> Таинства

> Итак, сердцевину Священного Предания Церкви составляет учение о Таинствах и практика их совершения. Какое же место занимают Таинства в жизни Церкви? Чтобы ответить на этот вопрос, мы должны предварительно уяснить для себя: в чём, собственно, заключается новизна нашего Нового Завета? Почему он называется Новым? Чем принципиально отличается Христова Церковь от всех остальных религий и нравственных учений, что в ней именно нового?

> Является ли принципиально новой христианская мораль? Строго говоря, нет: взятые отдельно, нравственные максимы христианства, можно сказать, «общечеловечны». В большинстве развитых религий содержатся достаточно стандартные морально-нравственные предписания. Христос продолжает и углубляет ветхозаветные заповеди, уже существовавшие в ветхозаветной Церкви. Новым является то, что мораль и нравственность имеют в христианстве хотя и чрезвычайно важное, но не центральное значение. (Здесь, кстати, ошибка всех моралистов, например Льва Толстого, которые видели в христианстве лишь совершенный нравственный закон.) В христианстве нравственность служит условием богообщения, тем, через что мы приближаемся ко Христу. Это ни в коем случае не означает принижения морали или какого-то утилитарного к ней подхода, а означает то, что для человека недостаточно быть существом только моральным; его цель – быть богоподобным, для чего нравственность есть, хотя и обязательная и неотъемлемая, но подготовительная ступень. В центре христианства стои́т не абстрактная мораль, и не какой-то набор ритуалов, а Сам Христос, Его Богочеловеческая личность. Всё в христианстве – нравственность, внешние формы церковной жизни и сама внутренняя духовная жизнь – направлено ко Христу, и только в Нём и получает свой смысл и значение.

> Именно в этом и заключается принципиальная новизна Нового Завета: в центре его – личность Христа, Спасителя и Бога, и личное общение с Ним каждого христианина. Общение это (богообщение) отличается от просто человеческих отношений; особенность его состоит в том, что действием Святого Духа сердце человека изменяется, и соприкосновение с Богом становится для него главным, важнейшим, исключительным и единственным событием. Течение существования христианина представляет собою ежеминутную, непрестанную жизнь во Христе и со Христом, жизнь свободную и сознательную. В непосредственной жизни Бога в человеке и человека в Боге – смысл христианства, того Нового Завета, который Бог заключил с людьми; для этого всё – Церковь, нравственность, догматы, обряды; без этого они – безразличная шелуха. Христос пришел к людям – и не только спас их от смерти и ада, но и даровал им Себя Самого. Я пришел для того, чтобы имели жизнь, и имели с избытком (Ин.10,10). Я есмь путь, и истина, и жизнь (Ин.14,6). Пребудьте во Мне, и Я в вас (Ин.15,4). Се, Я с вами во все дни до скончания века (Мф.28,20), говорит Господь. Апостол Пётр пишет, что от Бога нам даровано соделаться причастниками Божеского естества (2Петр.1,4). Для того, чтобы мы имели эту жизнь, это причастие Богу, для того, чтобы богообщение не осталось для человека только лишь желательным, но стало реальным, непосредственным, – Господь и основал на земле Церковь, а в Церкви этой цели и служат прежде всего Таинства. Именно в Таинствах мы непосредственно, теснейшим, ближайшим образом соприкасаемся с Богом, становимся причастниками жизни вечной, сынами Божиими, гражданами Царства Небесного. Поэтому, как в жизни христианина её, начало, центр и конец, цель и смысл, Альфа и Омега (Откр.1,8) – Христос, так и в Церкви самое главное – это (наряду со Священным Писанием) святые Таинства. Они, собственно, и делают Церковь Церковью; через них Богом Отцом подаётся христианам Дух Святой, Который и соединяет каждого из нас со Христом Спасителем, и в Нём – друг с другом в Тело Христово. Это и есть собственно Церковь. Ясно поэтому, что Таинства занимают в жизни Церкви центральное место: всё, что есть в Церкви, проистекает из Таинств как из источника; а всякий внешний церковный чин – и храмы, и богослужения, и канонически-диcциплинарная практика, и всё прочее – служит совершению Таинств и достойному принятию их.

