь нет отдельных физических тел, у нас ОБЩЕЕ ТЕЛО, круговорот вещества, откуда мы позаимствовали и куда возвратим наши тела. Если бы совершилось Воскресение по Катехизису – все мы, однажды пожившие на земле, оказались бы многократно состоящими друг из друга!.. Впрочем, Катехизис называет дальше воскресшие материальные тела «духовными», разумея это едва ли не в форме материальности газообразной. Впрочем, и это теряет значение, когда мы далее узнаём, что речь идет о том, что совершится после космической катастрофы, когда «сей тленный мир преобразится в нетленный» – и совершится это «посредством огня». Таким образом, как и Второе Пришествие, Воскресение мертвых есть символ, который нельзя истолковать ни в каких наших физических представлениях.

> Жизнь будущего века по Катехизису начинается с того, что в ожидании воскресения ду́ши праведников находятся «во свете, покое и предначатии вечного блаженства; а души грешных в противоположном сему состоянии». Разве в будущем веке есть время?.. Затем по Катехизису Воскресение, Суд – и история мира заканчивается разделением его на два вечных царства: в одном – Бог, ангелы и праведники в вечном блаженстве, в другом – Диавол, бесы и грешники в вечных мучениях. И это второе царство зла пребывает как бы наравне с Богом, во веки веков!.. Такова картина, которую Катехизис составляет из текстов Евангелий и апостольских посланий – из символов духовной жизни, понятых в качестве прямой информации о будущей судьбе человечества. Хор радости и хор рыданий, Космос, окончательно разделенный между Богом и Дьяволом... НЕУДАЧА. Но ведь не об этом говорит апостольское слово: «БУДЕТ БОГ ВСЯЧЕСКАЯ ВО ВСЕХ» (к Коринфянам I, гл. 15). Однако Катехизис относит это пророчество только к блаженству праведных. Это будет блаженство телесное и будут разные разряды блаженства... И никакого милосердия к тем, кто страдает во аде: напротив, схоластики во главе с прославленным Фомой Аквинатом додумались, что блаженство святых и будет состоять в частности именно в созерцании наших страданий. Жизнь будущего века, как она изображена в катехизисе, не соответствует идее Святости Божией и не может быть предметом христианской надежды.

> Мы НИЧЕГО НЕ ЗНАЕМ о посмертном существовании. Смотря на смерть отсюда, из здешней жизни, мы испытываем ужас. «Воистину страшно есть смертное таинство»… (стихира). «Ныне житейское лукавое разрушается торжеством суеты: дух бо оскудел от селения (лишился обитания), брение очернися (прах почернел), сосуд раздрася (сосуд разбился), безгласен, нечувствен, мертвен, недвижим» (стихира). Таинство смерти разрушает здешнюю жизнь и этим делает ее бесконечно значительной. Только здесь, в этом преходящем царстве суеты, человек БЫЛ СВОБОДЕН в своем отношении к Богу, в своем выборе добра или зла, в своем строительстве личной истории, – и эта возможность, возможность ТАКОЙ СВОБОДЫ никогда уже НЕ ПОВТОРИТСЯ... Сосуд разбился. И вместе с ужасом телесного распада, вместе с сознанием этой неповторимости свободной жизни – в таинстве смерти с великою силой мучительно переживается реальность нашей ЛЮБВИ.» Смерть есть не только предельное зло, в смерти есть и свет. Есть откровение любви в смерти. Только в смерти есть предельное обострение любви. Любовь делается особенно жгучей и обращенной к Вечности. Духовное общение не только продолжается, оно делается особенно сильным и напряженным, оно даже сильнее, чем при жизни» (Н.А.Бердяев). В смерти есть откровение любви – и в любви есть откровение Божественной жизни. Надгробное рыдание творяще песнь (претворяя в песнь): АЛЛИЛУЙЯ... Само на» дгробное рыдание наше претворяется в святую хвалу. Слава Богу, что человек в своей земной жизни, в красоте своей личности «заработал» себе такую скорбь – такую ЛЮБОВЬ. И есть тут еще более глубокое, невыразимое уже никакими словами переживание, когда в величии нашей человеческой скорби мы приобщаемся к величию Божественной жизни... Кажется, именно это обозначается в одном месте похоронного марша Шопена. Вероятно, кому-то хотя бы отчасти доступно и то, что написал Философ о духовном общении после смерти. Это не виде́ния или голоса́, а нечто несравненно более глубокое, – когда после кончины близкого человека мы чувствуем, что душа́, личность его не «исчезла», а напротив – как-то ЧУ́ДНО ПРИБЛИЗИЛАСЬ... И есть у нас такие дорогие близкие люди, которые, слава Богу, еще живут с нами на этом свете и о которых мы и подумать не смеем, чтобы душа́ такого человека могла когда-то «уничтожиться». Тут и разум подсказывает: ведь не материальные же клетки сотворили прекрасную ЛИЧНОСТЬ, и не может она из-за разрушения материальных клеток «уничтожиться». НЕ МОЖЕТ БЫТЬ!

