Журнал «Вера и разум» №12 1911 г.

Псалтирь, одна из книг Ветхого Завета, представляет собой наилучшее всемирное произведение, богатое психологическими местами. На этот раз мы попытаемся описать по Псалтири психическое состояние нераскаянного грешника.

«Нечестивый зачал неправду, был чреват злобою и родил себе ложь»« (Пс. VII, 15). Подобно тому как по учению ап. Иакова: «каждый искушается, увлекаясь и обольщаясь собственною похотью. Похоть же, зачавши, рождает грех, а сделанный грех рождает смерть» (Иак. I, 14-15), так и в этом месте Псалтири изображается постепенное развитие греха в душе человека. Грех, по учению Псалтири, начинается неправдою, уклонением от нравственного закона в мыслях, чувствах и желаниях. Затем, постепенно развиваясь, грех переходит в господствующую в душе страсть, злобу, и, наконец, обнаруживается открытым нарушением закона «рождает ложь». И раз появились в душе греховные помыслы, такого человека неудержимо влечет к подобным себе, к нечестивцам. «Блажен муж, который не ходит на совет нечестивых, и не стоит на пути грешных, и не сидит в собрании развратителей (Пс. I, 1). Зачатый в душе грешника беззаконный помысл и родившаяся ложь влекут грешника на путь нечестивых. Это состояние души — младенческий возраст греха: человек совершает первый шаг на скользком пути: в душе его является пока лишь только одна склонность ко греху. Но эта склонность постепенно вырождается в потребность грешника: человек «стоит на пути грешных». Это душевное состояние — отроческий возраст греха.

Наконец, у человека греховное состояние его души утверждается как полное и постоянное коснение в одобрении греха. Это — «сидение на седалище губителей», состояние развращения, в котором зло, как заразительная болезнь, стремится к своему распространению и к подавлению добра (2 Тим. II, 17). Это состояние — зрелый возраст греха: в душе человека укореняется застарелая страсть. И эта греховная страсть пускает настолько глубокие корни в душу грешника, что в ней заглушаются все добрые инстинкты, а злые помышления вытесняют из его сердца все нравственные устои. Причем, сила нравственного зла постепенно возрастает в сердце грешника, вытравляет в душе его все добрые стремления, овладевает всем существом его и ведет его к отрицанию самых начал нравственности, а вместе и бытия личного верховного начала добра, Бога. Здравый разум, внушающий признание бытия Божия, на этой крайней степени развращения, уже не в состоянии бороться с влечениями злого сердца, и делается рабом его, усиливаясь, вопреки всем свидетельствам истины, уверить себя в том, что нет Бога, и тем самым дать возможность грешнику спокойно предаваться злу без страха наказания, без смущения и угрызения совести.

Грех затемняет разум человека: «сказал безумец в сердце своем: нет Бога» (Пс. XIII, 1 и LII, 2). Таким образом, грешник достиг своего апогея: он всецело погряз в своем грехе, дойдя до отрицания Бога, до полного безумия.

И вот обезумевший нечестивец в высокомерии своем позволяет себе пренебрегать своим внутренним чувством Бога и хулит Его, причем не обнаруживает в себе ни малейшего желания веровать в Него, и во всех своих намерениях и действиях является совершенным безбожником; для которого нет ничего непозволенного и святого: «в надмении своем нечестивый пренебрегает Господа: « не взыщет, во всех помыслах его «нет Бога!» (Пс. IX, 26). — «Свет ума нечестивого» — объясняет это место св. Иоанн Златоуст — «погасает, мысли его притупляются, и сам он отдается пленником пороку. Как слепец часто падает в яму, так и он, не имея страха Божия пред очами своими постоянно проводит жизнь в нечестии, — не так, чтобы то в благочестии, то в нечестии, но постоянно в нечестии, не помнит ни геенны, ни будущего суда, ни воздаяния, но отвергнув все эти побуждения, как узду, подобно нагруженному кораблю предается опасным ветрам и буйным волнам»[1].

