Тема выпуска: Христианство в XIX веке, Россия (4)

• Вернемся в эпоху Великих реформ Александра II. Перемены затронули и Церковь, хотя реформы носили односторонний характер и основывались на предложениях не духовенства, а обер-прокурора графа Дмитрия Толстого, отличавшегося правым радикализмом во взглядах на Церковь и консерватизмом в отношении к гражданскому образованию и общественно-государственному устройству в целом. Толстой был одновременно и министром народного просвещения, совмещая две должности. Входя в Комитет министров, он тем самым приобретал власть над Церковью, которой не имели обер-прокуроры без министерского портфеля. В качестве министра просвещения Толстой заморозил либеральные школьные реформы своего предшественника Головнина. И на посту министра внутренних дел эпохи Александра III и начала царствования Николая II он прослыл крайним реакционером. Но вот в церковных делах Толстой проводил некоторые либеральные реформы в пользу приходского духовенства.
• Толстой расширил права приходского духовенства в церковном управлении на местах, облегчил процедуру снятия священником с себя сана и последствия этого акта. Он расширил сеть церковноприходских школ и повысил уровень преподавания в них, равно как и академический уровень семинарий, открыв выпускникам семинарий доступ в университеты; улучшено было материальное положение духовенства. Причиной этих реформ была боязнь распространения атеизма как предвестника революции. Открывая семинаристам доступ в университеты, он надеялся усилить консерватизм студенчества. Укрепляя и поддерживая церковно-приходские школы, Толстой пытался замедлить рост земских начальных школ, где учителями были в основном радикалы-народники. Усиление приходского духовенства нужно было для борьбы с епископатом и монашеством, в которых Толстой чувствовал стремление к обособлению и независимому от государства бытию Церкви.
• С настроениями семинаристов Толстой явно просчитался. Они оказались еще радикальнее мирских студентов, и приток семинаристов в вузы еще больше радикализировал студенчество. Кроме того, с одной стороны, массы семинаристов воспользовались новыми возможностями - ринулись в университеты, и епископы жаловались на резкое сокращение образованных кандидатов священства; а с другой - пользуясь широкими возможностями получения стипендий и бесплатного образования в семинариях, молодые люди, не имевшие намерения принимать сан, заполняли семинарии, ложась тяжелым бременем на очень ограниченную церковную казну.
• В результате через десять лет после своей реформы Толстому в 1879 г. пришлось провести контрреформу: закрыть семинаристам свободный доступ в университеты - они теперь должны были сдавать весьма сложные вступительные экзамены, а детям не из духовных семей - в семинарии; последние теперь принимались в семинарии только с обязательством принять сан после окончания. Элемент принудительности отрицательно сказался на нравственном климате в духовной школе, подтверждая слова митрополита Филарета «Невольник - не богомольник».
• В 1880 г. преемником Толстого стал Константин Победоносцев. Реакционность Победоносцева радикально отличалась от реакционности Толстого. Толстой пытался предотвратить революцию путем усиления позиций консерваторов. Победоносцев, предчувствуя революцию, пытался ее предотвратить «замораживанием» всего и вся. Толстой был человеком нецерковным и за свое обер-прокурорство закрыл насильственно больше двух тысяч финансово маломощных храмов, веря, что этим путем он материально укрепляет Церковь. Толстой не учитывал, что в миссионерском отношении поддержка бедных приходов очень важна, поскольку они часто расположены в местах с непросвещенным или неверующим населением. Победоносцев, наоборот, будучи человеком верующим и церковным, открыл тысячи новых храмов.
• Толстой был сторонником образованного духовенства и поддерживал религиозные журналы и дискуссии, видя в них противовес нигилизму и терроризму 60-х-70-х гг. В 1863 г. было образовано Общество любителей духовного просвещения, чьи доклады и диспуты издавались. Победоносцев же боялся просвещенного духовенства, сокращал количество мест в духовных академиях. Предпочитая священников с семинарским, а не академическим образованием, он ввел строго состязательный отбор семинаристов в академии и почти закрыл туда доступ выпускникам светских школ. Закрыл он и Общество любителей духовного просвещения и его журнал.
• Не нравилось ему и духовное пробуждение начала XX века среди русской интеллигенции, ее богоискательство. Очень нехотя, под большим давлением как общественности, так и духовенства, Победоносцев разрешил в 1901 г. знаменитые петербуржские Религиозно-философские собрания под председательством молодого ректора Александро-Невской академии епископа Сергия (Страгородского), будущего патриарха; но уже через два года Победносцев собрания запретил, испугавшись широты и свободы дискуссий в них, допускаемых свободолюбивым председателем, и публикации этих дискуссий.
