Некрас Рыжий, он же Вячеслав Майер. Философ и социолог с университетским образованием. Сидел три с половиной года за антисоветскую агитацию. Фрагмент текста взят с www.oper.ru

Майер Вячеслав Андреевич

Чешежопица

Ресницы доброго дракона

Жаль, конечно, что добрый дракон, из ресниц которого по преданию появились чаинки, не родился человеком. Чай – жизнь советских лагерей, ее духовное наполнение и главный поставщик витаминов в обессиленное тело зэка. Этот поставщик – чай грузинский. Все другие чаи как в зоне, так, впрочем, и на воле, увы, кулинарно-ботаническая редкость. В ожидании ареста будущий зэк вшивает чай в фуфайку, рассыпая его в вате, хоронит в шапке, перестегивая ее, в обшлага рукавов, в ремни, каблуки, в резинки трусов. Мастера делают из чая черное, как смоль варево, которым пропитывают рубашки и майки. Как только новичок появится за решеткой, первым долгом подлетают к нему и спрашивают: «Принес ли чай?» В зонах и тюрьмах только и разговоров – где можно и через кого подтянуть плиту чая. Есть ли чай у баландеров, продается ли в тюрьме дубаками, на что он сейчас обменивается в бане и прожарке?

Чай – это живительный кофеин – кровь чифириста. Зэк так к нему привыкает, что когда чая нет, наступает горе, сумерки, болит голова, трещат кости, замирает сердце. В камерах начинаются драки и спаситель, объединитель людей – чай. Ищут его в сидорах – не завалялись ли чаинки, перебирают пропахшую мочой вату матрасов и подушек, так как там он может заваляться, ибо часто от шмонов в них прячут чай. Найдя что-либо похожее на чаинки, кипятят. Чай пересыпают и заваривают нежно, как драгоценность. Рассыпанный чай не западло и собрать. Чифирист за чай отдаст не только мать родную, но и все остальное, включая душу.

Чай кипятят много раз, до бесконечности, три первых подъема – первяк, вторяк, третьяк считаются благородными, далее на подъем чай отдается чертям и педерастам. Но некоторые и спитую заварку не выбрасывают, ее сушат и добавляют, мухлюя, в настоящий чай – фальсифицируют. В прошлом веке фальсифицировали только на воле и только в Капорье, в селе под Санкт-Петербургом, добавляя в китайский сушеные листья Иван-чая. Тот чай назывался капорным. Этот фальсифицированный, зоновский, зовется педерастичным. Педерастичный чай сплавляют пидорам и чертям, блатной же, обнаружив подвох, сразу бьет поставщика по мордам. По советским раскладкам зэку положено в месяц 50 граммов чая из ларька и по грамму в день в столовой. Получается почти три грамма в день. При этом в тюрьме чаем не отовариваются. Учтем, что не каждый месяц можно купить пачку чая, так как многие наказываются лишением ларька и к тому же в столовой чай только по цвету является таковым. Давно научились в столовых подавать «чай», заваренный старой заваркой, запаренной с содой.

В ларьке прежде всего отовариваются чаем. Черти и педерасты, купив чай, по закону его должны передать мужикам и блатным, им настоящий чай пить не полагается. В тюремном шмоне чай спасают в первую очередь, его не западло прятать в фуфло пидорам, привязывать пакеты к мошонкам, опускать в целлофановых пакетах в унитазы, хранить в мусорных бачках-тузиках. Камеры, в которых имеются заначки для чая, считаются особо хорошими. Умеющий доставать чай и знающий к нему дорогу – самый почитаемый человек в зоне и в тюрьме.

При допросах арестованный сразу просит следока принести ему плиту чая, только тогда он будет давать показания. На чай меняется все, из-за чая убивают, растлевают, мучают. Уже давно все пропахло, провоняло чаем и баландой в зэковских учреждениях Союза. Торговля чаем – важнейшая статья дохода работников зон и тюрем, а также охраны и конвойной службы. Охрана в большинстве комплектуется из иножителей: в русских районах охранники нерусские, в национальных наоборот – русские, украинцы, литовцы. Подкопить к дембелю деньжат, купить иногда водочки можно только продажей чая. В районах с зонами в магазинах чая днем с огнем не найдешь, его получают в посылках, достают через знакомых, спекулянтов и родственников. Чай в зоны носят вольнонаемные, а также зэки, находящиеся в расконвое. Как ни просматривают машины, детали, готовую продукцию, какую только слежку ни организуют, чай проходит в зоны, скрепляя и объединяя людей, толкая их на разговор, отгоняя дурные мысли и не позволяя всему «шиферу» упасть с головы.

