Отправляет email-рассылки с помощью сервиса Sendsay

Религия. Психология. ЗОЖ

  Все выпуски  

Реалии церковной и социальной жизни.


ЧЕЛОВЕК И РЕЛИГИЯ В СОВРЕМЕННОМ МИРЕ

Выпуск 87/2010-01-05

Дорогие друзья! Поздравляем вас с Новым годом! В этом выпуске мы предложим вашему вниманию две публикации о церковных реалиях, продолжение нашего с Александром Грайцером сборника "Религия без любви" и продолжение книги Родерика Нэша "История экологической этики".

РПЦ ополчилась на Деда Мороза, восточных зверушек и салат "Оливье"...  

Эпиграф из журнала упомянутого в статье психотерапевта Марка Сандомирского:

/* Старик с белой бородой и мешком за спиной стучится в дверь, приговаривая */
Это - дедушка Мороз,
Я подарки вам принес!

/* Из-за двери, раздраженно */
Кто тебя позвал сюда?
Сгинь, нечистый, навсегда!
Ты - исчадье злое ада,
Нам в семье тебя не надо!

РПЦ выступила против главных символов новогодних праздников

Православное духовенство всерьез обеспокоено превращением Нового года в «неоязыческий» и «квазирелигиозный» праздник. Особенную тревогу у РПЦ вызывает тщательный выбор россиянами блюд для праздничного стола и подбор нарядов.

Один из представителей духовенства назвал это ритуалом, который мешает задуматься об истинном, религиозном смысле Нового года. Волнует РПЦ и растущая популярность так называемого восточного календаря, когда каждый год ассоциируется с каким-либо животным. Впрочем, эксперты не видят ни в звериных символах года, ни в приобретении нового платья к празднику никакой крамолы. Напротив, именно эти мелочи способны помочь человеку лучше адаптироваться к суровым реалиям нашей жизни.

Деда Мороза и Снегурочку забыть, оливье выкинуть, а тигра отправить обратно на его восточную родину. Такие выводы можно было сделать после совместной пресс-конференции представителей Русской православной и Римско-католической церквей, прошедшей в понедельник. Духовенство осудило превращение Нового года в языческое торжество – из-за «родословной» Деда Мороза и «культа» восточного календаря с привязыванием года к определенному животному. Особенно возмущались священники по поводу различных ритуалов, проводимых для достижения максимального благоденствия в следующем году. «На какой ноге сколько раз попрыгать, в какую сторону повернуться, какие цвета надеть, что подать на стол» – так описал типичное праздничное поведение россиян зампредседателя Отдела внешних церковных связей Московского патриархата иеромонах Филипп (Рябых).

Идеальный новогодний сценарий, по мнению РПЦ, должен выглядеть по-другому. Вечером 31 декабря православным нужно посетить новогодний молебен, в некоторых храмах после этого служат еще и ночную литургию. Далее разрешается провести семейную праздничную трапезу, где уместны морепродукты и рыба, но уж никак не скоромная запеченная курица или тазик с салатом оливье. «Такие застолья могли бы стать для верующих людей «малым заговеньем» перед самыми строгими днями Рождественского поста, со 2 по 6 января, – считает отец Филипп. – Нам нужно связь Нового года и Рождества всячески поддерживать».

Россияне действительно неразборчивы в «новогодних связях». По мнению экспертов, это особенность нашего менталитета. «Мы долго раскачиваемся и так же долго не можем остановиться, – пояснил «НИ» психотерапевт Марк Сандомирский. – Католическое и православное Рождество, Новый, китайский и старый Новый год празднуются скорее по инерции».

Но дело не только в особенностях национального характера. «У Деда Мороза действительно языческие корни, однако РПЦ в свое время поддерживало этого персонажа в пику христианскому, но «буржуйскому» Санта-Клаусу, – пояснил «НИ» доцент Центра сравнительного изучения религий РГГУ Борис Фаликов. – Церковь запуталась, запутались и россияне, которые предпочитают верить и в Санту, и в Снегурку, и в тигра – на всякий случай, вдруг с кем-то повезет. Вместо того чтобы сражаться с новогодними фантомами, РПЦ следовало бы заняться религиозным просвещением православных сограждан».

И все же эксперты восприняли фактическое предание Деда Мороза анафеме скептически. «Хотя Новый год – светский праздник, Церковь не первый год ведет подобные дискуссии, – рассказал «НИ» Борис Фаликов. – Основная причина споров кроется в различии между юлианским и григорианским календарями. Для католиков и протестантов главным и первым праздником является Рождество, у нас сначала идет Новый год, который для верующего человека полон искушений из-за длящегося поста. На мой взгляд, РПЦ стоит задуматься о переходе на григорианский календарь, тем более что большинство из 15 православных церквей уже сделали этот шаг».
 