> Но вот, с другой стороны, многих из нас подавляет эта столь распространенная теперь, можно сказать, всеобщая убежденность, записанная еще в Библии:

> «…Участь сынов человеческих и участь животных – одна; как те умирают, так умирают и эти, и одно дыхание у всех, и нет у человека преимущества перед скотом». (Кн. Эклесиаст, гл. 3).


> Умирают собака, корова, дельфин, которые были так нам близки, так нас «понимали», которых мы так ЛЮБИЛИ – но мы не сомневаемся, что уничтожились «личности» этих животных; чем же лучше их человек? Для мужицкого нигилизма соображение это непобедимо. Против человеческого бессмертия говорит как будто и то распадение личности при жизни тела, которое мы наблюдаем у сумасшедших или при глубоком склерозе… В личное бессмертие не верил Эйнштейн:

> «…Я не хочу и не могу также представить себе человека, остающегося в живых после телесной смерти – что за слабые души у тех, кто питает из эгоизма или смешного страха подобные надежды» (цит. из кн. Б.Г.Кузнецова «Эйнштейн», М., 1967, стр. 63).

> Но сам Эйнштейн, его обаятельная личность есть живое опровержение такого взгляда. Будущая жизнь есть требование ЛЮБВИ, а не эгоизма или страха. Напротив, многие люди чуткой совести могли бы сказать, что страшатся не столько смерти, как именно бессмертия, жизни после смерти... И, переходя к более поверхностной сфере научного знания, к той ее области, которой не придал почему-то должного значения покойный Эйнштейн – надо непременно заметить, что ведь уже собрано очень много проверенных фактов, свидетельствующих о возможности нематериального сознания, о призраках и голосах, о телекинезе, – о несомненном наличии какого-то «ТАМ»... И в нашей житейской практике бывают факты воздействия усопших на наше сознание посредством вещих снов, невыразимого личного присутствия в критических обстоятельствах жизни. Никогда не забуду свидетельства одной выдающейся женщины. Она ехала в поезде, лежала на полке – и вдруг со всей остротой материнской, физической близости ощутила присутствие своего покойного мальчика. И тут же послышался шум, в вагон вошли, раздался голос: «Такая-то здесь?» – это было приглашение к величайшему испытанию ее жизни... А сколько рассказов, как к больному перед кончиной «приходит» умерший ранее близкий человек, чтобы помочь перейти границу

> ... неведомой страны
> Откуда ни единый
> Не возвращался путник.

> Очень образованные и серьезные люди бывают убеждены в реальности спиритизма. Правда, почему-то в спиритических сеансах «духи» отвечают всякую чепуху, столь не соответствующую величию Вечности. Спириты объясняют это тем, что отвечает не душа, а ее «астральный труп» – блуждающие остатки всякой психической дряни... Почему же не отвечает душа? Догадываются, что душа «уходит дальше» – в следующий план существования, уже недоступный никакому нашему спиритизму. Можно догадываться и о другой, самой важной причине: умершим «не позволено» говорить с нами. В евангельской притче грешник во аде умолял праведника послать к родственникам свидетеля, предупредить, чтобы и они не попали в это место мучения – и получил отказ (по Луке, гл. 16). Умершим не дано возможности свидетельствовать нам о себе именно потому, что нарушение ТАЙНЫ нарушило бы нашу СВОБОДУ – духовно убило бы нас, еще живущих на этом свете... Только по этому принципу можно объяснить и тот полный мрак сознания, кроме которого ничего, ничего не могут «вспомнить» люди, «воскрешенные» из состояния клинической смерти. Для неверующего это – прямое и достаточное доказательство смерти души; но верующий может рассудить, что смерть, из которой возможно возвращение к здешней жизни, есть только именно клиническая, «не настоящая» смерть... Замечательны слова, которые произнес Христос перед воскрешением дочери Иаира: «не умерла, а спит» (по Марку, гл. 5). И перед воскрешением Лазаря: «уснул, но Я иду разбудить его» (по Иоанну, гл. 11).