Лагеря и объекты, находящиеся в них, окружены сеткой противокида, высотой в 15-20 метров. На этой сетке всегда висят «мертвяки» – не долетевшие до зоны пакеты с чаем, висят, как повешенные, служа предметом частых пересудов зэков. Мастера кида – это непревзойденные спортсмены. На воле хобби «кид» очень ценится. Приезжают к ним дружки и направляются они в окрестные зоны, хорошо зная их ландшафтную планировку. Цена зоны повышается, ежели туда можно закидывать – забрасывать с размаху – с руки, с бега, с машин, мотоциклов; используют самострелы-арбалеты и переносные кидо-бросальные машины. Если зона в лесу, машину устанавливают на деревья и натяг – канатно-кожаные ремни – позволяет перебрасывать через противокид любой высоты. Кидают обычно в праздничные, воскресные дни, ночью, заранее оповещая о времени кида, а на территорию строящихся зэками объектов даже в обычные рабочие дни. Удачный кид – радость и праздник: шутка ли, получить два килограмма чаю сразу!

Проектировщики МВД при размещении лагерей учитывают возможность кида. С их точки зрения вовсе не нелепо размещение зон на открытых площадках, в болотах, на вершинах сопок. Хорошая продуваемость, болотистость и открытость вокруг зоны – лучшие препятствия киду. Попробуй что-либо забросить, стоя по пояс в холодной воде или на шатающихся кочках. Головное управление по проектированию лагерей находится в Ленинграде, имея почти во всех краях свои филиалы. Устроиться туда проектировщиками сложно, оформляют долго, проверяя тебя и предков вплоть до десятого колена; но овчинка выделки стоит – оплата богатая, все ментовские льготы в придаток, а работа несложная: сиди и черти простые казармы – бараки согласно советскому стилю «барокко». Морока лишь с согласованием проектов во всевозможных ментовских организациях, которые вносят свои «зоновско-оперативные» коррективы, в том числе для затруднения кида.

По поверию, чай содержит сотни витаминов и минеральных солей – он средство от всех болезней: от желудочных и головных болей, им промывают глаза и раны, прополаскивают половые органы, вступая в связь с педерастами, смачивают бинты и накладывают на опухоли. На воле из чая делают вытяжку, концентрат, которым начиняют конфеты и пропитывают оберточную бумагу, добавляют во все разрешимое к пересылке в тюрьму и зону.

Чай – важнейший элемент любого зэковского ритуала, им поддерживают зэков настоящих, понимающих вкус арестантской жизни. Можно жевануть и всухую. Сначала непривычно – словно песку в рот набрал, но потом, прослюнявив, почувствуешь прилив сил, на мгновение отойдешь от сумеречных мыслей. Он, чай, связующее звено между жизнью и смертью. Из-за него и к грузинам отношение особое: у них ведь чай растет! Приготовлять чифирь не каждый может и не все зэки к этому чародейству допускаются. Зэки страны Советов получше китайцев и японцев – признанных ценителей чая, знают, как лучше заваривать – разбираются в воде, в посуде, в чаеразвесочных фабриках. Ценятся те зоны, где вода артезианская, из своих, лагерных скважин, а также где ангарские и енисейские воды. Нормален чай на воде Новосибирской, Иркутской и Минусинской тюрем, плох в Читинской, Курганской, «совсем не чай» в казахстанских и волжских зонах. Лучшая ферментация чая производится на Иркутской чаеразвесочной фабрике. Все знают, что в ее ограде стоит памятник чифирю – большой заварной чайник с надписью «Грузинский чай». Настоящий чифирист и в драку вступит, доказывая преимущества иркутского чая по сравнению с зугдидским или уфимским.

Блатные и мужики чай варят сами, не доверяя этот благородный напиток чертям и педерастам. В камерах это производится так. Садится зэк на корточки у параши, ставит человека на вассер у пики и приступает к чародействию. Хороший огонь, плотное пламя и отсутствие запаха дают хлопчатобумажные «дрова» – рубахи байковые, нательное белье. Заранее из них делаются жгуты-закрутки, их поджигают, пепел стряхивают в рядом стоящую шлюмку с водой. В считанные минуты вода начинает бурлить, и тогда другой, подручный, сыплет чай. Он поднимается кипячением несколько раз. Полученное варево сливается в эмалированную кружку пахана. Пьют чифирь по кругу, передавая кружку друг другу – по глотку в первый круг, затем по два во второй и так далее.

