МАКС ЛУКАДО

«Я ВОЗЬМУ НА СЕБЯ ТЕМНУЮ СТОРОНУ ТВОЕЙ НАТУРЫ»
Божье обетование в плевке солдата

Нечестие беззаконного говорит в сердце моем: нет страха Божия пред глазами его.
Псалом 35:2

Тщеславие настолько укоренилось в сердце человека, что... те, кто пишет против него, хотят обрести славу за то, что хорошо написали об этом, а те, кто читает об этом, хотят обрести славу за то, что прочитали.
Блез Паскаль

Лукаво сердце человеческое более всего и крайне испорчено; кто узнает его?
Иеремия 17:9

Грех, если его рассматривать с христианской точки зрения, является трещиной, которая пронзает все существование.
Эмиль Брюннер

О, злая мысль! Откуда вторглась ты, чтоб покрыть Землю коварством?
Книга Премудрости Иисуса, сына Сирахова 37:3 (Апокрифы)

Что произошло бы с Чудовищем, если бы не появилась Красавица?

Вы знаете эту историю. Было время, когда его лицо было прекрасным, а его дворец — славным. Но это было до проклятия, до того, как тени нависли над замком и сердцем принца. И когда нависла тьма, он уединился в своем замке, пряча звериную морду, изогнутые клыки и печаль.

Но все изменилось, когда пришла эта девушка. Интересно, что произошло бы с Чудовищем, если бы не появилась Красавица?

И что произошло бы, если бы она осталась равнодушной? Кто стал бы обвинять ее в этом? Ведь он был таким... страшным. Волосатым. Слюнявым. Рычащим. Неприступным. А она была такой красавицей. Поразительно великолепной. Заразительно доброй. Если и были два существа, соответствующие своим именам, то разве это не Красавица и Чудовище? Кто стал бы обвинять ее в том, что ей было все равно? Но ей не было все равно.

И из-за того, что Красавица полюбила, Чудовище стало красивым.

Эта история так знакома нам не только потому, что это сказка. Она знакома, потому что напоминает нам о самих себе. В каждом из нас есть чудовище.

Так было не всегда. Было время, когда лик человечества был прекрасным, а дворец славным. Но это было до проклятия, до того, как тень нависла над садом Адама, до того, как тень нависла над его сердцем. И со времени проклятия мы стали другими. Чудовищными. Уродливыми. Дерзкими. Злыми. Мы делаем вещи, которые не должны делать, и удивляемся, почему мы их делаем.

Уродливая часть меня проявила свое чудовищное лицо как-то однажды вечером. Я ехал по дороге с двумя полосами движения, которые должны были слиться в одну. Женщина, которая вела машину рядом со мной, ехала по полосе, которая должна была продолжиться. Я ехал по той, которая должна была влиться в другую. Мне нужно было быть впереди нее. Несомненно мое расписание было более важным, чем ее. Разве я не принадлежу к духовенству? Разве я не посланник сострадания? Посол мира?

Поэтому я нажал на газ.

И знаете что? Она тоже. Когда моя полоса закончилась, она была на крыло впереди меня. Я заворчал, снизил скорость и пропустил ее вперед. Она мило помахала мне рукой через плечо. Р-р-р-р-р-р...

Я включил «ближний свет». Затем дурная часть меня сказала: «Подожди-ка». Разве я не призван проливать свет на темные места? Разгонять тени?

Поэтому я направил дальний свет фар в ее зеркало заднего обзора.

Она отомстила мне тем, что затормозила. И поехала почти ползком. Эта женщина была подлой. Ей было хоть бы что, даже если бы весь город Сан-Антонио куда-нибудь опаздывал; она не хотела ехать быстрее двадцати пяти километров в час. А я не собирался выключать свет фар, светивших в зеркала заднего обзора ее машины. Как два упрямых осла, мы не хотели уступать друг другу: она медленно ехала, а я ярко светил. После еще нескольких недобрых мыслей, в которых я не осмелюсь признаться, дорога расширилась, и я начал обгонять ее. И что же было дальше, как вы думаете? Красный свет остановил нас обоих рядом друг с другом на перекрестке. То, что случилось потом, содержит в себе хорошую и плохую новости. Хорошая новость состоит в том, что она мне помахала. А плохая — в том, что я не стал повторять этот жест.

Через несколько минут мне стало стыдно. «Зачем я это сделал?» Обычно я спокойный малый, но те пятнадцать минут я был чудовищем! Меня утешали только две вещи: во-первых, у меня на машине нет христианской наклейки, а во-вторых, апостол Павел сталкивался с подобной борьбой: «Не то делаю, что хочу, а что ненавижу, то делаю» (Рим. 7:15). Вам когда-нибудь хотелось сказать что-то подобное?