> Отношение к смерти иногда хорошо выражается в надписях на могилах, иногда это просто удивительное непонимание того, что произошло (вроде того, что покойный имел такой-то чин или был «хороший спортсмен»). Иногда – возвещаемая прохожему правда о неотвратимости смерти: «Я был как ты – ты будешь как я»… Иногда это выражение ЛЮБВИ, мимо которого нельзя пройти равнодушно:

> «…Когда ж настанет это время,
> Когда ты будешь вновь со мной!
> Скорей бы сбросить жизни бремя –
> Скорей бы встретиться c тобой.»
> Покойся, прах неоцененный
> В стенах обители святой.
> Приидет час благословенный –
> И мы увидимся с тобой.

> И опять – острое сомнение: да не сказочны ли, не игрушечны ли эти надежды на ЛИЧНУЮ ВСТРЕЧУ в невообразимо огромной, непостижимой Вечности?.. На это очень просто отвечал в одной проповеди священник о. Родион Путятин:

> «…Связанных союзом любви не разлучит Бог, Который есть беспредельная Любовь. Слово Божие ничему нас так не учит, как взаимной любви, вечной любви учит нас. Почему же ты думаешь, что, научая здесь нас любить друг друга, Бог будет по смерти нас разлучать, отделять друг от друга, разрывать всякие наши узы?»

> Такова наша СВОБОДА, так сменяются соображения «за и против» личного бессмертия. В свое время (отвечая на анкету знаменитого физика Томсона) Д.И.Менделеев написал, что научные доказательства «за и против» равно невозможны. Всё решается верою в БОГА. «Святый Бессмертный, помилуй нас»… Святый и Бессмертный БОГ – в этом вся наша надежда. «Мое бессмертие уже потому необходимо, что БОГ не захочет сделать неправды и погасить огонь раз навсегда возгоревшейся к НЕМУ любви в моем сердце. И что дороже любви? Любовь выше бытия, любовь венец бытия, и как же возможно, чтобы бытие было ей неподклонно? Если я полюбил ЕГО, и обрадовался любви моей – возможно ли, чтобы Он погасил меня и радость мою и обратил нас в нуль? Если есть БОГ, то и я бессмертен!» (Достоевский). Если есть БОГ, то Царство Его не может быть царством смерти или безличного бессмертия, в котором исчезает неповторимая любящая и любимая личность. «Бог не есть Бог мертвых, но Бог живых» (по Марку, гл. 12). СВЯТ ГОСПОДЬ, БОГ НАШ – и Он «может сделать несравненно больше всего, чего мы просим, или о чём помышляем» (к Ефесянам, гл. <3>). «Если Сыном своим не поскупился, но предал Его за всех нас – то как с Ним не дарует нам и всего?» (к Римлянам, гл. 8). «Бог воскресил Господа – воскресит и нас силою Своею» (к Коринфянам I, гл. 6). Воскресение мертвых – символ реальнейшей, ЛИЧНОЙ жизни будущего века.

> На пути к воскресению – СМЕРТЬ. Нужно умереть, чтобы освободить ДЛЯ ДРУГИХ место и время в этом мире пространства и времени. Нужно умереть, чтобы войти в ЖИЗНЬ будущего века. Только смерть откроет нам эту тайну. Где-то читал, что Чарльз Кингслей произнес на смертной постели: «Я ОЖИДАЛ ЭТОГО ЧАСА ВСЮ СВОЮ ЖИЗНЬ – ОЖИДАЛ СО ЖГУЧИМ И БЛАГОГОВЕЙНЕЙШИМ ЛЮБОПЫТСТВОМ»… Как это будет, что это будет? Какое новое знание, какие просторы, какое ЕДИНСТВО откроется душе, когда она покинет столь несовершенный наш мозг, освободится от самообмана нашей ограниченности? Каково будет тогда, по слову апостола, наше ТЕЛО ДУХОВНОЕ (к Коринфянам I, гл. 15), – как расширится и преобразится бессмертная личность?

