Друг моего отца, великий израильский художник Михаил Гробман как-то рассердился, что в местном журнале некий автор назвал его леворадикалом. Миша возмущался не меньше получаса, а потом я ему говорю: «Слушай, а вот в России мне, например, без церемоний пишут в комментариях, что я тупая, что у меня недоеб и я незамужем».
— Ну, для России это нормально, — заметил общий приятель Максим.
Другой мой израильский знакомый, который уже лет двадцать не был в России, снова начал из-за меня читать русскую прессу. Буквально месяц назад. И больше всего его впечатлили комментарии. «Отклики», как он нежно выразился. Он позвонил мне, почти заикаясь от потрясения после ознакомления с ними. Двадцать лет назад, когда он уезжал в Израиль, россияне не имели возможности комментировать статьи на сайтах изданий (тогда и сайтов-то не было), и он оказался морально не подготовлен к их бескомпромиссной
ярости. К тому, что люди пишут такое от собственного имени, со ссылкой на личный профиль в соцсетях. Абсолютно не стесняясь в выражениях.
— Статьи у тебя неплохие, но... — и дальше он минут двадцать делился со мной переживаниями об этих откликах. — Как?! — ужасался он. — Почему они пишут такие противные вещи? Это безграмотно, это хамство. Это криминал, наконец, есть же наказания за оскорбление личности! Я читаю разные газеты, но такого я еще не видел нигде! Почему?!
— Я никогда не читаю комментарии, — ответила я.
И задумалась. Не читать комментарии (что к своим статьям, что к чужим) — конечно, выход. Но какой-то унылый. Ничего не вижу, ничего не слышу, никому ничего не напишу. Эскапизм.
Ладно, все мы прячемся от реальности кто как умеет. Но все равно уже одно знание, какая она есть, влияет на качество нашей жизни. Мы прячемся, но знаем, что нас ждет, если вдруг перестанем закрывать глаза и растопырим уши. Начнем читать комментарии.
— Это же люди твоего круга! — возмущался мой тель-авивский приятель. — Образованные, с доступом в интернет, интересующиеся теми же вещами!
При всем желании избежать этой печальной темы, которая грозит лишь разочарованием в человечестве и вирусной депрессией, все-таки стоит задуматься, почему же люди, действительно, обнажают такую гадость в себе. И невежество. И вульгарность.
Это же не только отношения автора и читателя. Это отношения наших людей с миром в целом. Некий синдром. Или диагноз.
— Что ты хочешь? — сказала я приятелю. — Ну, видимо, в большинстве своем это люди с плохим советским образованием, не привыкшие думать, запуганные, зашоренные, драматически несвободные.
Это все звучит высокомерно, но о хамстве трудно говорить с деликатными расшаркиваниями.
Люди будут обсуждать задницу Майли Сайрус, программу Навального, инициативу о запрете суррогатного материнства — и все одними словами. Массовая истерика. Потоки ненависти.
Яркий пример — отношение к Ксении Собчак. В США есть и Пэрис Хилтон, и новая звезда из ничего — Ким Кардашьян. Да, их не очень любят и удивляются их популярности, но над ними скорее смеются, подшучивают. Миллион шуток о Кардашьян. Иногда даже злых. Но это далеко не та кристальная, высшей пробы ненависть, которую до сих пор встречает ни в чем не повинная Ксения. Ты читаешь, что о ней пишут люди, и уже хочется самой броситься к психоаналитику и попросить вылечить тебя от душевной травмы.
Такие комментарии похожи на насилие, которое комментаторы пытаются осуществить — но над кем, не очень понятно: над автором? Над редакцией журнала? Над всем вокруг?
Странно, что этого не то чтобы никто не замечает, а что многие люди даже получают от этого странное, извращенное удовольствие.
«Видала, что тебе написали?» — с легким смешком спрашивают знакомые.
Не читала. Но знакомым ужасно хочется поделиться.
И вот я попробовала ознакомиться.
Это как катастрофа. Завораживает. Глубина человеческого безумия затягивает. И ты не замечаешь, как тонешь — вместе со всеми. «Титаник» дал течь. Может быть, у пассажиров из люкс-кают наверху еще есть надежда, но третий класс уже приговорен.
Мы смирились с тем, что живем в коллективных хамстве и беспардонности. Из трамваев оно переехало в сеть.
Те же разъяренные гомосоветикусы — с другого ракурса.
Когда ты видишь ярость по самому ничтожному поводу, то понимаешь, что дело в первую очередь в невероятно узком диапазоне. Людей раздражает все вокруг. Любая вещь, которая выходит за узкие рамки, читателя бесит. Права человека, искусство, геи — все это воспринимается как пощечина общественному мнению. Это все странное, чужое, слишком либеральное, слишком свободное.
Потоки ненависти готовы пролиться по любому поводу. Даже еда — повод для священной войны. Посмотрите на тот кошмар, что творится на кулинарных ресурсах. Надо ли класть в салат оливье яблоки? А морковь? А майонез?
Конечно, интернет — это ловушка для психопатов. И есть места в англоязычной сети, где всегда можно поймать свою дозу безумия. Но на приличных ресурсах, на сайтах газет, журналов, даже в модных блогах этого захолустного бесстыдного хамства никогда не будет.
А у нас же нет разницы — что ты смотришь мнения людей на «Снобе», или на «Сплетнике», что на Life News. Нет критериев, которые бы показали, что вот эти комментарии пишут люди с университетским образованием, а вот эти — гопники из Алтуфьево.
Революция, видимо, реально всех уравняла. Жизнь в коммуналках сделала свое дело. Скандал как образ жизни все еще в тренде.
Мне знакомая, врач из Берлина, рассказывала про жизнь в коммуналке на Цветном бульваре в советские времена. Были соседи, муж и жена, и любовница мужа. Простой народ. Дрались все время. Так когда жена дралась с любовницей, муж брал крышки от кастрюль и создавал аккомпанемент: Блямц! Блямц!
Радовался. А когда муж колотил жену, любовница звонила подружке и орала в телефон: «Дерутся! Давай сюда!» И та прибегала — смотреть. Ну, и поучаствовать, если повезет.
Честное слово, все эти тонкие интернет-отношения, читательский фидбек, мало отличаются от той коммунальной жизни. Те же принципы, те же замашки. Это стало массовым явлением — и других правил уже не существует.
Но это не цивилизованно. И пугающе. И болезненно.
Не знаю даже, какую тут подвести мораль. Хочется, конечно, сказать в таком духе: Люди! Очнитесь! Посмотрите на себя со стороны!
Но смотреть-то некуда. Зеркало треснуло. В распоряжении лишь осколки.
Просто хочется надеяться, что хоть кому-то станет стыдно. Стыд — неплохое начало.