> Вот катехизическое определение Таинства: Таинство есть от Бога установленное церковное священнодействие, которое под видимым образом сообщает душе верующего невидимую благодать Святого Духа. Из этого определения усматривается, что 1) Таинства установлены Богом – они не есть человеческое изобретение; 2) содержатся Таинства в Церкви, и ею совершаются; 3) Таинство является священнодействием, то есть таким действием, которое совершается не каждым христианином лично, а полнотой Церкви посредством особо уполномоченных ею на то лиц – священством; 4) Таинства имеют видимый образ, то есть определённый Церковью чин их совершения, и 5) условием принятия благодати Святого Духа является вера, вследствие чего Таинство может быть преподано только верным^*, а не всем подряд.

> Церковь содержит семь Таинств: Крещение, Миропомазание, Покаяние, Причащение, Брак, Священство, Елеосвящение. Почему именно семь, почему не больше? Ведь если брать приведенное выше определение, то видно, что в Церкви гораздо больше, чем семь, священнодействий, которые под видимым образом сообщают нам невидимую благодать Божию – например, освящение воды, монашеский постриг. Да и любое вообще молитвенное действие Церкви обильно преподает душам верующих благодать Святого Духа.

> Сама Церковь не проводит резкой границы между Таинствами и прочими освятительными чинами: в древней Церкви такой дифференциации не было. Здесь можно думать, что богословие руководствуется в этом вопросе двумя вещами: 1) важностью священнодействия для спасения и жизни вечной. Очевидно, что если сравнивать Крещение со, скажем, помазанием елеем на праздничной утрене, то без первого спасение невозможно, без второго же вполне может состояться. 2) Таинства установлены непосредственно Самим Богом и восходят к Священному Писанию; освятительные же чины установлены Церковью, и к Писанию не восходят.

> Так например, Таинство елеосвящения по своему значению менее важно, чем Крещение и Причащение; но оно установлено Самим Христом, и уже в апостольские времена приняло свой чин, о чём ясно свидетельствует Священное Писание; поэтому оно содержится Церковью как Таинство. А, скажем, монашеский постриг, хотя порой оказывающий и большее воздействие на человека, нежели елеосвящение, не считается Таинством (хотя некоторые святые отцы считали его таковым). Чин монашества возник в Церкви не сразу; и хотя содержание монашеской жизни укоренено в Евангелии, но формы её возникли в процессе исторического бытия Церкви, и непосредственно ко Христу и Апостолам не восходят. Поэтому монашество существует в Церкви не как Таинство, а как чин жизни. Ещё различие: Таинство меняет природу человека, закладывает в него нечто новое, принципиально иное, кардинальным образом воздействует на человеческое естество; иные священнодействия влияют на человека более частным образом, с меньшей силой. Можно сравнить Таинства с решительной хирургической операцией, когда организму требуется вмешательство извне; а другие священнодействия – с мягким терапевтическим лекарственным лечением.

