Детство из прошлого века

Тот, кто не изучает историю, повторяет ее ошибки. Тот, кто изучает историю, сумеет ошибиться по-новому. Ч. Вулф

Не знать истории - значит всегда быть ребенком. Цицерон Марк Туллий

Мы все родом из детства… Успех и ошибки берут своё начало в детстве, отрочестве, юности. Кому-то, счастливое детство и гармоничные отношения в родительской семье, дают прекрасный старт для успеха во взрослой жизни. Кому-то, даже в мыслях, не хочется возвращаться в своё детство – так это, бывает, не просто… Кто-то мужественно выдерживает сложные отношения с родителями, когда сам уже воспитывает своих детей и уверен в том, что никогда не будет делать так со своими детьми, как его родители…

Отдельные судьбы похожи на судьбу целой страны. Пока страна свершала революцию, боролась за власть, урожай, защищала свою жизнь от фашизма, строила развитой социализм и рвалась в капитализм, добывая материальные блага и свободу слова. Уже второе поколение страны растёт, забывая не только историю, но и традиции, укрепляющие семью. Мы растим своих детей, с ужасом поглядывая в телевизор – что их ждёт? Присматриваемся к церкви – может быть, это окажется спасением души наших детей?

Давайте обратимся к истории, к тем, кто родился за долго до нас. В истории есть ошибки. В ней есть и подсказки. История служит пищей для размышлений. Прислушайтесь к себе, читая этот рассказ-диалог о прошлом – вдруг что-то отзовётся в вашей душе, подскажет решение, или – прояснит вашу позицию, какой бы непримиримой она не была – ведь, она Ваша…

В этой беседе вы не найдёте готовых ответов и рецептов. Она, скорее, затронет вашу «генную память» и добавит вопросов, на которые следует искать ответы… 

Мне ничего неизвестно о том, что вы думаете и чувствуете до тех пор, пока ВЫ не написали…  water-fire-metal@mail.ru

 Желаю вам приятного чтения... С уважением к Вам, Романова Елена

 БЕСЕДА С АЛЛОЙ АНДРЕЕВОЙ. ДЕТСТВО

… Давайте вспомним и поразмышляем об ушедшем времени, расскажем нашим детям обо всем, что видели и пережили. Тогда сохранится ткань нашей жизни – пусть не совсем такой, какой она на самом деле была – и рисунок бледнее, и материал поизносился, – но сохранится вечный порядок вещей: ткань времен ткется, не прерываясь, отцы передают детям свои знания, делятся своими мыслями, завещают свои духовные ценности.

Жизнь течет и изменяется. Мы видим это и стараемся удержать уходящее – в памяти, в рассказах-воспоминаниях, мемуарах, произведениях искусства. Конечно, живая ткань жизни во всей своей полноте сохраняется только в душе современников, уходя с ними вместе навсегда. Жизнь просачивается сквозь пальцы так незаметно, что мы не сразу замечаем, что носим в голове и сердце память о том, чего уже не знают наши дети. Не знают и не понимают. А ведь у нас в стране в ХХ веке жизнь особенно резко менялась дважды – в результате революции и в результате события, еще не имеющего имени, назовем его "отказом от социализма".

Нашей собеседницей стала Алла Александровна Андреева.

Алла Бружес родилась в 1915 году в семье московской интеллигенции. Как многие ее ровесницы, любила читать книги и обожала музыку. В 1929 году кончила семилетку. С 15 лет работала в издательстве корректором, но сердце принадлежало искусству. В 1935 году поступила в Институт повышения квалификации художников-живописцев, после его окончания работала художником. В 1937 году произошло событие, во многом определившее ее жизнь: Алла Александровна встретила Даниила Андреева, писателя и поэта, автора – в будущем – книги "Роза Мира". В 1947 году их арестовали в числе заговорщиков, "замышлявших" убийство Сталина. Даниил Андреев обвинялся и как автор романа "Странники ночи", который был признан антисоветским. Роман пропал в подвалах Лубянки. Из лагерей Алла Александровна освободилась в 1956 году. И дальше – началась жизнь, посвященная мужу: сначала – хлопоты по его освобождению, потом – забота об умирающем муже, работавшем над черновиками, спасенными ею из тюрьмы. После смерти Д. Андреева в 1959 году – тридцатилетнее молчание и хранение его рукописей. С конца 80-х годов Алла Александровна публикует произведения Даниила Андреева. Сегодня главное в ее жизни – выступления с чтением стихотворений и поэм мужа.       

– Алла Александровна, Ваше детство пришлось на 20-е годы. Время царской России к тому времени уже прошло, а традиции советской – еще не устоялись. Каким было Ваше детство?