Нечестивый смело творит всякие беззакония и то, что дает столько смелости нечестивому, — это его верование, что Бог не заботится о совершающемся в мире (Пс. IX, 26-32). «Нечестивый, которому попущено, чтобы все пожелания души его исполнялись, впадает в странные мнения, размышляет сам в себе, будто Бог забыл промышление свое о мире, что Он отвратил от него свое благодетельное смотрение о нем, так что решительно ничего не хочет видеть, что в нем делается»,[2] — говорит в сердце своем: «забыл Бог, закрыл лицо Свое, не увидит никогда» (Псл. IX, 32). «Посмотри», — объясняет это место Святой Иоанн Златоуст[3] — «в какую нечестивый низвергается пропасть погибели, какие составляет суждения; не осмеливаясь, по бесстыдству их, высказывать их явно, — он содержит их в себе самом, восстает против истины и омрачает, — по слепоте души своей, то, что яснее солнца». Причина низвержения нераскаянного грешника в пропасть погибели та, что он думает в душе своей, что Бог не станет взыскивать с него за его по стыдные деяния; — «нечестивый пренебрегает Бога, говоря в сердце своем — Ты не взыщешь?» (Пс. IX, 34). Итак, нераскаянный грешник не имеет Бога пред собою (Пс. LIII, 5), в душе и сердце его нет ни страха Божия, ни памяти о Нем. Подобные нераскаянные грешники «говорят против Бога нечестиво и суетное замышляют против Него». Псл. СХХХVIII, 20). Они прекословят и противоборствуют Богу, напрасно превозносясь и надмеваясь человеческой жизнью[4]. Они не имеют страха Божия пред глазами своими, (Псл. XXV, 2) — ничто не останавливает их на пути зла, потому что они ничего не боятся, даже суда Божия[5].

Итак, нераскаянный грешник не имеет в сердце своем страха Божия, т.е. того начала религиозно-нравственной мудрости (Притч. I, 7) или благочестия, которое удерживает людей от зла и побуждает стремиться к добру (Псл. XXXIII, 12 и 15); у него нет живого представления о Боге, как верховном Владыке, Законодателе и праведном Мздовоздаятеле; у него отсутствует ясное сознание своей обязанности благоговеть пред Ним, исполнять Его святую волю и избегать всего, что может оскорблять Его величие и святость. Поэтому нераскаянный грешник подобен тому евангельскому судье, который Бога не боится и людей не стыдится (Луки XVIII, 2) и вследствие этого не способен к исправлению и от него, — несмотря ни на какие самые очевидные доказательства всей несправедливости его отношений к гонимому (1 Царств XXVI, 18-20 и 23-24) нельзя надеяться на существенное изменение этих отношений к лучшему, нельзя ожидать искренности, беспристрастия и даже просто милости и пощады. И, несмотря на такое душевное состояние, нераскаянный грешник иногда из-за корыстных целей готов лицемерно проповедывать заповеди Божии, «что и отмечает псалмопевец: «грешнику говорит Бог: что ты проповедуешь уставы Мои и берешь завет Мой в уста твои, а сам ненавидишь наставление Мое и слова Мои бросаешь за себя (Псл. XLIX, 16 и 17) в знак презрения и ненависти.

Из лицемерных исполнителей Закона Божия нераскаянные грешники становятся врагами Его: «рыкают враги Твои среди собраний Твоих; поставили знаки свои вместо знамений наших; показывали себя подобными поднимающему вверх секиру на сплетшиеся ветви дерева; и ныне все резьбы в нем в один раз разрушили секирами и бердышами; предали огню святилище Твое; совсем осквернили жилище имени Твоего; сказали в сердце своем: «разорим их совсем» — и сожгли все места собраний Божиих на земле» (Псл. LXXIII, 4-9).