Глупо обвинять в продажности и неоязычестве того, кто своим поведением опровергает оба пункта, говорят эксперты. «Если кто-то пишет Деду Морозу письмо, то ответ ему гарантирован. Помимо праздничной открытки ребенок получает маленький подарок: сладости или игрушку. Платить, ясное дело, за это не надо, – рассказал «НИ» Владимир Зотов, префект Юго-Восточного административного округа, на территории которого находится столичная резиденция зимнего волшебника. – Кроме того, Новый год сам по себе – прекрасный повод посидеть в кругу семьи, вспомнить все хорошее, что было в прошлом, загадать, чтобы в наступающем году стало еще лучше. Пользы духовной от этого не меньше, чем от молитвы». 

А по мнению психологов, все эти «языческие ритуалы» нужны современным россиянам, как воздух. «Такова потребность массового сознания в персонификации определенных явлений, без которой сложно адаптироваться к окружающей действительности, – убежден Марк Сандомирский. – Вера в чудо помогает легче переносить неопределенность, что особенно важно перед концом года. Человек подсознательно впадает в состояние детства и обращается к самому надежному, что, на его взгляд, может быть – вере в «большого дядю», который придет и все сделает так, как надо. Это нельзя назвать язычеством, скорее бытовой мифологией. Она исполняет функцию психологической поддержки и защиты». 

Новые Известия » Охладеть к Деду Морозу

Церковная вертикаль: круче кремлевской

Новый приходской устав РПЦ МП развеял сомнения относительно того, что является главным приоритетом этой «корпорации»  

В РПЦ МП продолжают укреплять церковную "вертикаль власти". На заседании Священного Синода 10 октября 2009 года была принята новая редакция типового устава прихода РПЦ (см. Журнал № 85), которая поступила на приходской уровень только сейчас. Всем приходам этой Церкви предписано внести в свои уставы соответствующие изменения (т.к. в качестве местных религиозных организаций приходы РПЦ МП обязаны регистрировать только типовой устав, утвержденный Синодом).

Нельзя сказать, что новый типовой устав принципиально отличается от прежнего, разработанного в 1998 году. Однако внесенные изменения наглядно показывают, в каком направлении движется РПЦ МП.

Если, согласно прежнему уставу, высшим органом управления приходом являлось Приходское собрание во главе с настоятелем, то в новой редакции высшим руководителем объявлен епархиальный архиерей. Прилагательное "высший" перекочевало на бумаге к архиерею только сейчас, но на деле епископ уже давно имеет неограниченную власть над священниками и прихожанами.

В типовом уставе -1998 задекларировано, что решения Приходского собрания должны утверждаться архиереем, но типовой устав-2009 сформулировал это в еще более ультимативной форме: "Решения (протоколы) Приходского собрания вступают в силу и подлежат обязательному исполнению после утверждения их Епархиальным архиереем".
Относительно самого состава Приходского собрания типовой устав также претерпел примечательные изменения. Во-первых, в уставе -1998 было упомянуто, что в Приходское собрание входят учредители прихода, т.е. лица, которые, в соответствии с Федеральным законом "О свободе совести и о религиозных объединениях", учреждают приход в качестве местной религиозной организации. Но в уставе-2009 об учредителях ничего не сказано. Во-вторых, в новой редакции провозглашено право архиерея единоличным решением изменять состав Приходского собрания: "Епархиальный архиерей единоличным решением вправе исключить всех (часть) членов из состава Приходского собрания и включить в его состав новых членов по собственному усмотрению". Основанием для этого может быть, например, несоблюдение "канонических правил". Разумеется, их единоличным толкователем в той или иной спорной ситуации будет выступает опять же архиерей: именно он будет решать, нарушили или не нарушили члены Приходского собрания эти самые "канонические правила". Но в принципе основания может и не быть вовсе.

А управы на действия епископа-самодура (при всем уважении к церковным иерархам, разве не было в истории и таких?) искать фактически негде. На епархиальном уровне всё решает архиерей. А выше идти просто нет смысла. Ведь, скажем, согласно статье 51 Положения о Церковном суде, "апелляционные жалобы на решения епархиальных судов, содержащие резолюцию епархиального архиерея, принимаются Общецерковным судом второй инстанции к рассмотрению исключительно по распоряжению Патриарха Московского и всея Руси или Священного Синода" (в качестве первой инстанции Общецерковный суд разбирает лишь дела против архиереев, предполагающие извержение из сана). Разумеется, Патриарх и Синод, сами же и назначающие архиереев, никогда не пойдут на то, чтобы ставить под сомнение их авторитет из-за каких-то "приходских мелочей", носящих обычно хозяйственно-бытовой характер.