– Мое раннее детство пришлось на годы военного коммунизма. Я родилась в Москве, потом папа – он кончил биологический факультет в Петербурге и медицинский в Москве – был мобилизован, получил направление в Орловскую губернию – начальником госпиталя. Располагался этот госпиталь в 11 км от Мценска в бывшем имении Сологуба, и папа был одновременно и заведующим, и единственным врачом на всю округу – так, как это описывается у Булгакова в “Записках молодого врача”. Лечились в госпитале все, кто заболевал в округе, и раненные солдаты – был восемнадцатый год, вовсю шла Первая мировая война.

В Москву мы вернулись в году 1920-ом или 21-ом, тогда мне было лет пять-шесть. Жили мы на Петровке, потому что папа работал в Центральном институте труда на углу Рахмановского переулка. Во дворе был дом, принадлежавший этому институту, – там мы и жили.

– Алла Александровна, Ваша память сохранила какие-то картины жизни Москвы времен НЭПа и военного коммунизма?

– …Что такое был военный коммунизм в Москве с точки зрения шестилетней девочки? Пустая Москва, вся в снегу, машин не было ни одной, зато были извозчики. Даниил (Андреев. – Ред.) помнил еще конку, я уже только трамвай. Очень интересная деталь: видимо, несмотря на условия военного коммунизма, днем было совсем не страшно, потому что я одна ходила по Москве.

Мы жили на Плющихе, а мой детский сад был на Пироговской. Это, конечно, близко для взрослого человека, но я ходила туда одна шестилетней девочкой.

А когда в мои семь лет мы переехали на Петровку, то я не могу Вам даже сказать, где я не ходила! Я училась в школе в Кривоарбатском переулке во вторую смену. Значит, после второй смены вечером домой шла одна.

А НЭП… Музыкой НЭПа была "Баядерка" Кальмана. Вся Москва танцевала шимми из нее. НЭП – это было очень весело, на маме – красивое платье, на столе – вкусные вещи… Я ничего более серьезного не помню, но как-то люди головы подняли, – правда, ненадолго. Потом это страшно кончилось. К 30-му году они все уже были расстреляны.

Что же я могу помнить о своем детстве… Очень трудно говорить о житейской стороне. Дело в том, что сейчас дети необыкновенно погружены в быт. В мое время так не полагалось. Например, мы с братом никогда не знали, что сколько стоит. Отношение к детям было другим, чем сейчас. В самых хороших семьях – а у меня была очень хорошая семья, прекрасные мать и отец – дети имели все, что могли только придумать, но никогда этого не знали. Я только взрослая поняла, сколько для нас с братом делалось, но никто никогда этого не подчеркивал. Мы имели многое, но не росли избалованными детьми – воспитание было очень строгое.

Всегда говорилось так, что самый главный в доме – папа.

Что мамы слушаются беспрекословно.

Что няне не дай Бог сказать какую-нибудь грубость.

Это взрослые, и они главные.

Слушаться – об этом не может быть спора. Ребенок должен слушаться.

– А как Ваши родители добивались такого послушания?

– У ребенка должна быть детская жизнь. И каждый в семье должен знать свое место. У нас была именно детская жизнь, отдельная и отличная от жизни взрослых. По-настоящему дети растут в детской, а не вместе с папой-мамой в одной комнате или двух. У папы должен быть – кабинет, у мамы – будуар, должна быть – столовая, где обедают, и на другом конце квартиры – детская. Такой порядок существовал и у нас в доме где-то до 18-го года, когда мы жили в Москве в Кривоколенном переулке – позже, конечно, все стало иначе. Я жила до трех лет – с няней, а когда мы вернулись в Москву во времена военного коммунизма – няни не было, жили в одной огромной комнате на Плющихе. Но что-то от старого обычая еще долго сохранялось – детей не вмешивали в жизнь взрослых так, как их вмешивают сейчас.

Мама моя не работала никогда. Вернее, когда мне было лет пятнадцать, мама поступила на работу – недели на две. Мы подняли дома такой вой и нытье, что, конечно, она с работы ушла. Когда родился брат, то была няня, потому что никакая мама пеленок не стирала, никакая мама с ложечки ребенка не кормила. Мама – это Мама, то есть существо более высокого порядка, чем няня, чем домработница.

Родителям нужно уметь себя ставить.

– То есть должна быть какая-то дистанция между взрослыми и детьми?

– Обязательно! И еще одна важная вещь: в то время не было того, что называется детским языком. С нами говорили сразу – правильно по-русски. И вот этого: “чап-чап”, “мяп-мяп”, “ням-ням” – не было никогда. Бывали смешные выражения, когда я что-то говорила, и это оставалось в семье – например, “черноходная дверь” или “иголушечка” – так я называла фарфоровую вазочку, в которой лежали иголки. Но все это милые домашние выражения, а взрослые с нами сразу говорили правильным языком. Конечно, так и надо.