> Мы привели формальное определение, что такое Таинства. Теперь нам нужно посмотреть, что они есть по отношению к нам, или, другими словами, как правильно относиться к Таинствам, как их правильно принимать, с каким расположением души, и к чему они обязывают христианина. Опять возвратимся к тому, что христианство есть Новый Завет. О «новом» мы уже сказали, теперь обратим внимание на «завет». «Завет» – слово славянское; его можно перевести как «договор». Между человеком и Богом заключён некий договор: Господь уготовал нам Царство Божие, а мы обязываемся, для стяжания его, соблюдать заповеди, для чего необходимо понуждать себя к христианской жизни, подкрепляя таковое понуждение поучением в Слове Божием, молитвой и Таинствами. Такой договор ни в коем случае нельзя рассматривать как юридическую формальность. Завет между Богом и человеком – это органичный принцип духовной жизни: не только Бог даёт людям Свои дары, но и человек должны направить своё усилие к тому, чтобы быть с Богом. Любое явление духовной жизни, как пишет святитель Феофан Затворник, совершается взаимным действием Божией благодати и нашей свободной деятельности. Не бывает так, чтобы мы сидели «сложа руки», а Бог бы одаривал нас «духовными подарками»; не бывает также, чтобы мы могли достичь чего-либо исключительно своими усилиями, без благодатной помощи Божией. Духовная жизнь дана Богом человеку как задание, как то, над чем он должен свободно, сознательно и лично-ответственно, но и напряженно, трудиться, подтверждая тем свой завет с Богом. Господь же на каждое духовное усилие человека даёт ему Свою благодать, и она, пришедши, навершает всякое действие человека, немощное и несовершенное само по себе, своею крепостью и незыблемостью, делает его совершенным. Это и есть та синергия, сотворчество Бога и человека, о которой мы уже не раз говорили.

> Таким образом, подвизаясь и обретая помощь Божию, христианин постепенно актуализирует своё духовное помазание (1Ин.2,20) и рождение свыше в Царство Божие (Ин.3,3). Только в этом контексте и нужно говорить о Таинствах. Они не есть некая конечная точка, на которой духовная жизнь останавливается и завершается. Таинства – да и всё в Церкви – это семя, которое всаживается в нас и которое мы с помощью Божией должны взрастить. Таинства – это задание от Бога, и вместе с тем – получение благодатных сил на выполнение этого задания.

> В пояснение этого нужно обратить внимание на разницу между восприятием нами падшей природы Адама и нового, обновленного во Христе, естества. От ветхого Адама каждый человек получает падшую, повреждённую природу; причем получает её страдательно, как данность, без участия своего сознания и произволения: мы рождаемся такими, и повлиять на это никак не можем. От Нового же Адама – Христа – люди получают оправдание и освящение иным образом: не как данность, а как возможность; и возможность не только избавиться от участи Адамовой, но и неизмеримо больше – достичь обо́жения. Таинства, через которые Святым Духом человек соединяется со Христом, и делают его способным к этому, вселяют в него силу Христову, помогающую ему духовно действовать. Но Таинства не превращают людей волшебным образом в уже спасенных, оправданных, освящённых так, чтобы на будущее время от них не требовалось никаких своих действий к содеванию спасения. Об этом свидетельствует опыт: из купели Крещения человек выходит не таким, каков был Адам до грехопадения; грех не умирает в нас, телесного физического бессмертия мы не приобретаем, страсти и болезни продолжают действовать в нас, – но человеку даётся сила жизни о Христе и власть наступать на змей и скорпионов и на всю силу вражью (Лк.10,19).

> С этой точки зрения Таинства можно разделить на две группы: неповторяемые (Крещение, Миропомазание, Священство, в идеале – Брак) и повторяемые (Покаяние, Причащение, Елеосвящение). В неповторяемых Таинствах в человеческую природу всаживается семя вечной жизни так, что человек, получая дар Божий – исцеление повреждённой природы ветхого Адама, – в самой своей глубине меняется и делается способным к жизни со Христом, к спасению. Но – ещё раз повторим: спасение вручается нам как залог, как задача, как семя; вырастить же это семя, выполнить это задание зависит от нашего свободного произволения и нравственного и духовного делания. Господь говорит об этом в притчах – о горчичном зерне (Мф.13,31), о закваске (Мф.13,33), о возрастании в Царство Божие (Мк.4,27). Сам человек, по причине повреждения своей природы в грехопадении, не в состоянии это духовное делание осуществлять как до́лжно; поэтому ему даны повторяемые Таинства, в которых Господь помогает ему, укрепляет, очищает, возобновляет теснейшую связь с Собою.