Изменения, внесенные в устав-2009, только закрепляют положение, сложившееся на практике. На местах епископы/архиепископы/митрополиты обладают ничем не ограниченной и ничем не уравновешенной властью. Приходское собрание оказывается всего лишь ненужной декорацией. Приход не может иметь никакого собственного мнения о текущих задачах и, уж во всяком случае, не имеет никаких шансов претворить его в жизнь. Любое решение Приходского собрания, прежде чем вступить в силу, обязано пройти через архиерейскую канцелярию. Да и состав самого Приходского собрания архиерей в праве произвольно изменять. Никаких "учредителей прихода" для нового устава тоже не существует: он как бы возникает из ничего и есть ничто, всецело зависимое от архиерейского произвола. Забавно, что из устава-2009 исчезло даже само слово "прихожанин". Вместо прихожан в тексте фигурируют некие "совершеннолетние граждане православного вероисповедания". Это и значит, что приход превращен в ничто. Вместо приходов существует некая аморфная, неструктурированная масса "православных граждан", которую по своему усмотрению перетасовывают архиереи. Вся реальность сосредоточилась в епархиальных управлениях. Всё, что вокруг них – мир теней и призраков, обязанных повиноваться любому приказанию епископа.

Существует масса примеров, как нормальное, сложившееся течение приходской жизни нарушалось тем, что батюшку вдруг перебрасывали на другой приход. Почему? Да потому, что так "епископ решил". Ощущение незащищенности перед архиерейским произволом подавляет инициативу на местах: вместо того, чтобы думать о нуждах прихожан, священники вынуждены думать только о том, как бы не испортить отношения с архиереем.

Такое ощущение, что вся эта система, вся эта "церковная вертикаль власти", существует совсем не ради нужд людей, пусть даже ритуально-формальных. Не люди тут являются главным приоритетом, главным ресурсом, главным предметом трепетной заботы. А что является таковым? Главный приоритет РПЦ МП – это имущество. Единственное, на чем со всей определенностью настаивает Устав РПЦ МП в главе 11, посвященной приходам (кстати, сюда Архиерейскому Собору предстоит внести изменения, чтобы привести его в соответствие с новым типовым приходским уставом), так это на "единстве и неделимости" церковного имущества: "В случае принятия Приходским собранием решения о выходе из иерархической структуры и юрисдикции Русской Православной Церкви, приход лишается подтверждения о принадлежности к Русской Православной Церкви, что влечет прекращение деятельности прихода как религиозной организации Русской Православной Церкви и лишает его права на имущество, которое принадлежало приходу на правах собственности, пользования или на ином законном основании". Пусть люди уходят, главное, чтобы имущество осталось. Вся "церковная вертикаль" выстраивается исключительно с целью удержания имущества, с целью контроля над финансовыми потоками (чтобы, не дай Бог, приход не стал бы сам распоряжаться собственными средствами). Приходское собрание и настоятель должны быть бесправными, чтобы их можно было в любой момент произвольно перетасовать, заменить другими "гражданами православного вероисповедания". Пусть знают свое место, пусть знают, что "незаменимых тут нет", пусть знают, что архиерей имеет право на любую копеечку в церковной кружке и на любой приходской сарайчик. Бесправие мирян и рядового клира призвано обеспечить безраздельный контроль над церковной собственностью со стороны высших иерархов РПЦ МП.

Церковь должна быть едина как Тело Христово. Но единство во Христе едва ли соотносится с единством, свойственным финансово-хозяйственным корпорациям, да еще и построенным по тоталитарному принципу…

Александр Храмов,  для "Портала-Credo.Ru"  

PS Позволю себя добавить свои соображения, хотя для многих это наверное самоочевидно.

Авторитаризм высшей иерархии приведёт к необратимым последствиям превращения и без того тяготеющей к тоталитаризму организации в подлинно тоталитарную. И это при активной борьбе-то с так называемыми "тоталитарными сектами"!

Тоталитаризм этот будет заключаться в следующем: высшая иерархия сможет беспрепятственно назначать на высокие должности или на наиболее "приоритетные" места (скажет, в крупных храмах) только тех священников, которые им удобны.

Соответственно, неугодных (реформаторов, "обновленцев", либералов, свободомыслящих, экуменистов и тп) легко можно будет лишать "приоритетных" мест, ссылать служить в какую-нибудь "тьму тараканью" или вовсе запрещать в служении.

Таким образом, высшая иерархия будет проводить лишь ту линию "окормления" верующих, которая ей удобна. Инакомыслящее священство будет лишено возможности воздействовать на умы и сердца верующих.

Священник - это не только тот, кто служит службы и совершает обряды. Но это прежде всего - наставник. Его влияние на воцерковлённых и практикующих верующих очень и очень велико. Он может знать из исповедей мельчайшие детали жизни и мыслей человека. Он может возбуждать чувство вины за "непослушание" или "ропот", а так же и за вольнодумство.

В качестве манипуляции, кроме слов, используется очень сильное средство - отказ "грешнику" в отпущении грехов и недопущение к причастию. Для практикующего и воцерковлённого человека эти вещи очень серьёзны.