> И как ДЛЯ МЕНЯ это станет возможным? «Чертог Твой вижду, Спасе мой, украшенный, и одежды не имам, да вниду в онь» (и одежды нет у меня, чтобы войти в него) «…Как войду я, грязный, в царство торжествующей Любви, – «идеже лицы (хоры) святых, Господи, и праведницы сияют яко светила»… ГЕЕННА ОГНЕННАЯ, горящая мусорная свалка – евангельский символ мучений совести. «Огонь вечный» – да, это мне очень близко. Есть у меня «страшилища», воспоминания, при которых я даже и не помышляю просить прощения у Бога: ибо я сам не могу простить себя. «Cкорбь и теснота всякой душе человека, делающего злое» (к Римлянам, гл. 1). И не только поступки, но и мысли, в которых мне даже себе самому стыдно признаться. «Остерегайся своих мыслей, ибо мысли слышны на небе» (бл. Августин). Это совершенно безысходное, «вечное» мучение. Чтобы освободить меня от него, нужно было бы освободить меня от совести – от самого себя... И всё же вот этот сам по себе факт, что я способен вечно так мучиться, что я негодяй «не бессовестный» – не есть ли это залог какой-то непостижимой НАДЕЖДЫ? А если уж нет никакой надежды – то не должен ли БОГ по милосердию Своему меня уничтожить?.. Отсутствие в наших символах этой идеи милосердного уничтожения – не означает ли, что есть какой-то таинственный СМЫСЛ в наших «вечных» мучениях? Для грешника, который надеется на жизнь будущего века и знает, что он ее недостоин, очень привлекательна католическая идея «Чистилища», если принять ее, конечно, не в юридическом, а в символическом смысле. Жаль, что в Восточном христианстве та же идея выражена совсем уж недостойно в «Мытарствах» по житию преп. Василия Нового. Сущность дела хорошо изображал один проповедник, называя состояние злой, неподготовленной души состоянием «недоноска, выкидыша в Вечность». Недоносок будет страдать... По некоторой аналогии вспоминается чу́дная в своей кратчайшей выразительности католическая молитва перед Причащением – парафраз евангельских слов: «Господи, я недостоин, чтобы Ты вошел под кров мой, но скажи только слово – и исцелеет душа моя». В сущности все мы, грешники, можем надеяться только на какое-то БУДУЩЕЕ ЧУДО Божественной любви.


> Воскресение не может быть понято ни в каких терминах здешней жизни – но только в воскресении может быть сокрыт СМЫСЛ здешней жизни, смысл земной судьбы каждого человека и смысл столь трагической земной ИСТОРИИ ЧЕЛОВЕЧЕСТВА. Без воскресения мы – ничто, «из ничего в ничто» возвращаемся... Пытаются увидеть смысл такого исчезающего личного существования в здешней жизни будущих поколений; но без воскресения и будущие поколения, и вообще всё человечество в самом последнем счете оказывается НИЧЕМ – суммою личных нулей. Без воскресения – НЕТ ЧЕЛОВЕЧЕСТВА, ибо нельзя же называть «человечеством» ничтожную его часть, текущее или будущее поколение, в свою очередь обреченное смерти. Об этом великолепно говорил проф. С.Н.Булгаков в лекции «Воскресение Христово и современное сознание» (М., 1908, стр. 4–44):