– Алла Александровна, а как относились к религии в вашей семье? Было ли принято ходить в церковь? Были ли в доме иконы?

– Теперь у многих есть очень неправильное представление о том, что все были очень религиозны. Это совершенная неправда. Я, например, родилась в атеистической семье, папа был профессором физиологии, атеистом, мама считала, что да, конечно, что-то "Там" есть… и все. Меня и брата крестили, конечно, но крестить священника приглашали домой. В церковь ходили только на улицу к заутрене. Попозже – лет в девять-десять – я от родителей потихоньку бегала в церковь сама. Почему потихоньку – не знаю, потому что мне никогда не запретили бы туда ходить. Но это было настолько мое личное, что я никому ничего не говорила. В моей детской, когда я была совсем маленькой, и мы жили в Кривоколенном переулке, висела икона Божьей Матери – единственная икона в доме. Больше никогда не было ни одной иконы, никто в доме не прочел ни одной молитвы. Я откуда-то узнала одну молитву, “Богородицу”, только ее и читала про себя.

– До такой степени интеллигенция была атеистической?

– Я думаю, что, конечно, не вся. Я даже знаю, что были интеллигентные религиозные люди. Но вовсе не было широкой религиозности! Кстати, прочтите биографию Жуковского, написанную Борисом Зайцевым. Жуковский чуть ли не в первый раз исповедовался перед смертью. Вот вам не двадцатый – девятнадцатый век! Просто люди так жили…

Первый раз я увидала киот – в деревне. Иногда считается, что крестьяне были темные, некультурные люди. Но русское крестьянство было очень культурно по-своему! Не читая газет, иногда вообще не умея читать, оно с пеленок росло с церковью. Конечно, некоторые оттуда уходили – в разбойники, в революционеры, – но основная масса русского крестьянства традиционно была религиозной. Именно поэтому Советская власть и уничтожила его.

…И я очень хорошо помню, как мы приехали в один крестьянский дом. Папа, видимо, кого-то вылечил в той семье, и мы на розвальнях приехали к ним в гости. Помню белоснежную скатерть на столе, стол уставлен едой – это 19-й год, когда был голод в городах, но не было еще голода в деревне. (Это все работа Советской власти, когда стала голодать деревня). И в углу – большой-большой киот: иконы с окладами и полотенца белые висят.

Так я в четыре года увидела киот в деревне, а в городе ни в одном доме, где я девочкой могла быть, – ничего подобного не было.

– А увиденное – иконы в красивых окладах – произвело на Вас впечатление?

– Никакого! Я жила, как жила – книгами. Мы все – и я, и родной брат, и сводный брат – сами читаем с трех лет. Никто нас не учил читать, никто никогда не читал вслух. 

– А что составляло круг Вашего чтения в детстве?

– Первое слово, которое я прочла, было название газеты – “Известия”. И еще – “Аптека”. То есть училась читать по вывескам и заголовкам. А потом – началась жизнь с книгами. Ну конечно, это были сказки. Конечно, это были детские книги. Мне с книгами необыкновенно повезло: дело в том, что я застала еще дореволюционные книги. Они были и у меня, их можно было еще найти в библиотеках. У папиных знакомых сохранилась огромная детская библиотека, к которой я имела полный доступ. Это, конечно, невероятное счастье. И у Даниила так было.

Дальше произошла вещь, которой тоже не знают. Дело в том, что сказки были запрещены лично Крупской. Они не вели классового воспитания. В сказках-то – царевна, царь… А ради чего Иванушка совершает подвиги? Не ради освобождения рабочего класса, а для того, чтобы жениться на царевне. Кроме того, в сказках всегда есть Добро и Зло. Сказочное понятие Добра и Зла в ребенка вкладывалось сызмальства. На одной стороне – царевна, Василиса Премудрая и все, кто им помогает. На другой стороне – Кощей, Баба Яга, которые олицетворяют Зло. Но Зло-то – не классовое!

Вы понимаете, культура и религия должны идти рядом. И должны идти к одной цели – к Богу. И сказки – религиозны по сути, поскольку показывают борьбу Добра и Зла и обязательную победу Добра. Меня никто не учил молиться, но нравственные понятия усваивались и из сказок. Лет с восьми с упоением читали Андерсена. А это уже христианская литература…

Когда Крупская запретила сказки, то была очень большая дыра – не хватало литературы для детей. Потом появился Чуковский. И первое, что я помню, это "Мойдодыр". "Мойдодыра" мы знали наизусть. А Гайдар и другая детская литература появились позже.

– Алла Александровна, какие праздники Вам запомнились из детства?

– Ну конечно, это Пасха.