Таким образом, священник имеет достаточно большую власть над практикующими верующими. А для непрактикующих и невоцерковлённых есть иное средство - использование СМИ в качестве пропаганды своей идеологии. Помимо этого, появится и ещё один инструмент - ОПК (изучение православия в школах).

Самое время воскликнуть в отношении самой РПЦ: "ОСТОРОЖНО, СЕКТА!!!"


См. так же по этой теме: Протоиерей Павел Адельгейм. ЛИКВИДИРОВАТЬ МИРЯН КАК КЛАСС. Вступил в силу новый Устав Прихода РПЦ МП – произвол епископа теперь ничем не ограничен
28 января 2009 г. Поместный Собор РПЦ МП утвердил новый Устав РПЦ, принятый Архиерейским Собором 16 августа 2000 г., с дополнениями и поправками, принятыми Архиерейским Собором 27 июня 2008 года. 10 октября 2009 года Священный Синод утвердил новую редакцию типового Устава Прихода РПЦ, указав епархиальным архиереям привести гражданские уставы приходов в соответствие с новой типовой формой и обеспечить государственную регистрацию изменений в данные уставы.
Изменения, внесённые в Устав прихода, создали принципиально новую структуру местной религиозной организации РПЦ МП. Новый Устав завершил процесс абсолютизации архиерейской власти в Церкви. Диктатура епархиального архиерея, давно установившаяся в епархиях РПЦ МП вопреки действовавшему Уставу, теперь закреплена учредительным документом РПЦ МП. (далее - по ссылке)

Е. Преображенская, А. Грайцер. РЕЛИГИЯ БЕЗ ЛЮБВИ. Когда религия становится безумием (продолжение)

(Предыдущие части сборника см. в блоге наших рассылок на сайте "Каруна" в разделе Религия без любви). 

Напомню, на чём мы остановились в прошлый раз: «Если не употреблять резких слов, свойственных традиционному христианству, о том, что все люди греховны, можно сказать иначе: все люди несовершенны в той или иной мере. И, следовательно, каждому человеку есть в чём раскаиваться. Вероятно, читатель сильно удивится, но большая часть форумлян каким-то непостижимым уму образом считает, что покаяние предназначено лишь для нецерковных людей (которых они называют неверующими, хотя на самом деле очень небольшой процент невоцерковлённых людей не имеет никакой веры), но ни в коем случае не для них. Для такого рода людей в бытность моего участия на том форуме я написала небольшую статью о покаянии, которую приведу здесь».

Е. Преображенская. О покаянии (отредактированный вариант)

В нашей жизни мы никогда не стоим на одном месте, не бываем статичными. Мы постоянно меняемся, постоянно двигаемся, делая духовные шаги то вперёд, то назад, то вверх, то вниз. Духовная жизнь динамична, переменчива, и покаяние является отнюдь не однократным актом.

Вначале давайте разберёмся, что такое покаяние, и как оно происходит. О том, каким должно быть стремление получить прощение грехов, в Библии говорит пророк Исайя:
«Омойтесь, очиститесь; удалите злые деяния ваши от очей Моих; перестаньте делать зло;  научитесь делать добро, ищите правды, спасайте угнетенного, защищайте сироту, вступайтесь за вдову. Тогда придите - и рассудим, говорит Господь. Если будут грехи ваши, как багряное, - как снег убелю; если будут красны, как пурпур, - как волну убелю.» (Ис. 1, 16-18)

Чтобы такая перемена в жизни человека произошла, он должен осознать, что именно в его жизни неправильно и требует изменения. Потому что покаяние – это не слова молитвы и не религиозный обряд. Греческое слово, соответствующее русскому «покаянию» – «метанойя» – это перемена мышления, которая влечёт за собой внутреннюю и внешнюю перемену. Когда Библия говорит «покайтесь», то это слово – синоним слов «одумайтесь» или «опомнитесь». Речь идёт об осознании грехов. Это значит, что глобально покаяться – переосмыслить что-то в жизни, чтобы перестать делать зло и постараться делать добро, может любой человек, не только христианин.

Покаяние – это то, что относится к внутренней сфере жизни человека. Это отнюдь не выход на публичную молитву (как принято у многих протестантов). Это и не обряд исповеди (как принято у католиков и православных), хотя такой обряд может стать следствием внутреннего покаяния. Но нигде в Библии не указывается, что покаяние – это какой-то обряд или выход на публичную молитву. Иисус сказал:  «И, когда молишься, не будь, как лицемеры, которые любят в синагогах и на углах улиц, останавливаясь, молиться, чтобы показаться перед людьми. Истинно говорю вам, что они уже получают награду свою. Ты же, когда молишься, войди в комнату твою и, затворив дверь твою, помолись Отцу твоему, Который втайне; и Отец твой, видящий тайное, воздаст тебе явно».