> «Что представляет собою живую реальность, что живет: человеческая индивидуальность или отвлеченное человечество? Можно ли говорить о человечестве как о существующей реальности, если при этом постоянно уничтожаются или обесцениваются личности, если само человечество превращается лишь в простое чередование поколений и личностей? Между тем понятие человечества имеет в современных глазах только такое значение. Проклятие бездомности и взаимной чуждости поколений неизбежно ложится на людей, как только мы начинаем так мыслить человечество. Часть не может заменить целого, – ведь, если в теперешнем обществе капиталисты пользуются всеми материальными благами, мы не можем же говорить, что современное общество благоденствует, и, если мы примем, что действительно в конце времен будут благоденствовать последние поколения, представители которых и явятся счастливыми наследниками всего исторического прогресса, то одинаково нет оснований думать и говорить, что в лице их спаслось человечество, побеждена историческая трагедия, найден выход из жизненных противоречий.
> ... В представлениях о государстве будущего, о спасающемся прогрессом человечестве неизбежно приходится колебаться между двумя возможностями: или будущие люди с более чуткой совестью, с более развитым чувством общечеловеческой солидарности и любви будут терзаться от сознания, что их благополучие куплено такой дорогой ценой, и тогда они в тысячу раз жалче нас и несчастнее, и уж совершенно не годятся для роли увенчивающих мировую историю счастливцев будущего, или, в обратном случае, если они обо всём забудут и всё припишут себе самим, то мы имеем просто свинство, отталкивающее безобразие, при одной мысли о котором тошнит и мутит, при мысли, что ради мещанского довольства и благополучия этих господ была заплачена такая цена, пролита была мученическая кровь. Меня всегда поражает, как исповедующие религию прогресса, чающие государства будущего не замечают всей внутренней безъисходности своего положения, всей призрачности своего идеала. Нет, идея прогресса не дает и не может дать исхода из трагических противоречий жизни, человек не может спастись от них в прогрессе.
> Но прогресс не есть спасение еще и потому, что он не побеждает главного врага, обесценивающего и обессмысливающего жизнь, – смерть, эту страшную нигилистку, уничтожающую все ценности. Иногда пытаются одержать мещанскую победу над смертью, притупив ее трагическое острие, изобретая средства сделать ее безболезненной и покойной. Это значит, как справедливо выразился когда-то (в личном разговоре) Л.Н.Толстой по поводу теорий проф. Мечникова, добиваться, чтобы человек жил как корова. Факт существования смерти обесценивает жизнь не только тем, что превращает ее в нечто временное и случайное, но он уничтожает и самую связь человечества, кладет печать разорванности на всю его духовную жизнь. То, что мыслится в понятии «вечная жизнь», предполагает новый, качественно отличный способ восприятия бытия, особенной полноты, в отличие от разорванности временного. И жажда полного абсолютного познания и чувства, которую мы испытываем в своей душе, хоть и бессильны ее удовлетворить, требует для своего удовлетворения именно особой, качественно иной жизни, чем та, которую мы имеем, жизни вечной, и только в ней может разрешиться загадка человеческого духа. Утолить это алкание вечности мы не можем, заглушить его мы не должны, ибо это значило бы погасить в себе огонь Прометея, совершить над собой величайшее духовное преступление, измену Духу Святому. И для будущих поколений остается та же дилемма: или эта загадочность, противоречивость, ненасытность и ненасыщаемость духа, какая и у нас, только больше, острее, мучительнее, или мещанское тупое самодовольство, чего да не будет!»...

> Вот где нужно отдать себе отчет в реальностях, в действительном значении слов. Мы говорим: «всё человечество» – и подразумеваем, человечество на земле. Но на земле никогда не всё человечество, а совершенно ничтожная часть человечества. ВСЁ ЧЕЛОВЕЧЕСТВО – НЕ НА ЗЕМЛЕ, всё человечество – это мертвецы, «СУЩИИ ВО ГРОБЕХ», чающие воскресения. Итак, говоря: «человечество, всё человечество», мы должны подразумевать ВЕЧНОЕ ЧЕЛОВЕЧЕСТВО, воскресшее человечество. Надо признать: либо у нас вечная судьба, либо мы в истинном смысле не существуем. Говорят: «вечная слава», «вечная память»; без БОГА, без воскресения слова эти – жалкая ложь... Только Церковь Христова может возглашать истинную ВЕЧНУЮ ПАМЯТЬ – таинственную ВЕЧНУЮ ЖИЗНЬ со Христом в БОГЕ.

 

> Продолжаю историю догматов. Знаменательно, что собор 381 года постановил запретить всякое дальнейшее расширение текста Символа веры. Но практическая необходимость заставила это делать – только уже как бы за балансом, в отдельных постановлениях.

> Следующим по времени был догмат, принятый на соборе 431 года против ереси патриарха Нестория. Судя по полемической литературе того времени, Несторий учил, что Христос родился простым Человеком, а предвечный «Логос» соединился с Ним при крещении во Иордане... Текста догмата (соборного постановления) не сохранилось.

