Этот выпуск двойной, и для того, чтобы было удобней читать его частями, текст разделен чертой на 2 приблизительно равные части.

В условиях 30-х гг. храмов становилось так мало, что большинство верующих ходило просто в ближайший храм, всё равно какого направления (это способствовало единству Церкви). Значительная часть верующих в обширных районах, где не оставалось ни одной открытой церкви, обслужива лась бродячими тайными священниками, которые и составляли так называемую «катакомбную» Церковь во всём ее разнообразии. Были в «катакомбах» и «непоминающие», и немало «сергиан» (незарегистрированные бродячие священники и их паства, и не думавшие порывать с митрополитом Сергием). Это был период всеобщего религиозного подполья. По сути, подпольной была во второй половине 30-х гг. и патриаршая Церковь.

В гонениях на патриаршую Церковь властям до конца своего существования помогали «обновленцы»: в проповедях и в публичных лекциях они поносили «сергиан-тихоновцев» как контрреволюционеров. Не менее злобно нападали на патриаршую Церковь иосифляне (по их нетерпимости и горделивой уверенности в том, что только они во всём правы и что только у них есть благодать, их можно сравнить с крайними течениями старообрядцев).

«Декларация» 1927 г. ничего не спасла. Власть шла на полное уничтожение Церкви. Да и сам митрополит накануне германского нападения на СССР думал, что русской Церкви уготована судьба исчезнувшей карфагенской Церкви; возвращавшемуся из концлагеря профессору-протоиерею Виноградову он сказал: «Наша Церковь доживает последние дни».

Фазы советской антирелигиозной политики. В советской антирелигиозной политике прослеживается несколько фаз, которые отчасти сменяют друг друга, а отчасти взаимно переплетаются.

Первая фаза отмечена рядом ленинских декретов 1917-1920 гг., ключевым и роковым среди них был ленинский Декрет об отделении Церкви от государства и школы от Церкви, опиравшийся на учение Маркса о материальном базисе и надстройке, которая (в данном случае Церковь), лишившись базиса, должна отмереть. В этот период 8-й отдел Наркомюста (с начала 20-х гг. – 5-й отдел), ведавший церковными делами, в том числе национализацией всего движимого и недвижимого церковного имущества, стал известен под именем «ликвидационного».

С 1921 г., когда стало ясно, что Марксовы предсказания не сбываются ни в экономике, ни в духовной жизни общества, наступила и новая фаза в религиозной политике государства, фаза дифференциации между религиями, поддержки сект и расколов. В это время дело борьбы с религией было распределено между различными институтами. Созданием криминальных «дел» и прочими террористическими актами против Церкви и духовенства заведовал 6-й отдел ОГПУ под руководством Тучкова. Для координации всех видов антирелигиозной политики осенью 1922 г. была создана Антирелигиозная комиссия Политбюро ЦК РКП(б), которая в течение последующих восьми лет возглавляла и координировала весь партийно-государственный фронт борьбы с религией; о его государственности свидетельствует то, что заседания Комиссии проходили в приемной номинального главы государства Калинина, а Ленин в своем так называемом философском завещании «Под знаменем марксизма» назвал борьбу с религией «нашей государственной работой».

В 1922 г., а возможно, и несколько раньше, была создана еще Комиссия по проведению отделения Церкви от Государства, сначала под председательством Красикова, а позднее Смидовича. Комиссия действовала при Президиуме ВЦИК и несколько раз меняла свои названия. Комиссия прекратила свое существование в 1938 г. Данных о динамике уничтожения церквей в 1937-1939 гг. пока не обнаружено. Но развитие ее можно себе представить по «Записке Комиссии по вопросам культов» 1936 г. (судя по цифрам, речь идет только о православных храмах): «По состоянию на 1 января 1936 г. ...Было до революции 72936 [молитвенных зданий]... из них функционирует 20665». Официально закрыто 41868 молитвенных зданий, неофициально – 9878. «Не функционирующие... закрыты административно» следующими методами:

«1. засыпают «временно» хлебом, а затем не возвращают верующим;

 2. предлагают произвести ремонт в преувеличенных размерах и в явно короткий, невыполнимый срок;

 3.отказ в регистрации новых членов религиозного общества вместо выбывших...

 4.наложение карантина на молитвенное здание, который впоследствии не снимается (другой отчет поясняет, что карантин накладывается, если, например, в селе кто-то заболевает тифом; причем без всякого карантина продолжают действовать школа, клуб, библиотека и прочие общественные организации. Закрывается только храм);

 5.отказ в регистрации служителя культа;

 6.начисление налогов в преувеличенных размерах и закрытие храма за непыплату в срок».