Обращение и покаяние, таким образом, происходит глубоко интимно – в глубине сердца, втайне. Это может произойти где угодно и когда угодно: во время богослужения, во время беседы, во время чтения книги, во время размышлений, дома или в общественном месте.

Покаяние – это процесс в сердце, а не на публике.

Из этого следует, что ни у кого из нас нет права делить людей на «покаявшихся» и «непокаявшихся» (как это делают протестанты), потому что покаяние происходит в сердце, а сердца знает только один Господь. Более того, любой человек – и тот, кто знает Библию, и кто её не знает, может пережить покаяние, прислушиваясь к голосу совести и понимая, что в чём-то поступал неправильно.

Покаяние – это усилие и стремление к доброму, но оно совершенно не означает, что человек сразу же делается абсолютно праведным. Это представление крайне нереалистично и обычно связано с тем, что человек думает лишь об очень грубых и тяжёлых грехах. Отсюда рождается заблуждение: не выпиваю, не ругаюсь матом, не прелюбодействую, не убиваю и не ворую, следовательно, «покаявшийся», «рождённый свыше» и «праведный». Но в мире много людей, которые не выпивают, не ругаются матом, не прелюбодействуют, не убивают и не крадут без всякого особенного покаяния. И одновременно люди, которые считают себя «покаявшимися», сплетничают, осуждают, ссорятся, обижают и оскорбляют, завидуют, превозносятся друг перед другом и имеют множество других грехов.

Покаяние не означает, что человек непременно тут же изменяется, потому что измениться трудно, и большинство из нас, имея веру, продолжает так же совершать много грехов. «Все мы много согрешаем», – пишет апостол Исаков в Новом Завете. Но это значит только одно: верующие, которые считают себя «покаявшимися», тоже нуждаются в покаянии. 

Христос обращается к верующим со словами: «Ты носишь имя, будто жив, но ты мертв», «Ты говоришь: "я богат, разбогател и ни в чем не имею нужды "; а не знаешь, что ты несчастен, и жалок, и нищ, и слеп, и наг. Итак будь ревностен и покайся... Имеющий ухо да слышит, что Дух говорит церквам» (книга Откровения Иоанна).

Оказывается, что одного акта покаяния совершенно недостаточно, но покаяние является долгим процессом – на протяжении всей жизни – совершенствования человека. Так, Павел, будучи апостолом, осознавал своё несовершенство и стремился к святой жизни: «[Говорю так] не потому, чтобы я уже достиг, или усовершился; но стремлюсь, не достигну ли я, как достиг меня Христос Иисус. Братия, я не почитаю себя достигшим; а только, забывая заднее и простираясь вперед, стремлюсь к цели, к почести вышнего звания Божия во Христе Иисус». (Фил. 3:12-14)

Покаяние – это продолжительный процесс, это ПУТЬ, а не однократное действие. Совершить молитву – это ещё не полное покаяние, это лишь его начало. Это толчок, после которого происходит движение к Богу. Но чем ближе человек подходит к Богу, тем более видит в себе грехов, и тем более раскаивается в них. Вот почему мы читаем про многих святых то же, что и про святого Макария. 

Преподобный Макарий Оптинский в письме к одной из своих духовных чад писал, что он исполнен гордости и лежит в грехах, и если бы у нее открылись глаза, и она увидела только малую часть его злых деяний, то ее взору предстало бы чудовище. Это писал старец, всю жизнь достигавший духовного совершенства. Однако такое мнение святого о себе самом не удивительно: в свете славы Божией праведник яснее замечает свои человеческие недостатки, что дает ему повод для еще большего смирения. (Если кого-то непривычно коробит или задевает христианское слово «смирение», вместо него можно употребить более привычное для нас слово «скромность». Ведь дело не в том, какое слово мы употребим, а в том, какой смысл мы в него вложим).

Преподобный Исайя объясняет это так: «Пока нерадит человек о себе самом, дотоле думает в сердце своем, что он друг Божий. Когда же освободится от страстей, - стыдится возвести очи свои на небо пред Бога, видя себя крайне отдаленным от Него». Чем ближе человек к Богу, тем больше осознаёт, насколько он ещё далёк от Него. А не наоборот! 

И теперь самое важное. Можно ли считать себя «покаявшимся», если покаяние – это не однократное действие, а долгий путь перемены на протяжении жизни? И тут я снова хочу обратиться к примерам святых.

Однажды послушники аввы Арсения Великого подошли к его келлии и услышали, как он молился:

— Боже, не оставь меня! Я не сделал пред Тобою ничего доброго, но даруй мне, по благодати Твоей, положить начало.

Так, один из выдающихся святых Церкви не видел своего величия и, более того, молился о том, чтобы Господь помог ему начать путь спасения. Такое отношение к собственной духовной жизни было свойственно многим праведникам.