> Вскоре явилась противоположная крайность – весьма благочестивая ересь «монофизитов» (от греческого «одна природа»), которые учили, что человечность Христа поглощена Его Божественным «естеством». Осуждая эту ересь, собор 451 года принял догмат «о двух естествах во едином Лице Господа нашего Иисуса Христа», «единосущна Отцу по Божеству, и единосущна Тогожде нам по человечеству», «во двух естествах неслитно, неизменно, нераздельно, неразлучно познаваемого».

> Не сохранилось текста постановлени собора 553 года, о котором известно, что он осудил учение Оригена о всеобщем «апокатастасисе» (восстановлении) в конце времен, когда сам Дьявол покается и прекратятся адские муки. Впрочем, есть некоторые основания полагать, что осуждена не идея «апокатастасиса», а только сама эта попытка Оригена заключить Истину христианства в рассудочную гностическую систему.

> В следующем VII веке пришлось иметь дело с рецидивом «монофизитства» – с благочестивой ересью «монофелитства» (от греческого «одна воля»), которая утверждала, что во Христе действовала одна Божественная воля, и что таким образом свобода Его человечности была подавлена. Собор 680 года принял против этой ереси догмат «о двух волях и действиях в Господе нашем Иисусе Христе»: две воли, но воля человеческая свободно подчиняется воле Божественной... Этот последний в истории догмат о Христе особенно наглядно повторяет принципы двух предыдущих: рассудочную ересь приходится отвергать в рассудочных терминах самой ереси. Встает вопрос: являются ли это «две воли» прибавлением наших познаний, действительным проникновением в тайну Личности Христа? Или нам следует видеть в этом догмате (постановлении) лишь вынужденную условную формулировку, назначение которой исчерпывается отрицанием ереси? Так же, как и по двум предыдущим догматам о Христе – думается, что возможны различные, свободные ответы на этот вопрос. Я ответил бы: всецело присоединяюсь к церковному отрицанию арианства, несторианства, монофизитства, монофелитства; почитаю подвиг отцов Церкви, которые нашли опровержение столь рациональных, но ложных учений; что же касается положительного содержания догматических текстов о Личности Христа, то я понимаю только одно – что рационально понять их невозможно. Понятные ереси; потуги же представить себе Человека о «двух естествах» с «двумя волями», – по горькому опыту знаю, что потуги эти могут привести только к унынию ума, а затем и к унынию духа... Должен признаться, что само это слово «Бого-человек» (которого нет в догмах, но которым столь часто пользуются) представляется мне неподходящим именно по своей рационалистической форме, вызывающей понятие о некоей «гибридности» двух «естеств». Нет – не наполовину того и другого, а абсолютно Божественный абсолютный Человек.

> Последний наш догмат – постановление собора 787 года против иконоборчества. В сущности, это не догмат, ибо не касается учения веры, но можно было видеть в отрицании икон идейное отрицание совершенной человечности Христа. Нет, можно и до́лжно изображать Христа, потому что он – Человек... Но очень жаль, что собор не вынес кстати запрещения изображать БОГА: тогда не было еще нашего безумного обычая рисовать Дедушку на облаках. Вспоминаю живопись (если не ошибаюсь, Маркова) в куполе Московского храма Христа Спасителя: моложавый старикан с красными губами, с раздвоенной бородкой и кучерскими кудрями, в ночной рубахе... Образец пошел по России, я видел его потом много раз в провинциях. Какое кощунство!

 

> ВОТ И ВСЕ НАШИ ДОГМАТЫ – и никаких других догматов не было в древней «неразделенной» Церкви и нет в нашем Восточном Христианстве. Творения святых отцов и церковной поэзии, традиции культа, заявления иерархов, катехизисы, – всё это уже не догматы, а лишь частные мнения, как бы ни были они для своего и нашего времени авторитетны. Незнание этого бывает причиною крупных недоразумений. Иногда говорят, что критическое изучение библейских текстов противоречит будто бы «догмату о богодухновенности Писания; но нет» у нас такого догмата. Иногда говорят: «догмат о вечных мучениях», «догмат о «пресуществовании»… Нет у нас таких догматов. Должен признаться, что мне не очень-то по душе устаревший титул «православного» христианина, в котором звучит столь недостойное превозношение перед христианами «инославными»; но право же, все они, и католики, и протестанты, и англикане, напостановляли за свою историю много лишних догматов – и сами на себя надели ярмо, от которого им трудно будет освободиться. В догматической немногословности нашего «Православия» – его великое преимущество. В новейшей истории Русской церкви А.Э.Левитан цитирует напечатанные где-то воспоминани о покойном Патриархе Тихоне. Кто-то высказал суждение о «неправославии» профессора М.М.Тареева. Патриарх возразил:

> – Что ты, что ты, какой же он, «неправославный».
> Православие тем и хорошо, что многое может вместить
> в свое глубокое русло...

