• 2016-06-04 03:36 России нужен новый 37-й год – это уже на устах народа! А бездействие – всегда погибель
• 2016-06-04 03:49 Йеллоустон

В наше время, когда историю принято фальсифицировать и искажать донельзя, 1937 год считается пиком нечеловеческих, ужаснейших сталинских репрессий.Однако если изучать историю серьёзно, надо признать, что хотя в 1937 году репрессивный аппарат действительно работал на полную катушку – русскому народу вряд ли стоит жаловаться на этот самый 37-й как на особо кровавый или несправедливый.

Сталинскую эпоху вообще сладким временем не назовёшь. Но например период с 1928 по 1932 гг., когда проводилось раскулачивание русского крестьянства – был несравненно тяжелее для России, в том числе и по долгосрочным последствиям, чем репрессии 1937 года. Так почему же сейчас упор делается именно на нем?

А потому что в 1937 году Сталин нанёс удар не по народу (хотя мимоходом кто-то несомненно и попал под раздачу), а по советской бюрократии, по правящей мафии. То есть, главным образом, по тем, кто сам проводил до того репрессии, раскулачивал, расказачивал, ссылал и расстреливал. Сталин снёс башку хозяевам жизни, которым показалось, что они утвердились на своих постах навечно.

Даже такие антисоветчики как Солженицын и Резун (Суворов), более-менее изучившие историю и поработавшие в архивах, вынуждены были признать, что репрессии 1937 года – не худшая из страниц сталинской эпохи. Без этих репрессий не было бы победы в Великой Отечественной войне. Можно по-разному относиться к этим двум авторам, но их точка зрения как минимум заслуживает внимания.

Мао Цзэдун после того, как власть коммунистов утвердилась и упрочилась в Китае – тоже устроил там свой "1937 год". Там это называлось "Культурной революцией" с четким лозунгом: "Огонь по штабам!" Опираясь на студенческую и рабочую молодёжь, он нанёс удар по новой (но уже оперившейся) китайской бюрократии, по всевозможным группировкам и кланам.

Конечно, в годы "Культурной революции" произошло немало лишнего, даже глупого и преступного. Но если бы не эта "Культурная революция" – мы не знали бы современного великого Китая. Не перетряси тогда Мао властную верхушку – она окостенела бы, забронзовела и в конечном счёте профукала бы страну. Примерно как профукала свою страну окостеневшая, забронзовевшая и впавшая в маразм советская партийная элита – которую некому было перетряхнуть как следует в 1970-х и 80-х годах...

Сегодня Россия переживает такой момент, когда всеми мало-мальски разумными людьми очень хорошо замечается тот факт, что наша властная элита явно начинает костенеть и бронзоветь. Для нее на первый план выходят не интересы страны и народа – а сугубо личная корысть. Главное – сохранение своего места возле кормушки. Любой ценой.

Это заметно в том числе и по тому, как развиваются события на востоке Украины.

Вспомните, как было в Афганистане, во времена Брежнева-Черненко-Андропова-Горбачёва. Тогда у Советского Союза хватило сил и решительности ввести войска в Афганистан. И в той ситуации это было правильным решением. Но как только советские войска столкнулись с серьёзным сопротивлением, как только СССР столкнулся на международной арене с санкциями Запада – престарелое Политбюро начало давать отбой и прогибаться.

Вместо того, чтобы решительными действиями добиться полной победы над мятежниками (а это вполне можно было сделать) – советская армия в Афганистане окопалась на своих базах, по сути охраняя саму себя. А советские дипломаты тратили всё своё время на оправдания и попытки убедить Запад, что Советский Союз вовсе даже не плохой, а наоборот – тихий и мирный. Хотя хорошо известно, что тот, кто оправдывается – уже на 50% признал свою вину.

Сегодня афганская ситуация повторяется на востоке Украины. Российские дипломаты язык стёрли, пытаясь доказать "западным партнёрам", что российских войск в Донбассе нет, Россия ни в чём не виновата, она хорошая, тихая и мирная, её не так поняли – и т.д. Но чем больше Россия таким макаром оправдывается – тем больше её прессуют, начинают смотреть на нее не со страхом, а с презрением.