Таковую ожесточенную ненависть к Богу нераскаянный грешник переносит и на тех, кто верует в Него и «ходит в Законе Его» (Псл. СVIII, 1). «Нечестивые натягивают лук, стрелу свою прилагают к тетиве, чтобы во тьме стрелять в правых сердцем» (Псл. X. 2) — таким образом, нераскаянные грешники приготовляются, чтобы погубить правых сердцем, которые ни в чем неповинны, и которые ничего коварного не питают в сердце своем. В своей злобе на правых сердцем, нераскаянный грешник «сидит в засаде за двором; в потаенных местах убивает невинного; глаза его подсматривают за бедным; подстерегают в засаде, чтобы схватить бедного; хватает бедного, увлекая в сети свои; сгибается, прилегает, — и бедные падают в сильные когти его; говорит в сердце своем: «забыл Бог, закрыл лицо Свое, не увидит никогда». (Псл. IX, 29-32).

Таким образом, по образу своих действий в отношении к чтителям Господа, нераскаянные грешники уподобляются разбойникам и кровожадным львам. Как разбойники, укрываясь в засаде, позади селений, подстерегают неосторожных путников и, внезапно нападая, убивают их, чтобы воспользоваться их собственностью (Ос. VI; 9; Иов. XXIV, 13-14), или, как лев, притаившись в логовище своем, подобно хитрому ловчему, незаметно расставляющему свои сети, высматривает оттуда добычу свою и мгновенно, одним прыжком. бросаясь, схватывает и терзает ее своими когтями (Псл. XVI, 12), — точно так же и нераскаянный, нечестивый грешник на каждом шагу коварно подстерегает бедного, ни в чем неповинного праведника, чтобы так или иначе, незаметным для него образом, причинить ему вред, подвергая его какой либо опасности или лишая имущества, чести, здоровья и самой жизни (Псл. XVI, 11), и притом — эти нечестивцы, делая все это совершенно разбойнически, без всякого страха и опасения с полною уверенностью в успехе и в беззаконности своих злодейских действий полагают, что «Господь оставил притесняемых» (Псл. IX, 82). Вместе со всем этим нераскаянные грешники не ограничиваются одним простым преследованием праведников, они кроме того воздают последним злом за добро, сиротством душе их (Псл. XXXIV, 12), — т.е. своими злодеяниями, — нередко за оказанные праведниками нечестивым благодеяния, — они, нечестивые, лишают праведника жены, семейства и друзей и ставят его в положение несчастного, всеми забытого немощного сироты (1 Царств XIX, 12 и XXV, 44; XXVI, 19в. Псл. XXI, 21. XXIV, 16. XXVI, 10. XXX, 1213); лишают праведника самого дорогого семейного утешения и отрады (Псл. CXII, 9в. СХХVI, 3. СХХVII, 3-4) и причиняют душе праведника тяжелую скорбь, какую испытывают или потерявшие всех своих детей родители (Быт. XLII, 36 и 38. Иов. I, 19-20. Иск. XLVII, 19), или совсем осиротевший бедняк (Псл. XXXIV, 14). И во дни бедствия праведника, нечестивые радуются его несчастию и собираются бранить праведника, сами не зная за что, и поносят его, не переставая, причем с лицемерными насмешниками скрежещут на него зубами своими (Псл. XXXIV, 15, 16), подмигивают или перемигиваются глазами в знак льстивого одобрения или насмешки и издевательства, или же тайного заговора и злоумышления (Псл. XXXIX, 19), — причем расширяют уста свои, т.е. хохочут во весь рот, или неистово смеются над несчастием праведника (Пл. Иерем. II, 16) и громко выражают друг другу свою радость что, наконец, удалось увидеть его в положении близком к погибели: хорошо! хорошо! видел глаз наш (Псл. XXXIV, 21)! «Не одними только насмешками преследуют праведника нечестивцы: «назирает праведного грешный» (Псл. XXXVI, 12). «Грешный» — т. е. не случайно согрешающий по немощи человеческой, в каком смысле все люди грешники пред Богом (Иов. XIV, 4-5. 3 Царств VIII, 46), но человек нечестивый (Псл. XXXVI, 12) весь отдавшийся греху, закосневший в нем, не желающий принести сердечного раскаяния пред Господом своим, и притом греховными действиями устраивающий свое земное благополучие, — такой обыкновенно злоумышляет или ненавидит праведника, т.е. человека, вообще, благочестивого, верующего, поступающего по правде Божественного Закона (Псл. 1,1-2 и в. V, 9. XIV, 2 и СХVIII. 1, и стремящегося к достижению оправдания пред Богом (Деяний XIII, 39. Римл. II 13); ненавидит же нечестивый праведного потому, что видит в последнем живой укор и обличение своего нечестия (Прем. Сол. II, 12-14); потому то нечестивый назирает праведного, т.е. наблюдает, подсматривает за ним с коварным намерением причинить ему вред (Псл. XXXVI, 32 и IX, 29-30), злоумышляет против него и скрежещет на него зубами своими (Псл. XXXVI, 12в). Нераскаянный грешник, подобно хищному зверю, готов растерзать праведника, причинить всякое зло, всякое насилие и прямо погубить его (Псл. XXXVI, 32в и XXXIV, 26).