> Конечно, Таинства не исчерпываются этой стороною: они есть действия Божии, и поэтому глубоки, неисчерпаемы; Таинства имеют и объективное влияние, они глубочайшим образом духовно меняют и преображают человека, а через него – и весь мир; они строят Церковь, они – источник христианской жизни. Но очень важно обратить внимание именно на «синергийный» аспект Таинств потому, что именно здесь кроется главная ошибка в восприятии их, да и вообще в восприятии церковной жизни.

> Речь идет о магизме, одной из самых серьезных проблем церковной действительности. Для очень многих людей Таинства суть магические действия – то есть такие, которые не предполагают своей личной внутренней духовной работы. Магизм базируется на том, что духовной мир не зависим от человека, от его внутреннего состояния; человек – пассивная часть, деталь, механическая игрушка на волнах неведомого потустороннего мира. Можно, однако, воздействовать на этот мир, и направить это воздействие так, чтобы получить некий ожидаемый результат. Для этого особое посвященное лицо, жрец или маг, должно точно выполнить то или иное обрядовое действие; и если оно правильно совершено, если учтены все значимые потусторонние обстоятельства дела, то результат гарантирован, независимо от внутренних расположений сердца человека, от его веры, взглядов, дел, нравственного состояния и проч. Главное – учесть все обстоятельства и скрупулезно точно, посвящённым лицом, исполнить определенный род ритуальных действий.

> Проникая в Церковь, магизм коренным образом извращает внутренний строй христианина, так что он фактически перестает им быть, хоть может быть внешне весьма воцерковлённым человеком. Магизм в Церкви прежде всего извращает отношения человека и Бога, извращает саму мысль о Боге. Бог становится не любящим Отцом, а неким абстрактным принципом, внушающим прежде всего не сыновнюю любовь, а боязнь подчинённого к загадочному начальнику. Между человеком и Богом невозможными становятся личные отношения, а именно в них, как мы сказали, суть нашей религии; возникают отношения формальные, юридические; благоугождение Богу переносится из сферы нравственной исключительно в исполнение определенных внешних ритуальных правил. Магическая точка зрения стоит на том, что Богу нужен только обряд, правильно и вовремя исполненный; в остальном человек Богу ничего не должен, и отношения человека и Бога этим вполне исчерпываются.

> Это приводит к ужасной скованности внешним, рабской зависимости от него, к погружению в обрядовость. Рядом с этим стои́т и крайняя безответственность. Человек снимает с себя ответственность за свою религиозную жизнь и возлагает её на форму, на обряд, на ритуал, отчего происходит сакализация формы, придание ей самостоятельного мистического значения: обряд, правило сами по себе становятся спасительными. В дальнейшем мы проследим этот момент: многие церковные понятия, такие, например, как послушание, духовное руководство и проч., часто воспринимаются магически. Магизм лишает человека христианской свободы: от обряда ожидается детерминированный результат, обусловленный исключительно соблюдением формы. Кроме того, человек попадает в рабскую зависимость от совершителей обряда, воспринимая их не как пастырей Христовых, а как жрецов.

> Главное же – что всё это приводит к необязательности и ненужности нравственных усилий: с точки зрения магического мироощущения, форма автоматически всё «сделает», ибо ею исчерпывается религиозная жизнь. Всё это сочетается с прагматизмом религиозных потребностей: от религии людям, воспринимающим церковность магически, нужен не Бог, а обеспеченная Им (и зависимая от наших обрядовых действий) комфортная жизнь здесь и сейчас. Церковь превращается в «комбинат ритуальных услуг»: достаточно поставить свечку и подать записку, и уйти по своим делам: свечка с запиской всё сами «сделают»... Магизм проникает во все сферы церковной жизни; вся, например, история с ИНН основывается на магической, не-церковной точке зрения, что человек может отречься от Христа автоматически, помимо сознания и произволения. Это же касается и Таинств – средоточия Церкви. Отношение к ним нередко самое что ни на есть утилитарное – чтобы ребеночка не сглазили, его надо крестить; чтобы семья не развалилась – венчаться; чтобы не заболеть – причаститься, и т.д.