«Записка» говорит о ежегодно растущем числе ходоков от верующих (с 1094 и 1934 г. до 2945 (плюс 401 представитель учреждений) и 1936 г.) и письменных жалоб (от 8229 в 1934 г. до 9646 в 1936 г.) – и основном это жалобы на насильственное закрытие храма местными районными и областными властями и требования их открытии. По «Положению о постоянной Центральной и местной комиссии по рассмотрению религиозных вопросов» от 30 мая 1931 г., Комиссия в случае обнаружения незаконности действий местных властей по отношению к религии имеет право лишь вынести свое решение на утверждение Президиума ВЦИК. Но Президиум ВЦИК, а с 1936 г. Верховного совета, и его председатель Калинин были бессильны против НКВД, проводившего политику партии на уничтожение религии, и в материалах Комиссии нет свидетельств о выполнении местными властями ее решений. Например, в Арзамасе, где до революции на 14 тысяч жителей было 36 церквей и 5 монастырей, в 1935 г. райисполком незаконно и не дожидаясь решения Комиссии по культам закрыл последние две церкви в городе и третью в пригородном селе, хотя в городе существовали и православная, и обновленческая общины, а в селе в местном клубе (куда верующие почти не заходили) только 47 из 173-х присутствующих проголосовало за закрытие храма. Не смотря на протест Комиссии, «ни одна из трех церквей не возвращена верующим». Дело, по-видимому, закончилось объяснением председателя местного РИКа, что открытие храма в Арзамасе вредно, так как там «монашеского и поповского элемента... около 1000», и любая уступка верующим чревата религиозной активизацией. В этих же документах Комиссии, которые как будто заступаются за верующих, проскальзывает и косвенное оправдание жестокого подавления православных и их прав; в частности, указывается, что духовенство и верующие активисты пытаются использовать в целях оживления религии сталинскую Конституцию, дающую духовенству право участвовать в выборах, а также «всесоюзную перепись населения». Речь идет о переписи 1937 г., во время которой в последний раз задавался вопрос о вере в Бога. Верующих по ней оказалось более 50 процентов населения: 44 процента среди грамотных и 74 процента среди неграмотных. По возрастным группам результаты были следующими: в младшей группе (16-19 лет) верующих оказалось почти 35 процентов, в средней (20-29 лет) – почти 40 процентов назвали себя верующими, а в старшей возрастной группе (более 40 лет) к верующим принадлежало абсолютное большинство. Среди верующих около 80 процентов назвали себя православными и более 8 процентов – мусульманами. Эти и прочие данные этой забракованной переписи стали доступными только теперь. Показатели неоконченной переписи были очень невыгодны, и не только в связи с данными о числе верующих, но и в большей степени расхождением между официальным (180 миллионов) и реальным (162 миллиона) числом жителей страны; иными словами, за 10 лет, прошедшие после переписи 1926 г., террор и его последствия – падение рождаемости из-за уничтожения или отправки в лагеря миллионов потенциальных отцов и матерей – унесли не менее 18 миллионов жизней. Данные этой переписи были засекречены, «ее организаторы – лучшие советские статистики – были репрессированы. Многие... в том числе начальник Бюро переписи О. Квиткин, расстреляны». А через два года была проведена новая перепись, уже без вопроса о религиозной принадлежности, которая при помощи населения, добавившегося при присоединении восточной Польши, в значительной степени закамуфлировала потери, вызванные террором конца 20-х и 30-х гг.: раскулачиванием, коллективизацией с искусственно созданным голодом, за которыми последовали убийство Кирова и ежовщина.

Что касается сталинской Конституции, то, согласно антирелигиозной печати того времени, ее статья, допускающая выдвижение кандидатов на выборы от общественных организаций, была первоначально истолкована верующими и духовенством как дающая право Церкви и приходам выдвигать кандидатов. Это толкование сразу же было заклеймлено антирелигиозной печатью как вражеская провокация попов и использовано в качестве очередного предлога для арестов и ликвидации духовенства и верующих. Официальный идеологический ответ гласил, что общественной в социалистическом государстве может быть только организации исповедующая классово-социалистичесиое мировоззрение. Религия, как классовый враг, не может иметь прав общественной организации в СССР.

Союз воинствующих безбожников. Массовое закрытие храмов, публичное сжигание икон и церковных книг физически часто осуществлялось активистами Союза воинствующих безбожников (СВБ). В 1922 г. появилась газета «Безбожник».

Вокруг нее образовалось Общество друзей газеты «Безбожник», которое по решению Антирелигиозной комиссии 1924 г. на первом своем съезде в 1925 г. было преобразовано в Союз безбожников. В 1929 г. на втором съезде в название был добавлен эпитет воинствующих. Члены Союза должны были быть своего рода антирелигиозными хулиганами – громить церкви, устраивать антирелигиозные парады, так называемые комсомольские «пасхи» и «рождества», жечь иконы и насильно закрывать церкви – всё от имени общественности, а не государства, что отлично вписывалось в условия НЭПовского «плюрализма» с его правом на общественные организации, кооперативные писательские издательства и пр. В этих условиях государство как бы не несло ответственности за максимализм СВБ. Но эта «идеологически близкая» организация имела право организовывать свои ячейки в школах, армии, на заводах, в колхозах и т.д. Как «представитель передовой общественности», СВБ мог даже требовать отчетности перед собой государственных организаций, например школы. На втором съезде СВБ атаковал Наркомпрос за недостаточно интенсивную борьбу с религией в школе. Наркомпрос оправдывался тем, что снизил список «культовых зданий», охраняемых государством в качестве художественных и исторических памятников, с семи до одной тысячи, обрекая таким образом 6000 древних храмов на уничтожение.