Младший современник преподобного Макария авва Cисой Великий, когда приблизился к смерти, возлег на одр, и возле него собрались его друзья-пустынники. Вдруг старцы заметили, что лицо святого просияло, как солнце.

— Вот пришел авва Антоний Великий, — произнес умирающий, а немного спустя добавил:

— Вот пришел лик пророков.

Через некоторое время лицо преподобного Сисоя еще более заблистало небесным светом, и он сказал:

— Вот вижу лик апостолов.

Сияние, исходящее от святого, постоянно усиливалось, и он начал разговаривать с невидимыми посетителями.

Старцы спросили его:

– С кем ты, отче, беседуешь?

Пришли ангелы взять меня, а я прошу, что бы на некоторое время оставили меня для покаяния.

– Ты, отец, — сказали монахи,— не имеешь нужды в покаянии.

– Нет, я уверен, что еще и не начинал покаяния, — ответил авва Сисой, и сияние его лица достигло такой силы, что все находившиеся поблизости пришли в трепет.

Смотрите, вот Господь. Он говорит: «Несите ко мне избранный сосуд пустыни» — произнес преподобный и предал свой дух в руки Божии. И тотчас вся его келлия наполнилась неизъяснимым благоуханием. Так гласит предание.

Авва Дорофей пишет, что как ветви дерева «преклоняются к земле под тяжестью плодов, так и праведники, чем более приближаются к Богу, тем более смиряются и видят себя грешными».

Святые понимали, насколько их покаяние несовершенно. Они не могли себя называть «покаявшимися», а других «непокаявшимися», потому что других они видели намного лучше себя, а себя грешнее других. Не наоборот! И в этом они полностью исполнили учение Христа, который оставил притчу о мытаре и фарисее.

Святой Арсений молится о том, чтобы положить начало добродетели, потому что осознаёт себя грешным. Святой Сисой говорит на смертном одре, что ещё не начинал покаяния, потому что осознаёт себя грешным, а своё покаяние ничтожным, слабым, несовершенным.

Наше доброделание неизмеримо меньше и слабее, но большинство верующих почему-то мнит себя гораздо лучше всего окружающего мира.

Наше покаяние неизмеримо несовершеннее, чем у святых, но большинство мнит себя «покаявшимся» и «изменившимся». В то время как святые осознают несовершенство своего покаяния.

Святые уподобляются мытарю из притчи Христа, а большинство из нас фарисею. Доброе в другом, независимо от его веры, достойно уважения и Богу приятно.

Доброе в другом святые всегда видят. Доброе в себе святые осознают ничтожным.

Большинство верующих поступает с точностью наоборот: доброе в себе превозносят, грехи преуменьшают и считают ничтожными, но в других грехи замечают, а доброе видеть и ценить не хотят.

Но это и ужасно. Это лишь доказывает, что считающие себя близкими Богу, на самом деле ещё очень далеки от Него. /Конец статьи/

Продолжение сборника следует…

Родерик Нэш ПРАВА ПРИРОДЫ История экологической этики (продолжение)

(На сайт книга выкладывается по частям параллельно с очередной публикацией в рассылке в категорию статей: История экологической этики (а так же и в блог наших рассылок). Там можно смотреть предшествующие части книги).

Судя по первой половине жизни Джозефа В. Кратча трудно было предположить, что он станет главным сторонником идей Леопольда. Но, как говорит название его автобиографии, у него было "Больше жизней, чем одна". Родившись в 1893 г. в Ноксвилле, Теннесси, Кратч закончил факультет английского языка в Колумбийском университете, и в 1920-х годах стал одним из ведущих американских интеллектуалов эры "потерянного поколения". Кратч полагал, что религия, мифология, искусство и этика не могут быть основой веры человека. В 1924 г. в широко принятой книге "Современные нравы", он пришел к заключению, что человеческий дух вынужден пребывать в жестоком мире, лишенном моральных и духовных ценностей. И все же Кратч утверждал, что человек должен поддерживать свое отличие от остальной природы и "умирать, как человек, а не как животное". Здесь имел место прежний дуализм, так долго препятствовавший экологический этике. Молодой Кратч считал, что он не является частью природной сообщности. Главным его чувством по отношению к природе был страх.

Следуя образам Т.С. Элиота в "Пустыре" (1922), Кратч писал в 1929 г. о своем отчаянии перед лицом "пустыни" человеческих ценностей. Но когда он побывал в настоящей пустыне, он начал менять свое мнение. Процесс этот начался в 1938 г., когда Кратч впервые оказался на Юго-западе. Как и в случае с Леопольдом, восприятие дикой природы изменило его мышление. Кратчу, прежний интерес которого к природе ограничивался кормлением коннектикутских птиц, пустыни юго-запада показались чем-то невероятным и величественным. Здесь он понял, что природа существует, и причем очень прекрасно, и без малейшего намека на человека и его цивилизацию. Отталкиваясь от такого видения дикой природы, Кратч приступил к формулированию новой философии, основанной на важности всего остального мира.