Если да, то вы попали в хорошее общество. Павел не был единственным человеком в Библии, который боролся с чудовищем внутри. В Писании сложно найти страницу, на которой зверь не показывал бы свой оскал. Царь Саул преследовал с копьем молодого Давида. Сихем изнасиловал Дину. Братья Дины (сыновья Иакова) убили Сихема и его друзей. Лот ушел жить в Содом, а затем бежал оттуда. Ирод убил младенцев в Вифлееме. Другой Ирод убил двоюродного брата Иисуса. Если Библию и называют Книгой Добра, то не потому, что таковы люди, про которых в ней говорится. Кровь течет так же быстро в этих историях, как и чернила из перьев, которые их записали. Но зло чудовища никогда не было таким жестоким, как в тот день, когда умер Христос.

Ученики сначала быстро заснули, а потом быстро проснулись.

Ирод хотел зрелища.

Пилат не хотел участвовать во всем этом.

А воины? Они хотели крови.

Поэтому они избили Иисуса плетьми. Плеть легионера состояла из кожаных ремней, на концах которых были свинцовые шарики. У него была одна цель: избить обвиняемого почти до смерти, а затем остановиться. Было позволено наносить тридцать девять ударов, но они редко требовались. Центурион следил за состоянием обвиняемого. Нет сомнения, что Иисус был близок к смерти, когда Ему развязали руки и Он упал на землю.

Бичевание было первым действием солдат.

Распятие было третьим. (Нет, я не пропустил второе. Сейчас мы об этом поговорим.) Хотя Его спина была разорвана в клочья, воины взвалили перекладину креста на Его плечи, повели на лобное место и казнили.

Мы не виним солдат за эти два действия. В конце концов они всего лишь исполняли приказания. Но трудно понять то, что они сделали между двумя этими действиями. Вот как это описывает Матфей:

Иисуса бив предал на распятие. Тогда воины правителя, взяв Иисуса в преторию, собрали на Него весь полк и, раздев Его, надели на Него багряницу, и, сплетши венец из терна, возложили Ему на голову и дали Ему в правую руку трость; и, становясь перед Ним на колени, насмехались над Ним, говоря: радуйся. Царь Иудейский! И плевали на Него, и взяв трость, били Его по голове. И когда насмеялись над Ним, сняли с Него багряницу и одели Его в одежды Его, и повели Его на распятие (Мат. 27:26-31).

Задача солдат была проста: привести Назарянина на холм и убить Его. Но у них была своя идея. Сначала они хотели повеселиться. Сильные, отдохнувшие вооруженные воины окружили измученного, чуть живого плотника из Галилеи и били Его. Бичевание было повелением. Распятие было приказом. Но кто мог получить удовольствие от плевания на полуживого человека?

Плевок предназначен не для того, чтобы причинить боль телу, — он не может этого сделать. Плюют для того, чтобы унизить душу, и так оно и происходит. Что делали воины? Разве они не возвышали себя за счет другого? Они ощущали свою значительность, унижая Христа.

Вы когда-нибудь делали это? Быть может, вы никогда ни на кого не плевали, но вы сплетничали? Клеветали? Вы когда-нибудь поднимали на кого-нибудь руку в гневе или высокомерно закатывали глаза? Вы когда-нибудь направляли дальний свет фар в чье-нибудь зеркало заднего обзора? Делали кому-нибудь плохо, чтобы почувствовать себя хорошо?

Именно это воины проделали с Иисусом. Когда мы с вами делаем то же самое, то делаем это Иисусу. «Истинно говорю вам: так как вы сделали это одному из сих братьев Моих меньших, то сделали Мне» (Мат. 25:40). Как мы относимся к другим — так мы относимся и к Иисусу.

«О Макс, мне не нравится это читать», — возразите вы. Поверьте, мне самому не нравится это писать. Но мы должны осознать тот факт, что в каждом из нас есть что-то чудовищное, заставляющее нас делать вещи, которые удивляют нас самих. Разве вы не удивлялись самим себе? Разве вы не размышляли над своим поступком и не думали: «Что на меня нашло?»

В Библии на этот вопрос есть ответ, состоящий из четырех букв: ГРЕХ.