Ненависть нечестивых к праведнику простирается до того, что они ищут поглотить его (Псл. LV.,2) — для этого они строят против праведника сначала замыслы коварные (Псл. LXIII, 3), а затем злодейские мятежи, причем изостряют язык свой, как меч, напрягают лук свой — язвительное слово, чтобы в тайне стрелять в непорочного (Псл. LV, 4-5а): подобно стрельцам в засаде. И вот нечестивцы внезапно стреляют в него, в праведника (Псл. LV, 5в): внезапно направляется словесная стрела и уязвляет душу праведника. Причем ожесточенные и нераскаянные грешники не боятся (Псл. LV, 5с), не страшатся божественного суда, потому что они, нечестивые, утверждаются в злом намерении (Псл. LXIII, 6), совещаются укрыться, говорят: кто их увидит. Таким образом, нечестивцы уверены, что Бог равнодушен к их коварному и незаконному поведению по отношению к праведнику. (Псл. IX, 32-34. VIII, 8. ХСIII, 17).

В своем преследовании праведника нечестивцы употребляют всевозможные меры.: — истощая все средства своего остроумия в составлении своих убийственных намерений: „изыскивают неправду, делают расследование за расследованием даже до внутренней жизни человека и до глубины сердца» (Псл. LXIII, 7).

Злодеяния нераскаянного грешника обширны: «когда он видит вора, сходится с ним» (Псл. XLIX, 18а), т.е. входит с ним в содружество, подражает ему — и с прелюбодеями сообщается» (XLIX, 18в) — другое тяжкое преступление. Причем «нечестивый уста свои открывает на злословие, и язык его сплетает коварство». (Псл. XLIX, 19). Злоба нераскаянного грешника не щадит и самых близких к нему: «он сидит и говорит на брата своего, на сына матери своей клевещет». (Псл. XLIX, 20). Нераскаянный грешник садится, чтобы говорить, т.е. отдается злоречию на долгое время: он клевещет не мимоходом и легкомысленно, но с умыслом и настойчивостью; он говорит на своего брата, который имеет одного с ним отца, и против сына своей матери, т.е. против своего брата от одной с ним матери, который должен ему быть более дорог, чем предшествующий. «Злодеяние нечестивого в этом случае» —по словам Св. Иоанна Златоустого — «особенно велико потому, что он злословит брата своего, который ни в чем не виноват, и притом на того, кто одной с ним, нечестивым, матери причинил болезни рождения, родился из одного корня, получил одно с ним происхождение, с ранних лет вместе с ним воспитывался, — а нечестивый (!)... его злословит, да и не только злословит, но и приводит в дело клевету свого, и все это проделывает с хитростью и с коварством[6].

Такое ужасное отношение нераскаянного грешника к Богу, к Его праведникам и к своим ближним объясняется крайне упавшим нравственным состоянием этого человека: «ожирело сердце[7] его, как тук (Псл... СХVIII, 70) — сердце сделалось жестким, как сыр. Молоко, огустевши и отвердевши, становится сыром: так и сердце гордых по природе мягкое, твердеет от неправды.