Резолюция съезда потребовала превращения школы из нерелигиозной в воинственно-антирелигиозную, учителей – в пропагандистов атеизма и изгнания из школ верующих педагогов. На втором съезде СВБ принял на себя обязательства превратить Москву за пять лет в безбожную столицу и довести количество членов Союза до 17 миллионов к 1931 г. На самом деле СВБ достиг своего численного предела в 1932 г. – 5 миллионов 670 тысяч членов. Тогда же, в 1932 г., СВБ объявил «пятилетку уничтожения религии», выполнение которой должно было совпасть с выполнением второй хозяйственной пятилетки. В 1930-1932 гг. максимального тиража и ассортимента достигли и издания СВБ: разовый тираж газеты «Безбожник» – 500 тысяч экземпляров в 1931 г., ежемесячный иллюстрированный журнал под тем же названием – 200 тысяч экземпляров; а годовой тираж всех непериодических изданий (книг и брошюр) увеличился с 12 миллионов печатных листов в 1927 г. до 800 миллионов в 1930 г. Но после 1932 г. численность и СВБ, и его изданий начала падать. Ряд периодических изданий перестал выходить, и даже «Безбожник» исчез на два года (в 1936-1939 гг.). Поскольку издательская политика и даже формальная запись в члены большевистских организаций определялись не спросом-предложением, то такое сокращение масштабов деятельности СВБ в 30-е гг., очевидно, было политическим решением, принятым на самых верхах. После ликвидации НЭПа существование СВБ как общественной организации стало анахронизмом, особенно с принятием политики полного разгрома религии и физического уничтожения духовенства в 1937-1939 гг. Итак, при всех временных перерывах и срывах, именно этот период (1929-1939 гг.) можно назвать третьей фазой советской антирелигиозной политики.

Годы 1939-1941. Четвертой фазой следует считать эпоху от присоединения новых территорий на западе в 1939-1940 гг. и во влечения СССР во Вторую мировую войну до, пожалуй, нового удара в хрущевские годы. В 1939-1941 гг. после фактически полного уничтожения видимой стороны религии агрессивность официальной политики и антирелигиозной пропаганды в средствах массовой информации несколько поубавилась. И тут дело было не только в том, что атеизм почил на лаврах победы, да и вышеприведенные данные о религиозности в стране ставили саму эту победу под вопрос. Дело было, прежде всего, в том, что после 1 сентября 1939 г. запахло военной угрозой и для СССР, а неудачная советско-финская война с колоссальным количеством не только погибших, но и сдавшихся в плен, да и частыми убийствами комиссаров солдатами, внушали беспокойство за дух армии после уничтожения офицерского корпуса в «чистках» 1937-1938 гг., вселяли сомнения в готовности воевать «за мировой пролетариат». А тут еще были присоединены обширные территории на западе с благоустроенной местной церковной жизнью и преимущественно православным населением всюду, кроме Галичины, где большинство населения составляли униаты, и Прибалтики, где преобладали лютеране (в Латвии и Эстонии) и католики (в Литве); однако и там число православных было значительным – в Эстонии, например, до войны было более 20 процентов православных, из коих большинство составляли коренные эстонцы.

Поскольку эти земли (особенно украинские и белорусские) были присоединены под лозунгом освободительного воссоединения с братскими народами, население надо было убедить в религиозной терпимости советской власти. Свидетельством значения, которое Сталин придавал настроениям на новых территориях, является и то. что из четырех правящих архиереев, сохранившихся на своих местах к 1939 г., двое были направлены на запад: митрополит Николай (Ярушевич) экзархом на Украину с пребыванием в основном в Западной Украине, а митрополит Сергий младший (Воскресенский) экзархом в Прибалтику. В последние два предвоенных года (с конца 1939 г. до середины 1941 г.) в советской печати (даже в «Безбожнике») всё чаще появляются статьи о том, что не надо путать простых верующих с религиозными идеологами и религиозной идеологией. Верующие, мол, вполне честные советские трудящиеся и патриоты. Классовым врагом является религиозная идеология, а не люди, религиозные чувства которых не следует оскорблять. На «освобожденных» территориях проводится политика относительной терпимости по отношению к верующим и духовенству при интенсивной пропаганде против религии как мировоззрения. Вводятся высокие налоги на доходы духовенства, но насильственного закрытия церквей нет, и редки случаи ареста духовенства (даже униатского в Галиции). Тогда же восстанавливается регулярная неделя с воскресением в качестве выходного дня, вместо введенной в 1929 г. «пятидневки» с шестым днем в виде выходного, воспринятой «Безбожником» как важный шаг в наступлении на Церковь, лишающий верующих регулярного посещения церкви по воскресениям.