Отправляет email-рассылки с помощью сервиса Sendsay

Христианство - от А до Я.

Подписаться Бесплатная новостная рассылка Подписчиков 59 RSS
  Декабрь 2001   →
 1
 2
 3
 4
 5
 6
 7
 8
 9
10
11
12
13
14
15
16
17
18
19
20
21
22
23
24
25
26
27
28
29
30
31


За последние 60 дней ни разу не выходила


Сайт рассылки: http://www.stphilaret.ru
Открыта: 05-12-2001

Автор
Андрей Платонов

Статистика

59 подписчиков
0 за неделю
←   Все выпуски   →

Христианство - от А до Я.


Служба Рассылок Subscribe.Ru
Протоиерей АЛЕКСАНДР ШМЕМАН

Статья взята из Библиотеки огласительной литературы, размещенной на сайте Свято-Филаретовской московской высшей православно-христианской школы http://www.stphilaret.ru

Протоиерей Александр Шмеман

О чуде*

I

Одно из самых больших недоразумений между верую­щими и неверующими заключается в подходе и тех и других к чуду. Верующие очень любят ссылаться на чудеса, и создается впечатление, что вся их вера и ос­нована-то только на «чудесах», на сверхъестественных явлениях. Верующие не понимают, что эти настойчи­вые ссылки на чудеса, эти рассказы о львах, роющих могилы для святых отшельников, о чудесных вмеша­тельствах потустороннего в повседневную жизнь, о снах и видениях, — это все очень часто, вместо того чтобы убедить неверующих и привлечь их к вере, на­оборот, раздражает их и настраивает против веры. Действительно, если бы в мире было столько видимых чудес — повсеместно, постоянно, ежедневно — как это выходит у некоторых верующих и в определенной ре­лигиозной литературе, то просто непонятно, как все еще существуют неверующие...

А с другой стороны, со стороны неверующих, это упорное отрицание чего бы то ни было «чудесного», не­изменное желание не признавать, не видеть, не чувство­вать, пускай и непонятных разуму, но несомненных про­рывов в жизнь несказанного, необъяснимого, к одной таблице умножения несводимого, — также свидетельст­вует о какой-то страшной духовной слепоте и узости.

И вот создались и стоят, один против другого, два лагеря — одинаково упрямых, одинаково непримири­мых. Одни твердят, когда нужно и не нужно: чудо, сверхъестественное нарушение законов природы. Другие в ответ: никаких чудес, все да конца объяснимо, прозрачно разуму, рационально. И вот очевидно, что и те и другие, и верующие и неверующие, просто забыли, а, может быть, никогда и не знали, что вопрос о чуде в христианстве во всяком случае совсем не так прост, и никак нельзя свести его к простой дилемме: либо ес­тественное — либо сверхъестественное, либо законы природы — либо их нарушение. Вот почему и необхо­димо начать обсуждение вопроса о чуде с христианского его понимания и восприятия. И тут сразу же прихо­дится напоминать, что Евангелие отрицает чудо как «причину веры», как доказательство бытия Божиего. О Христе сказано, что в одном месте Он не смог совер­шить чудес из-за неверия людей. И, таким образом, как бы мы ни определяли чудо, для христиан не вера от чу­да, а чудо от веры.

Но и это еще не все, так как в том-то и все дело, что сама сущность христианства отрицает чудо как основу религии, как «сердцевину» религии. Действительно, о чем учит, что провозглашает христианство? Что Хри­стос — Сын Божий, Бог, ставший человеком, приняв­ший на Себя нашу человеческую природу. А это исклю­чает всякое привлечение людей к Богу путем «сверхъес­тественных» доводов и доказательств, так как очевид­но, что если бы Христос хотел заставить людей верить в Себя, то, будучи Богом, Он это и сделал бы при помо­щи чудес. Но нет — в памяти Церкви, в памяти челове­чества Христос остался прежде всего в образе нищего, гонимого, бездомного человека. Христос уставал, пла­кал, страдал, был искушаем. В ночь предания на смерть Он молил Отца Своего не дать вкусить Ему отчаяния смерти. И когда Христос совершил величайшее из всех чудес — воскрес из мертвых — то ни ученики, ни жен­щины, пришедшие ко гробу, не узнавали Его иначе как верой, каким-то внутренним, таинственным, а не на­шим «объективным» знанием. В конце все бросают Христа, все отрекаются от Него, и Христос умирает на Кресте. И потому, когда начинается распространение веры в Христа, приятие Христа как Бога, Спасителя, Учителя, то начинается оно не с «доказательств» от чуда, а с приятия Христа как раз в этом человеческом, смиренном образе. Ведь именно тогда, когда Сам Хри­стос, идя на смерть, говорит: «Душа моя скорбит смер­тельно», когда умирает на Кресте, именно тогда распи­навший Его римский сотник замечает: «Воистину чело­век этот — Сын Божий...»