Пребывая в таком состоянии, нераскаянный грешник «заключился в туке своем (Пс. ХVI, 10а), т.е. избалованный счастьем (внешним) жизни своей, огрубел сердцем своим (Втор. XXXII, 15. Иов. XV, 27. Псл. LХХХIII, 7. Исх. VI, 10), и сделался неспособным к чувствам жалости и человеколюбия, притом «надменно говорит устами своими» (Псл. XVI, 10в), — уверенный в непоколебимости своего счастья и в своей безнаказанности высокомерно похваляется своими злобными намерениями и коварными угрозами против праведника: «уста нечестивого полны проклятия, коварства и лжи; под языком его — мучение и пагуба». (Псл. IX, а8). Развращенность и испорченность нечестивцев сказывается на состоянии их сердца и органах речи: устах, гортани и языке, исполненных глубокого нравственного растления; нет в устах их истины (Пс. V. 10а), т.е. они — совершенно люди лживые и обманщики, так что словам их невозможно верить и в чем либо полагаться на них: а «словам их соответствуют и помыслы их: «сердце их» — первоначальный источник всех стремлений, слова и дела (Мф. XI, 19) — «пагуба», т.е. наполнено злыми, развращенными мыслями и намерениями (Причт. XI, 6, Мих. VII, 3) на погибель ближнего (Псл. XXXVII, 13); «гортань их», — орудие речи (Псл. CXIII, 15 и CXLIX, 6), а вместе и глотания (Псл. LXVIII, Иер. II, 25) — как «открытый гроб» (Псл. V, 10е) с гниющим трупом «распространяет великое зловоние», клеветы, и злословие[8] и угрожает смертною опасностью как бы ожидая принять в себя и поглотить новую жертву (Иер. V, 16); но нераскаянные грешники «языком своим льстят» (Пс. V, 10с), убийственный яд своих губительных замыслов прикрывают льстивыми словами, ласкательством и мнимыми благовидными целями и намерениями, чтобы тем легче привлечь к себе людей простодушных, неподозревающих коварного обмана (Псл. LIV, гг. прит. VIII, 5). Дойдя до всецелого развращения, нераскаянный грешник дает полный простор грубым страстям дикой природы своей и, — не только не стыдится своих хищнических злодеяний, но, напротив, «хвалится похотью души своей, корыстолюбец ублажает себя» (Псл. IX. 24).

Своими злодеяниями нераскаянные грешники достигают земного благополучия; но часто бывает, что они, — только по видимому благоденствуют, живут в неге, роскоши и удовольствиях», но все это устраивают на чужой счет: «нечестивые берут взаймы, и но отдают» (Псл. XXXVI, гл. Сирх. XXIX, 40), а при этом, конечно, они всегда трепещут внезапного требования кредиторами уплаты долгов своих, и через это возможности полного разорения. Но, несмотря на это, нераскаянные грешники, потерявши совесть, видимо благодушествуют, «выкатились от жира глаза их», (Псл. LХХII, 7а) т.е. пользуясь земным благополучием, и предаваясь чрезмерному объедению и пьянству, — они телесно растолстели и из их толстых, одутловатых щек злодейски, украдкою выглядывают зверски хитрые глаза. Поклоняясь чреву, как богу своему (Филип. III, 18), они продаются всем испорченным желаниям сердца своего, — «бродят помыслы в сердце их» (Псл. LXXII, 7в); предаются издевательствам и клеветам: «над всем издеваются, злобно разглашают клеветы, говорят свысока» (Псл. LXXII, 8), горделиво, бесстыдно.

Не ограничиваясь всем этим, нечестивцы, — как ожесточенные и нераскаянные грешники, кроме того еще и богохульствуют, — «поднимают к небесам уста свои» (Псл. LХХII а), «и говорят: как узнает Бог, и есть ли ведение у Вышнего?» (Псл. LXXII, и). Как сатана, но описанию книги Иова (1, 7), «злочестивый язык их расхаживает по земле» (Псл. LXXII, 9). От всего этого они впали в гордость, и последняя, «как ожерелье обложило их, и дерзость, как наряд, одевает их» (Псл; LXXII, 6).

Таково психическое состояние нераскаянного грешника, нечестивца, изображенное в Псалтири.

А. Никонов.