Следующим шагом интеллектуальной одиссеи Кратча было открытие для себя Генри Дэвида Торо. С трудами Торо он знакомился, будучи студентом колледжа и отвергал их, считая совершенно неуместными в области поиска значения и ценности в человеческом поведении. Но к 1940-м Кратч уже соглашался с тем, что Торо указывал на один выход из тумана, в котором оказались современные интеллектуалы. Люди могли найти утешение в своей принадлежности к большой сообщности живых существ. Проникнувшись таким восприятием, Кратч по новому взглянул на отношения Торо с рыбами и птицами пруда Уолден и в 1948 г. опубликовал биографию натуралиста из Новой Англии. Тем самым он повторил пример Генри Солта, написавшено биографию Торо (1890), практически приняв природную этическую философию.

В начале 1950-х, после многих путешествий на Юго-запад с целью обновления своего духа, Кратч опубликовал "Год пустыни". Это был сборник природных эссе, похожих на вступительные секции "Альманаха" Леопольда, где тоже описывается природа в различные поры года. В 1952 г. в возрасте 59 лет, Кратч завершил свое паломничество, оставив Колумбийский университет и перебравшись в малонаселенную область в Аризоне. Последовала целая серия книг, в которых была отражена новообретенная радость Кратча по поводу природы: "Голос пустыни" (1956), "Большой Каньон"(1958) и "Забытый полуостров: натуралист в Баджа Калифорния" (1961). Все эти работы объединяла общая тема: "Дикая природа и идея дикой природы является извечным магнитом для человеческого духа".

Леопольд раньше Кратча открыл Юго-запад и признал ценность дикой природы. В 1950-е годы Кратч вновь последовал примеру Леопольда, углубившись в экоэтику. В 1954 г. появилось его выразительное эссе, названное "Сбережения природы недостаточно?" В нем Кратч утверждал, что для спасения природы от эгоизма человека прежнего утилитарного и антропоцентрического ресурсного управления было недостаточно. Он отстаивал необходимость "любви, чувства и понимания в отношении сообщности гор, почвы, растений и животных, частью которых мы являемся". Разумеется, это была почти что перефразировка Леопольда, и Кратч называет "Альманах" "тонкой работой" и "зародышевой"; также он цитирует малоизвестные эссе Леопольда в "Журнале лесничества" (1933).

Кратч, разумеется, не был ученым-профессионалом. Его инстинкт, как гуманиста, питался теологическим органицизмом Джона Рэя, которого он цитировал в "Сохранения природы недостаточно?". Но Кратч понимал уместность экологических изысканий по отношению к его этике. "Наука экология, - писал он, - объясняет все те связи, которые несмотря на всю свою кажущуюся удаленность... являются даже для нас очень важными". Исходя из этого, Кратч развил один из главнейших постулатов экологии, а именно, ироничность "слишком успешного участия в борьбе за существование" современных людей. Кратч считал, что изменения человеком природы считаются "полезными" лишь в том случае, если они не слишком нарушают экосистему как целое. Всё в природе имеет свои границы, даже человеческий прогресс, и если человечество "все-таки пытается выйти за эти пределы, природа скажет свое последнее слово".

Всё это для Кратча еще больше подчеркивало необходимость "большей моральности", основанной на понимании того, что люди "являются не только частью человеческой сообщности, но и всей природной сообщности". Подобно Леопольду, Кратч не был уверен в отношении того, является ли его расширенная этика чистой в смысле уважения прав других частей мира, или она содержит в себе полезную нацеленность на успешное продолжение человеческого существования. Как и Леопольд он знал, что общественность 1950-х годах благоволит именно к "полезной этике". Но Кратч подчеркивал своё убеждение в праве на жизнь существ, не имеющих прямой связи с благом человека. Но несмотря на это, в основном его философия, как и философия Леопольда, ориентировалась на идею о том, что этическое отношение к природе "в итоге принесет пользу также и людям". В 1956 г. Кратч продолжал развивать свою философию уважения к природе в книге "Великая цель жизни". В ней исследуется одна из старейших идей западной (особенно христианской) мысли, а именно то, что каждая часть и каждое существо мира имеют в глазах творца свою ценность и важность. Кратч полагал, что наука экология говорит о том же самом только нетеологическим языком, но он сокрушался по поводу того, что многие ученые проявляют явное неуважение к жизни и жизненным процессам. Биология в колледже, с её упором на коллекционирование и анатомирование животных, кажется почти не учила любви к природе. Убийство животного без особой на то надобности, соглашался Кратч со Швейцером, "является преступлением". Новая революционная этика, подразумеваемая в таком заявлении, также присутствует и в другой фразе Кратча, объявившего, что "беспричинное убийство животного от беспричинного убийства человека отличается лишь степенью". В 1956 г. Кратч не углублялся в это философское различие, но в духе борцов за права животных, и в отличие от Леопольда, он выступал против охоты, анатомирования животных, меховой торговли.