Всего этого достаточно, чтобы утверждать: нет, не чудо, не чудо, понимаемое как некое непонятное, видимое нарушение самых элементарных, самых абсо­лютных законов природы, не чудо как некий Божест­венный фокус, производимый для того чтобы люди по­верили в Бога, — не это и не такое чудо составляет серд­цевину христианского восприятия, христианского по­нимания чуда. Так как, повторяю, — те, кто «принима­ют» Христа, принимают Его не из-за чудес, а по любви, принимают Его и следуют за Ним прежде всего серд­цем. И именно такого приятия хочет и ищет Сам Христос. «Если любите Меня, заповеди Мои соблюдаете...» Если любите Меня...

А вместе с тем Евангелие действительно полно чу­дес: чудесных исцелений, воскрешения мертвых, виде­ний и тому подобного. Как же согласовать эту несом­ненную «чудесность» христианской веры с отрицани­ем ею чуда как простого доказательства? Об этом мы будем говорить в следующей нашей беседе. Однако уже сейчас скажем, что тайна чуда в христианском его по­нимании неотделима от тайны свободы, а это значит от христианского же понимания места человека в ми­ре, места его в природе — и по отношению к природе, и к ее так называемым законам.

Вот к этой тайне, радостной и, скажу, чудесной, мы и вернемся в следующий раз...

II

В прошлой моей беседе я говорил, что не чудо и не доказательство от чуда стоят в центре христианской веры, как это иногда может показаться со слов и из писаний верующих. Я говорил, что одним из главных гре­хов самих верующих против своей веры является это частое низведение религии до уровня сверхъестествен­ных явлений, нарушающих законы природы и тем са­мым якобы доказывающих и существование Бога, и ис­тинность христианской религии. Я напоминал, что в Евангелии сказано, как в некоторых местах Христос не смог совершить чудес именно из-за неверия людей, чем подтверждается христианское учение о том, что не вера от чуда, а чудо от веры.

Перейдем теперь к другой установке — к той, что ха­рактеризует неверующих, и которая, увы, часто вызва­на безудержными рассказами самих верующих о чуде­сах. Эта установка состоит в радикальном отрицании чуда как чего-то невозможного и в попытках так или иначе развенчать, объяснить, снизить те таинственные и необъяснимые явления, которые верующие называ­ют «чудом». Если в первом случае мы имеем некую изме­ну самих христиан духу христианства, то во втором пе­ред нами не меньшая узость, слепота, непонимание и упрямство. Но прежде всего нужно понять обе эти ус­тановки в их глубоких психологических корнях.

Если верующий так часто и так много говорит о чу­де и чудесном, то это не потому, что сама его вера обя­зательно зависит от этих чудес, а потому, что чудо представляется ему наилучшим доказательством для неверующего. О сути веры, о блаженной наполненности его души, о любви и радости, открываемых ею, так трудно говорить. И вот верующий с самыми, так ска­зать, лучшими намерениями пытается перевести этот опыт на язык, представляющийся ему более «объек­тивным», более способным разрушить скепсис, неве­рие неверующего. И он часто не понимает, что вредит сам себе и вере, которую защищает, ибо он делает это от избытка любви и ревности о Боге.