В каждом из нас есть что-то плохое, чудовищное. Мы «по природе чада гнева» (Еф. 2:3). Дело не в том, что мы не можем творить добро. Мы творим. Просто мы не можем удержаться, чтобы не делать зло. Говоря богословским языком, мы «полностью греховны». Хотя мы сотворены по Божьему образу, мы пали. Мы насквозь испорчены. Самая сущность нашего существа эгоистична и извращена. Давид сказал: «Вот, я в беззаконии зачат, и во грехе родила меня мать моя» (Пс. 50:7). Разве кто-нибудь из нас мог бы сказать о себе что-то другое? Каждый из нас был рожден со склонностью грешить. Греховность — это состояние всего мира. Писание ясно говорит об этом:

Все мы блуждали, как овцы, совратились каждый на свою дорогу (Ис. 53:6).

Лукаво сердце человеческое более всего и крайне испорчено; кто узнает его? (Иер. 17:9).

Нет праведного ни одного... Все согрешили и лишены славы Божьей (Рим. 3:10,23).

Некоторые не согласились бы с такими резкими словами. Они оглядываются и говорят: «По сравнению с остальными я приличный человек». Знаете, свинья могла бы сказать что-нибудь похожее. Она могла бы посмотреть на своих соседей по корыту и сказать: «Я такая же чистая, как и все остальные». Однако в сравнении с людьми свинья нуждается в помощи. В сравнении с Богом мы, люди, нуждаемся в том же самом. Стандарт безгрешности находится не у свиного корыта на земле, а у небесного престола. Сам Бог является этим стандартом.

Мы чудовища. Французский эссеист Мишель Монтень сказал: «Любой порядочный человек, представь он все свои мысли и действия перед законом, заслужил бы быть повешенным десять раз в своей жизни». Наши поступки отвратительны. Наши действия жестоки. Мы не делаем того, что хотим делать, нам не нравится то, что мы делаем, и хуже всего то, что мы не можем измениться.

Мы стараемся. О, как мы стараемся! Но «может ли барс переменить пятна свои? Так и вы можете ли делать доброе, привыкнув делать злое?» (Иер. 13:23). Апостол согласился с пророком: «Плотские помышления суть вражда против Бога; ибо закону Божию не покоряются, да и не могут (Рим. 8:7, курсив автора).

Все еще не согласны? Все еще думаете, что это заявление слишком жесткое? Если так, то примите мой вызов. Проживите без греха в течение следующих двадцати четырех часов. Я не прошу безгрешного десятилетия, года или даже месяца. Всего лишь один совершенный день. Вы сможете это сделать? Вы сможете прожить без греха один день?

Нет? Как насчет одного часа? Могли бы вы пообещать, что в течение следующих шестидесяти минут у вас будут только чистые мысли и поступки?

Все еще не решаетесь? Тогда как насчет следующих пяти минут? Пяти минут жизни, свободной от волнений, гнева и самолюбия? Вы сможете это сделать?

Нет? Я тоже.

Тогда у нас есть проблема: мы грешники, а «плата за грех — смерть» (Рим. 6:23).

У нас есть проблема: мы не святые, а «без святости никто не увидит Господа» (Евр. 12:14).

У нас есть проблема: мы злы, а злым людям воздается наказанием (см. Прит. 10:16).

Что мы можем сделать?

Пусть плевки солдат символизируют грязь в наших сердцах. Затем проследите, что Иисус делает с нашей грязью. Он несет ее к кресту.

Он сказал через пророка: «Я лица Моего не закрывал от поругания и оплевания» (Ис. 50:6). Смешанная с Его кровью и потом, это была сущность нашего греха.

Бог мог бы поступить по-другому. В Божьем плане Иисусу предложили вино, чтобы промочить горло, но почему не полотенце, чтобы утереть лицо? Симон нес крест Иисуса, но он не вытер щеки Иисусу. Ангелы находились от него на расстоянии одной молитвы. Разве они не могли утереть эти плевки?

Они могли, но Иисус не повелел им этого сделать. По какой-то причине. Тот, Кто избрал гвозди, также выбрал и грязь. Вместе с копьем и губкой Он вытерпел и плевки людей. Почему? Может быть, потому что Он видит красоту в чудовище?

Но здесь аналогия со сказкой заканчивается. В сказке красавица поцеловала чудовище. В Библии происходит нечто, неизмеримо более возвышенное: Красавец становится чудовищем, чтобы чудовище могло стать красавицей. Иисус поменялся с нами местами. Мы, как Адам, были под проклятием, но Христос поменялся с нами местами и поставил Себя под проклятие (см. Гал. 3:13).

Безгрешный обрел лицо грешника, чтобы мы могли обрести лицо святого.