Не понять впервые попавшему в карантин, зачем к нему подходит блатной и по-сталински, так же как тот проверял новую солдатскую форму на параде 1938 года у солдата Ивана Водянова, начинает ощупывать рубашку, запускает руки в нательное белье и, взвизгивая, кричит:

- Скидывай быстрее! Братва, смотри, рубаха – ништяк, байковая – отличные дрова.

- Ребятушки, – взмаливается владелец дров, – она теплая, жена по блату достала, я больной, все время простываю.

- Мы тоже все больные и тоже не пальцем деланные, знаем давно, что дрова пакистанские, корейские, китайские, наши – ситцевые, полотенца махровые и вафельные дают отличный жар, кипяточек славный. Скидывай и молись, что не сдираем вместе со шкурой, а замену даем. Возьми симпатическую (синтетическую). Такие не горят, а плавятся, руки обжигают, плохо тушатся. Вонь от них идет – смрад, как из толкана. Дубаки просыпаются. Дрянь из них дрова.

Многоходочный зэк, возвращаясь в свою хату, обязан прихватить дров и как можно больше – таковы неписаные правила.

Есть такие чаевары-виртуозы, что, разговаривая через кормушку с дубаком, кипятят чай, притом, одной рукой держит кружку, другой – пламя из сложенной китайским веером газеты. Плохое пламя дает московская «Правда», отпечатанная на белой финской бумаге, лучше своя бумага – пермских и сахалинских целлюлозно-бумажных комбинатов. Чай варят везде – на шконках и под ними, на одеялах, под одеждой. В этом случае под кружку подстилают мокрое полотенце, чтобы матрас не загорелся. Умудряются даже варить в Столыпиных, автозаках – будках-коробках, которыми доставляют на объекты зэков из выездных зон. От такой варки алюминиевые кружки становятся черными, их разрешается чистить чертям. Они соскребают со стен кирпичную и штукатурную пыль и драят кружки до блеска, тратя на это многие часы. Можно чистить использованной заваркой, кусками валенок и бумагой. Но бумага – дефицит, нужна для подтирки задниц, тарочек и чтива на досуге.

Началась заварка. В коридоре дубак почувствовал запах гари, а то и увидел в глазок. Он дал сигнал тревоги. Врывается наряд, для страха с собаками, которые имеют обыкновение прыгать на стол. Начинается шмон – распинывание кружек, поиски чая. Нашли чай, выписывают очередное постановление, сумма которых приведет в конце концов к карцеру. Постановки и карцер: в зоне их приходится отрабатывать долго и упорно, без нарушений режима.

Не нашли дубаки чая – радость и обсуждение. Как только не варят чай в зонах! Сколько людей гибнет от самодельных кипятильников, электроплиток с открытыми спиралями. Сколько возникает пожаров. Идут чередой сплошные замыкания, вплоть до отключения всей зоны, гибели людей и порчи оборудования. За изготовление самодельных кипятильников полагается строгое наказание – ШИЗО и ПКТ. Чайники и заводские кипятильники разрешены в жилых секциях, но они быстро выходят из строя, их надо достать с воли или покупать за бешеные цены у зэков, куда-то прятать. В тумбочку ставить нельзя, так как места просто нет. Их прячут под кровать, шнур – отдельно. Под кроватью дневальный, убирая помещение, может такой чайник запомоить. Надо договариваться, чтобы предварительно перед уборкой поставил на кровать или отнес завхозу. Маленькие кипятильники в Советском Союзе большой дефицит. К тому же во многих уральских, среднеазиатских, закавказских, тайшетских зонах вода с большим содержанием солей. Ее на воле не пьют из-за жесткости. Такая вода при нагревании быстро покрывает кипятильник известковым налетом, и он выходит из строя. Приходится пользоваться самоделками, конструировать их из бритвочек – моек, как-то изолировать, доставать проволоку, штепсели делать из гвоздей, а то и без них. Первый раз человек, увидев такое приспособление, пугается и отказывается им пользоваться. Работает оно мгновенно – вода бьет ключом и часто «по голове».