> Одно время в церковной литературе ставился вопрос о возможности «догматического развития» христианства – в смысле появления новых догматов. Зачем?! Впрочем, это и практически невозможно, потому что невозможен уже никакой новый «вселенский» собор. Если же говорить о развитии христианской мысли, то здесь можно усмотреть уже ясно определившуюся направленность. Всё чаще нам приходится отвечать: НЕ ЗНАЕМ, – всё больше мы сознаём нашу ограниченность пред лицом сверхразумной Истины. «Верую, потому что нелепо», – это изречение под именем Тертуллиана (хотя никогда в такой именно общей форме он этого не говорил) любят повторять в насмешку антирелигиозные агитаторы. Это псевдо-изречение нелепо, потому что сама по себе «нелепость» никак не может быть ОСНОВАНИЕМ веры. Правда же заключается в известном высказывании покойного патриарха Сергия, что (не помню дословно, передаю смысл) всякое чисто рациональное, «понятное» объяснение христианских догматов непременно ложно. Кстати, с этим «перекликается» и известная шутка Нильса Бора об одной теории новейшей физики: достаточно ли она «безумна», чтобы оказаться еще и верной?.. Сегодня мы можем сказать: ХРИСТИАНСТВО ПРОБЛЕМАТИЧНО, ПОТОМУ ЧТО ОНО ВЕРНО. Признание сверхразумности христианства не есть отрицание разума, – напротив! «Братия, не будьте дети умом; на злое будьте младенцы, по уму же будьте совершеннолетни» (к Коринфянам I, гл. 14). Наш современный учительный кризис – не упадок, не грех; это совершеннолетие ума, кризис развития, в котором христианин Двадцатого века понимает ограниченность нашего разумения, освобождается от наивностей схоластики, вникает в научную критику Писания, различает историческое и условное от вечного и абсолютного. В наших испытаниях не умрет, а лучше прояснится подлинная, священная ПРАВДА религиозного опыта на этих путях СМИРЕНИЯ И СВОБОДЫ, которыми ответила на рационалистические заблуждения своего времени древняя Церковь. Но догматы о Церкви и о крещении давно уже превратились в проблемы.

 


Буду благодарен за материальную поддержку проекта.
Как это можно сделать, описано на странице messia.ru/pomoch.htm.

Здесь вы можете оценить прочитанный выпуск рассылки.
Заранее благодарен всем, кто выразит свое мнение.

Голосование эл. почтой: нажмите на ссылку, соответствующую выбранной Вами оценке, и отправьте письмо!
В теле письма можно оставить свои комментарии.
При этом, если Вы расчитываете на ответ, не забудьте подписаться и указать свой эл. адрес, если он отличается от адреса, с которого Вы отправляете письмо.
NB! На мобильных устройствах этот метод отправки письма может не работать. Поэтому, если Вы хотите задать вопрос редактору рассылки или сообщить что-то важное, надежней будет написать обычное письмо на адрес mjtap@ya.ru.

(затрудняюсь ответить)(неинтересно – не(до)читал)(не понравилось / не интересно) /

(малоинтересно)(интересно)(очень интересно)(замечательно!)

[при просмотре выпуска на сайте доступна функция "поделиться"]

messia.ru/r2/7/a10_363.htm

Архив рассылки, формы подписки —» messia.ru/r2/
Сайт "Христианское просвещение" —» messia.ru

 »Страничка сайта вКонтакте«
»Страничка сайта в facebook«

Буду рад прочитать Ваши мнения о представляемых в рассылке текстах –
в письме, в icq или в соцсетях. Постараюсь ответить на вопросы.


Божьего благословения!  
редактор-составитель рассылки
Александр Поляков, священник*
(запасной адрес: alrpol0@gmail.com)
<= предыдущая часть книги и вып. об основах веры
<= предыдущий выпуск серии "Человек"
<= предыдущий выпуск серии "Христианство в совр. мире"  

В избранное