Хоть Кратч был наиболее популярным американским писателем, обнародовавшим леопольдовские идеи о расширении этических границ, он был далеко не единственным ученым, сохранившим широкие философские воззрения в век экономики. Одним из таких ученых, поддерживающих его, был биолог Олаус Мури, противник контроля над хищными животными, который сотрудничал с Леопольдом при создании Общества Дикой Природы в 1935 г. В 1954 г., в тот же год, когда Кратч написал свое эссе об ограниченности природоохранного движения, Мури опубликовал "Этику управления Дикой Жизнью". Он критиковал антропоцентрических "технарей" дикой живности, единственной целью которых было поддержание популяций диких животных, и выражал надежду, что все-таки в будущем будет больше "вдумчивых" ученых, пытающихся "понять наше место в природе". Собственный поиск этики, касающейся природы, заставил Мури высказаться о "чувстве всеобщего соседства в природе, частью которой мы являемся". Указывая на Леопольда, Торо и Ральфа Эмерсона, Мури призывал к "великодушному кодексу этики", позволяющему природе иметь "право на существование". Он не был против спортивной охоты в том случае, если она включала любовь ко всему контексту природы и уважение к жертве. Такой была позиция Леопольда. Что касается "охотников за мясом", убивавших всех животных без разбора, Мури осуждал их с той же силой, что и Кратч, подбрасывая тем самым в костер полемики об этике охоты жару.

Как эколог, понимавший важность каждого живого "винтика и колесика" для здорового функционирования земли, Леопольд подчеркивал необходимость спасения всего биомеханизма. Другими словами, каждое существо имело право на "долгую жизнь". Этой этикой земли подразумевалось, что слишком полная победа человека в его борьбе за существование влечет за собой не очень то приятные последствия для победителей. "В итоге победители станут побежденными" - писал Леопольд. Природный мир, слишком подогнанный под человеческие потребности, мог погубить самих "портных". Вначале Леопольд стремился к уничтожению таких хищников, как волки; затем он рекомендовал думать как гора, то-есть, не антропоцентрически, а холистически. Эволюция, по его мнению, была великим управителем. "Люди, - говорил он, - являются всего лишь спутниками других существ в их одиссее эволюции".

В 1950-е годы дальше всех с "идеей целостности экосистемы" пошел Рене Дюбо (1901-1982). Блестящий бактериолог, получивший Пулитцеровскую премию, Дюбо в начале своей карьеры занимался умерщвлением конкретной формы жизни: микробов. Его исследования явились заметным вкладом в дело разработок и применения антибиотков. Благодаря новым чудесным препаратам, таким как пеницилин, человечество возомнило себя способным гигиенизировать весь мир. Но с течением времени Дюбо стал сомневаться в том, насколько "допустимыми" являются результаты его исследований. Но к 1950-м годам он уже был знаком с экологией и был готов сказать, что даже микробов нельзя уничтожать. Пусть антибиотики контролируют вредные микробы, но не уничтожают их. Здоровый человеческий организм, как полагал Дюбо, должен сопротивляться инфекции естественным путем. Люди и микробы должны существовать рядом друг с другом, подобно тому, как рядом друг с другом существуют волки и люди. Это была совершенно новая точки зрения. Как отмечал один из коллег Дюбо, тем самым впервые высказывалась мысль о том, что болезни являются частью общей гармонии.

Дюбо не утверждал, что микробы имеют право на существование, которое люди должны уважать. Он говорил, что будет все-таки лучше, если люди не уничтожат микробов, так как в обратном случае могут возникнуть непредвиденные проблемы для здоровья самих людей. Это все, что он говорил, но это был уже далеко не прежний дуалистический эгоцентризм. В "Бог внутри" (1972) Дюбо объяснял различие между "явным" антропоцентризмом, согласно которому "человек является единственной ценностью, с которой следует считаться в этом мире", и тем, что он называл "прсвещенным антропоцентризмом", согласно которому "в итоге мировое благо совпадает с собственным благом человека". Как и Кратч, о котором он написал восхищенное эссе, Дюбо утверждал, что эффективное управление землей будет иметь место лишь в том случае, если мы будем любить природу "ради нее самой". Думая экологически, Дюбо пришел к выводу, что микробы также являются обитателями леопольдовской горы, нашими спутниками по эволюционному путешествию и, вследствии этого, имеют право на существование.

Продолжение следует…

Новости нашего блога ЖЖ "Религиозный гуманист"

Блог наших рассылок на сайте "Каруна: путь сострадание и любви"

Обзор нашей деятельности

Приглашение к сотрудничеству

Ведущая рассылки Елена Преображенская

До следующих виртуальных встреч!

Будьте успешны и счастливы!


В избранное