Неверующий же, со своей стороны, если он так уп­рямо и настойчиво отвергает даже очевидные чудеса, тоже делает это не от каких-то отрицательных чувств, а потому что он также что-то защищает. Что же? Да вот эти самые «законы природы», о нарушении которых так любят вещать поборники и защитники чудес. Тут сказывается даже своеобразное уважение к религии, ибо если, как говорят верующие, Бог создал законы природы, почему и зачем их все время «нарушать»? Ес­ли верующий видит и хочет «доказать» прежде всего всемогущество Божие, Бога как Бога, то неверующий с таким же рвением защищает тот незыблемый и по-своему тоже чудесный и даже необъяснимый порядок и строй жизни и вселенной, вне которого все стано­вится хаосом и произволом. И человек с такой установ­кой сознания не придет к вере от «чудес», ибо они представляются ему не только ненужными, но снижаю­щими понятие о религии. «Если это» религия, если это вера, — как бы говорит такой человек, — то и оставай­тесь при ней, она не для меня».

Так вот, может быть, настоящее разрешение этого многовекового недоразумения состояло бы в том прежде всего, чтобы от этого бесплодного спора о чу­де перейти сначала к попытке понять, о чем говорит христианство, о чем говорит Евангелие, когда говорит о чуде. Все как бы сговорились определять чудо как на­рушение законов природы и спорить о том, возможно оно или невозможно. А что если христианское чудо — это совсем не нарушение законов природы, что если оно — высшее, предельное исполнение этого закона, что между ним и этими пресловутыми «законами» нет противоречия, которое видят и те, кто хочет чудес, и те, кто отвергает их? Да, это трудно доказать, ибо речь здесь идет о чем-то, что можно скорее почувство­вать, увидеть, воспринять сердцем, чем доказать. И это так потому, что такое понимание чуда укоренено преж­де всего в восприятии как чудесного самой жизни, само­го мира — а это значит, в первую очередь, и вот этих са­мых «законов природы».

Сам закон природы открывается и воспринимается как какое-то необъяснимое в своей глубине, в своей му­дрости чудо. И не этот ли опыт как раз имели в виду те великие ученые, те открыватели законов природы, которые ближе и глубже других вникли в тайны приро­ды. Таков, во всяком случае, был опыт Эйнштейна и Пастера; таков, совсем недавний, опыт великого французского палеонтолога и антрополога Тейяра де Шардена. Но если так, если сам мир, если сама жизнь есть чудо, в которую никогда не устанет вникать, кото­рой никогда не перестанет удивляться и восхищаться человек, и чем больше он постигает его, тем силь­нее, — то тогда граница между «чудом» религиозным и этим общим ощущением чудесного как бы стирается. Ибо отличие религиозного чуда от этой всемирной чу­десности только в одном: это чудо есть плод любви, а любовь есть самый таинственный, самый неизучен­ный, но, пожалуй, и самый глубокий из всех законов природы.

Христос творил чудеса. И никогда — для того чтобы «доказать» Свою Божественность или заставить людей поверить в Себя. Но всегда потому, что любил, жалел, сострадал, страдания и нужды людей воспринимал Своими нуждами, Своим страданием. Между тем все, что мы знаем о любви, весь наш опыт ее, сколь бы он ни был ограничен, — указывает на ее потрясающую, действительно чудесную силу и возможности. В любви становится возможным то, что по-человечески кажет­ся невозможным. В любви человек преодолевает свою естественную ограниченность и открывает еще один — высший — закон природы, который обычно остается скрытым от него. В любви узнает он, таким образом, ключ ко всем законам природы, последнюю их подчи­ненность человеку, его духу, его царственному достоин­ству. Чудеса без любви — обман и самообман, и их дей­ствительно нужно и можно отвергнуть. Но любовь есть чудо, и это чудо открывает нам чудесные возмож­ности, не увидеть, не признать которые — значит ниче­го не увидеть и не понять на земле.

* Из «Воскресных бесед по Радио "Свобода"» (№№ 1262 и 1263).

http://subscribe.ru/
E-mail: ask@subscribe.ru 		Отписаться
Убрать рекламу
В избранное