Россия может справиться с Украиной. Более того, раз уж она влезла в украинские дела – то ДОЛЖНА довести дело до победной точки. Иначе получится как при попадании в болото: надо или вовсе не лезть в него, или, если уж влез, проходить его быстро и напролом; а стоять на месте, хлопая глазами – это самое глупое и опасное.

Но различные группировки во власти и у власти плетут какие-то интриги, крутят задом и передом, пытаясь изобрести велосипед с квадратными колёсами. Они силятся найти третий вариант там, где по определению есть только два варианта – победа или поражение. И чем дольше длится вот это крутево, тем хуже, неустойчивее, становится положение России.

Ведь понятно, что единичные тактические успехи ополченцев в районе какой-то отдельной Марьинки не спасут положение в целом. Нужны решительные действия – без каких-либо оглядок на "западных партнёров". Но возникает устойчивое впечатление, что забронзовевшая политическая элита современной России на решительные действия не способна. Думая лишь о сохранении своей власти, своего имущества и своих привилегий, она будет сдавать всё, что только можно.

Между тем не надо забывать, что распад СССР начался именно с того, что Горбачёв вывел войска из Афганистана, бросив на произвол судьбы союзников – которые были затем растерзаны победителями. И чем бы советская пропаганда ни оправдывая этот вывод войск, все понимали, что это поражение плюс предательство.

Потому что войну проигрывать нельзя. Никакую. Даже неправильную, несправедливую, глупо начатую. Именно так действуют американцы, за что их и уважают, ибо боятся, во всем нынешнем мире, где правит фактор силы, но не справедливости.

А мы сейчас как раз и наблюдаем слив Новороссии. И кабы не глупость бандеровского руководства – Кремль уже давно бы слил не только Новороссию, но и несчастные ДНР с ЛНР, забыв об их существовании. Если кремлёвские пока этого не сделали – только потому что глупые хохлы своей неуклюжей истерией не дают Кремлю, как при бегстве из Афгана, сохранить лицо и умыть руки.

И в этой ситуации приходится, как это ни печально, констатировать, что России сейчас для ее спасения необходим свой 1937-й год, свой "огонь по штабам". Нужна решительная, беспощадная зачистка всей системы власти – которая уже местами обросла дремучим мохом и покрылась слизью.

Не говорю, что нужны именно расстрелы и колымские лагеря. Но лет по 10 с конфискацией (в том числе того имущества, что записано на родню) большинству из власть имущих в зонах Мордовии и республики Коми – дать следует. Потом, лет через пять, можно начинать потихоньку выпускать этих вредителей за хорошее поведение – но с пожизненным запретом на занятие любых руководящих должностей. Или они угробят Россию...

Только не надо лицемерно возмущаться, что я призываю к каким-то чудовищным репрессиям. Чудовищные репрессии у нас уже были – при Ельцине. Именно тогда я видел, как в тюремных камерах, рассчитанных на 8 человек, сидели по 20-30 подследственных или осужденных. А по ним ползали вши...

Причём подавляющее большинство этих нечастных было из маленьких городков, где были уничтожены градообразующие предприятия, дававшие заработать на кусок хлеба. Либо из деревень, в которых истребляли колхозы при одновременном удушении фермеров. Люди сидели за то, что с голодухи украли ведро картошки, кило сала, или банку огурцов.

Когда конвоиры впихивали в камеру новичка, у него даже ленились спрашивать, по какой статье он погорел. Говорили: "Как все?" И обычным ответом было: "Да".

Кто обвинялся в убийстве или грабеже – вызывал общее удивление. Ведь способный убивать и грабить в тюрьму не попадёт. Он убийством и грабежом добудет себе денег, а у кого есть деньги – тот откупится.
И потому если кто-то говорил, что его в убийстве или грабеже обвиняют ложно – ему верили. Тем более, что ложных обвинений было предостаточно, а пытки в камерах были обыденным явлением. Именно при Ельцине. В СССР времён Горбачёва всё было куда гуманнее.

Так что у русского народа (именно у народа) свой настоящий "1937 год" уже был – во времена Ельцина. Как раз тогда, когда сколачивали себе состояния те мерзавцы, что дальше и составили основу нынешней элиты. Сколачивали именно на ограблении и истреблении народа – сгоняемого толпами в тюрьмы и лагеря.

И теперь в высшей мере справедливо было бы устроить этот "1937 год" для той самой "элиты". И даже не из мести – а потому что в противном случае эти живоглоты потащат на дно всю Россию.