На углу Столешникова переулка и Петровки стоял храм, потом он был разрушен. (На месте храма Рождества Пресвятой Богородицы, построенного в 1620 г. и разрушенного в 1928 г., была поставлена часовня в год 850-летия Москвы. – Ред.) Мы шли на улицу к этому храму и, в 12 часов ночи ждали первого удара колоколов Ивана Великого. Наконец, он раздавался, и на него вся Москва отвечала колокольным звоном. Под этот праздничный перезвон мы говорили друг другу "Христос воскресе" и шли домой разговляться. Для нас не таинство Воскресения Христова было важно, а праздничная атмосфера вокруг этого события. Важен был колокольный звон, крашение яиц – я сама их разрисовывала, без молитвы. Важно было, что мама пекла замечательные куличи, делала пасху, которую я и сейчас готовлю по ее рецепту. Во флигеле нашего дома, который выходил на улицу, оставалась еще русская печь, мама покупала свиную ногу и делала в печи ветчину. Все это и была Пасха! Вы понимаете, конечно, что я стараюсь вспомнить, что детям нравилось в этих праздниках…

Другим любимым праздником было Рождество. Что такое Рождество для ребенка? Ну да, Христос, конечно, родился, но дело не в этом! А дело в том, что будет елка – никакая не новогодняя, таких елок вообще не было! Елка была на наше православное Рождество, а ставили ее в сочельник, 6 января. На Новый год в полночь поднимали бокалы, и все.

– Вас тоже не кормили в сочельник до первой звезды?

– Нет, мама этого не соблюдала. У нас было две комнаты, а третья – за кухней, там брат жил. Мы сидели в одной комнате и ждали, а дверь в большую комнату родители закрывали и наряжали там елку. Потом папа зажигал все свечки – только живые свечки, никаких электрических гирлянд, – и садился за рояль. Он играл, мама открывала двери и звала нас. Мы входили: перед нами в темной комнате стояла огромная, до потолка, елка, вся – в свечах, вся – в украшениях: шарики-мандарины-яблоки-конфеты-игрушки… И под елкой – подарки... Таким был сочельник. Изумительный день! 

Потом была рождественская неделя, и Рождество было, по моим представлениям, – детским праздником. Он заключался в том, что по очереди в разных домах собирали детей. Больше всего запомнились праздники в семье профессора Талалаева, который жил на Молчановке в доме со львами. Там была большая квартира, в несколько комнат, и на Рождество обязательно устраивали детский маскарад. Все сами делали костюмы. Собиралось много детей, и было очень весело. Одна игра казалась особенно интересной: нужно взяться всем за руки и цепочкой, под музыку, во главе со взрослым, бежать, подчиняясь его действиям. Как правило, вел цепочку сам профессор Талалаев, а мой папа аккомпанировал игре. Делалось так: бежали из одной комнаты в другую, потом в коридор, потом – вдруг – сразу обратно, и что взрослый вытворял, вся цепочка с хохотом повторяла. Это, конечно, было безумно весело, ужасно хорошо!

– А что дарили на Рождество?

– Вы знаете, наверно, дарили разные вещи, а у меня в памяти – книги. Мы были одеты, по-теперешнему, достаточно плохо: какие-то одни туфли, одно платье в школу на всю зиму. Но интересно вот что: форма, как "пережиток царского прошлого", была отменена, мы ходили в школу в своей одежде, но у всех были очень скромные бумазейные платьица.

– А тогда была разница в обеспеченности?

– Она, наверное, была, но в школе ее никто не показывал. Как это было сделано – не знаю. Чтобы в школе носить колечко какое-то – это невозможно. Я уж не говорю о косметике. Потому что когда молодая девушка красилась – это могла быть только уличная девка. Ни одна порядочная девушка этого себе не позволяла.

– А Ваша мама красилась?

– Мама красилась – немножко. Когда ей было лет за тридцать – слегка подкрашивалась, очень за собой следила. Продолжение следует...

С Аллой Андреевой беседовала Ольга Жигарькова,  «Психологическая газета: Мы и Мир»

Анонс №1.

На сайте можно посмотреть ролики с последней игры о власти, управлении, контроле, конфликтах, взаимоотношениях между людьми  http://life-up.ru/top_pages.php?id=2

Анонс №2.

Тренинг-Игра «Духовный дайвинг» о власти, управлении, контроле, конфликтах, взаимоотношениях между людьми - с темой «Бизнес в стиле «СЕКС», или секс в стиле «БИЗНЕС». Подмосковье. http://life-up.ru/additional_pages.php?id=33

Участие в Игре поможет вам получить недостающие знания и упорядочить существующие, прямо влияющие на ваш успех – в бизнес и личной жизни. Знакомство с закономерностями власти поможет целенаправленно приступить к развитию нужных навыков.

Бронирование мест в группе 24-26 сентября 2010 г. http://life-up.ru/top_pages.php?id=2

Анонс №3.

Вы можете посмотреть фотографии с последней Тренинг-Игры http://life-up.ru/pages.php?id=18