> Но всё это – взгляд глубоко не христианский; Церковь учит совершенно не так. Господь говорит: Сыне, даждь Мне твое сердце (Притч.23,26), и фарисеи подвергались укоризне от Спасителя, что они очищают внешнее при полном небрежении к внутреннему (Мф.23,25). Церковное учение настаивает на неоднократно упоминаемой нами синергии – сотворчестве Бога и человека на пути ко спасению; и особенно это касается Таинств: принятие их, участие в жизни Церкви прежде всего требует от человека нравственных усилий.

> При этом нужно отметить, что неверна точка зрения, согласно которой действенность Таинств зависит от состояния совершителя или принимающего их, и если он нравственно недостоин, то Таинства ничего для него не значат или даже вовсе не совершаются. Действенность Таинств обуславливается не людьми, но Церковью, поэтому Таинства действительны объективно; но при недостоинстве человека действенность Таинств проявляется в том, что они не освящают его, но служат ему в «суд и осуждение». Бог поругаем не бывает, и Таинства Его всегда святы и действенны; дело только в нас – с должным ли расположением мы принимаем их и для чего: для того, чтобы жить со Христом, соединяться с Ним, – и тогда Таинства всякий раз всё больше и больше углубляют связь человека с Богом; или для каких-то иных целей, – и тогда они становятся для недостойно принимающих их судом и осуждением.

> Из вышесказанного ясно, каким должно быть расположение христианина по отношению к Таинствам Церкви. Во-первых, это вера: без веры угодить Богу невозможно, ибо надобно, чтобы приходящий к Богу веровал, что Он есть, и ищущим Его воздаёт (Евр.11,6). Без единства веры, без правого её исповедания невозможно участие в Таинствах. Вера же должна быть не какая-нибудь, а ясная, правая, опирающаяся на Священное Писание и подлинное Предание Церкви, твёрдо знающая свой предмет, исповедующая, что через Таинства мы приобщаемся Богу, соединяемся со Христом и получаем благодать Святого Духа. Во-вторых, это желание богообщения, жажда Бога, искание Его, когда человек полагает смысл и цель религиозной духовной жизни только и исключительно во Христе, и принимает Таинства свободно и сознательно для того, чтобы быть со Христом. Всяким иным соображением, как-то: креститься ради традиционного национального самоопределения, причаститься ради здоровья или заодно с мужем (женою), чтобы не расстраивать его, венчаться, чтобы не ссориться или чтобы муж «не гулял», собороваться на всякий случай, исповедаться «по обычаю», не зная, что сказать, и проч., и проч. – не должно быть места в ответственной христианской жизни. (Этим не отрицаются ни внешние правила, ни регулярность участия в Таинствах, ни даже, может быть, какие-то немощи или посторонние соображения в начале церковной жизни: мы говорим о правильном внутреннем расположении, к которому нужно стремиться.) И в-третьих, христиане должны всячески избегать магического взгляда на Таинства, но воспринимать их в контексте своей нравственной и духовной жизни. Если эти вещи, хоть в малой мере, будут соблюдаться, тогда святые Таинства исполнят нас благодатью Святого Духа, и мы будем постепенно возрастать в духовной жизни. Если же уклониться с этого правого, узкого и тесного духовного пути, если сместить акценты, покривить церковный строй мысли и внутренней жизни, – тогда возникнет опасность приобщаться Таинствам в суд и  осуждение.

> Теперь, сказав о Таинствах вообще, перейдём к рассмотрению отдельно каждого Таинства и связанных с ним проблем.