• Передовое духовенство и епископат были обеспокоены тем, что высокий академический уровень пореформенной духовной школы сочетается с отталкивающей нравственной атмосферой, царившей в семинариях. В 1905 г. Синод провел опрос относительно желательности церковных реформ и опубликовал ответы в 1906 г. Архиереи осуждали семинарии за невнимание к воспитанию истинных пастырей, за рутину и жесткость, казенщину, за то, что они стали рассадником революционных идей, анархизма, нигилизма. Некоторые архиереи во главе с архиеп. Антонием (Храповицким) предлагали вообще закрыть все существующие семинарии и вместо них открывать пастырские училища в монастырях - подальше от зараженных развратом и атеизмом городов. Школы, по предложению почти всех архиереев, должны были стать всесословными, открытыми для любого юноши, желающего посвятить себя служению Богу. Упор в богословских школах должен был быть на молитву, аскезу, действенную любовь.

• С одной стороны, интеллигенция видела только непривлекательные стороны казенного православия, с другой - позитивистский XIX век уходил в прошлое, и поверхностность и нравственные тупики материалистического социализма не удовлетворяли пытливых и ищущих.
• Однако дорога к духовному взлету, а в конце концов для многих и к Церкви была проторена в XIX веке - славянофилами, Достоевским, Владимиром Соловьевым.
• Младший современник Достоевского, Владимир Соловьев претерпел эволюцию взглядов от левосоциалистического гегельянства, через либерализм и критику славянофильства, в котором он был воспитан, к православному христианству с экуменическим уклоном и особым толкованием славянофильских идей всеединства. Небывалое для того времени поступление Соловьева в Московскую духовную академию по окончании университета, весь его дальнейший путь философа, признающего православие богословски безупречным прямым наследником святоотеческого христианства, и, наконец, его апология Достоевского, которого критики-народники прошлого века оплевывали как реакционера-обскурантиста - всё это сделало православие достойным уважения в глазах интеллигенции, открыло ей стезю в Церковь. Интеллигенции была близка и терпимость Соловьева к западному христианству. Папство он оправдывал как исторически наиболее приспособленное к несению миссии в этом мире и распространению христианства по всему земному шару. В лютеранстве Соловьев видел свободу и упор на интеллектуальный поиск, которые тоже даны человеку Богом.
• Русским радикальным интеллигентам надо было пройти школу марксизма, чтобы вернуться к Богу. Русских социалистов встреча с марксизмом произвела отрезвляющее действие: в отличие от домарксистских социалистических течений, марксизм требовал интеллектуальной дисциплины и усидчивости, серьезного изучения философии и истории. Те, кто последовал этим требованиям марксизма, вскоре обнаружили его несостоятельность, моральный и интеллектуальный тупик материализма. Они увидели, что нравственные проблемы, поднимаемые марксизмом, неразрешимы в рамках материализма и классовой этики. Понятия несправедливости, отчуждения и эксплуатации в моральном смысле  -  чисто духовные христианские понятия, и разрешимы они только в рамках христианской нравственности.
• И тут Соловьев оказался пионером. Он указывал, что этика марксизма была механически заимствована им у христианства, всецело противореча самой сути исторического и диалектического материализма. Протест Маркса против эксплуатации человека человеком бессмыслен с точки зрения классовой этики и отрицания ею общечеловеческой нравственности. Если человек - всего лишь часть материи, то его эксплуатация ничем не отличается от эксплуатации станка или машины. Если существует только классовая этика, то нет критерия, позволяющего ставить интересы одного класса выше интересов других. Если власть и сила в руках буржуазии, то с точки зрения буржуазии нравственны любая несправедливость и насилие по отношению к другим классам, поскольку это служит материальным благам и интересам буржуазии.
• Так критический анализ марксизма толкал выдающихся представителей русской интеллигенции к идеалистической философии и богоискательству, приводя многих из них к Церкви. Это движение, известное под именем «Русского религиозно-философского возрождения», ассоциируется с такими именами, как Сергей Булгаков, прошедший путь от марксистского экономиста до священника, выдающегося религиозного философа и декана парижского Свято-Сергиевского богословского института; Петр Бернгардович Струве, тоже выдающийся экономист и автор первого манифеста РСДРП 1898 г., ставший глубоко религиозным публицистом и историософом; Семен Франк, уникальный мыслитель социального христианства, православный философ; профессор-протоиерей Павел Флоренский, богослов и универсальный ученый ренессансного типа; православные философы Бердяев, Карсавин, Лосский и многие другие.