Так что если у Путина есть ещё воля к жизни и к победе – сейчас самое время открывать "огонь по штабам". Иначе у этой элиты рано или поздно возникнет искушение уладить с Западом вопрос полюбовно, сдав с потрохами своего патрона. Примерно так же, как сдали Муаммара Каддафи, Милошевича и Чаушеску их приближённые.

Тотальная чистка высшего эшелона явно назрела – при этом она, естественно, должны идти в ногу с вменяемыми, а не подстроенными под тех же жуликов реформами. Ибо глупо сажать одних жуликов, чтобы потом ставить на их место других, точно таких же…

***

Этот текст под названием "Нужен ли России новый 1937 год?" был мной написан ровно год назад. Давайте же посмотрим, что изменилось с тех пор.

Могу сказать уверенно – в целом положение лишь ухудшилось. И я имею в виду даже не экономические показатели и реакцию на них народа. Народная поддержка президента не уменьшилась. Простым людям приходится несладко, но они держатся, являя настоящую преданность лидеру, который все же сделал для них немало, пусть даже больше сделал для своих сырьевиков и виолончелистов.

Самое плохое и тревожное вовсе не в этом. А в том, что российская элита в своём большинстве – явно отшатнулась от президента.

Сегодня многие представители власти и силовых ведомств (да-да – и силовики тоже!), денежные мешки и "творческая публика" – спят и видят, как бы избавиться от Путина зажить по-старому. Как они жили, когда нефть была по 120, доллар по 33 – и все курорты и светские врата мира были открыты перед ними нараспашку.

В их представлении Путин – уже кандидат на списание. И даже странно, что они ещё не разорвали его на куски. Каким-то чудом он ещё держится – но это не может продлиться долго без капитальной перетряски все штабов по принципу 37-го года.

Позиция основной части населения – эту элиту не интересует. В ее представлении народ – бессловесное быдло, которое пойдёт туда, куда погонят пастухи. Мало ли что там базарят между собой городские работяги или бедные колхозники! Эти разговоры, эта преданность народа Путину значат для российской элиты не более, чем чириканье воробьёв на ветках деревьев.

В каких-то регионах местная элита ещё старается соблюдать приличия и чисто формально играет на стороне Кремля. Но в других Москву уже шлют куда подальше – и только ждут момента, чтобы либо присягнуть на верность другой власти, либо вовсе отделиться от России и отправиться в самостоятельное плавание.

И напоследок лично о Путине. На мой взгляд, он увяз в болоте собственной элиты – и сейчас в одном шаге от государственного переворота. Его окружают такие двуногие, к которым я никогда бы не повернуться спиной…

И все же хочется сказать: ещё не всё проиграно! Ещё можно победить – только не опускать рук! Не опускать глаз! Решительность – вот в чем всегда сидел залог победы. Ситуацию ещё можно переломить, а положение – исправить.

Но для этого и нужен новый 1937 год. Нужно действовать. Ибо бездействие – это всегда смерть.
➡ Источник:http://publizist.ru/blogs/33/12958/37

7 августа 2015 года в национальном парке Йеллоустон рейнджер обнаружил обглоданное человеческое тело — рядом с пешеходной тропой и совсем недалеко от одного из здешних отелей. Жертву быстро опознали — это был 63-летний Лэнс Кросби, медбрат из парковой клиники.

В ходе расследования выяснилось, что накануне трагедии Кросби отправился на прогулку в одиночку, позабыв взять спрей, отпугивающий медведей. На свою беду, несчастный наткнулся на медведицу гризли с двумя медвежатами. Убив жертву и изрядно обглодав ее (последовательность, как ни печально, могла быть и обратной, учитывая привычки медведей)

Позволив детенышам попировать вволю, медведица припрятала остатки — закопала в грязи и сосновой хвое, как обычно делают гризли, намереваясь вернуться за добычей. «Подозреваемую» быстро поймали и, после того как ДНК-экспертиза подтвердила, что именно эта медведица загрызла человека, усыпили: взрослый гризли, отведавший человеческой плоти, да еще припрятавший добычу, слишком опасен. Такого зверя нельзя оставлять в живых — даже если фатальная схватка случилась не по его вине. «Наши сердца разрываются от боли. Мы глубоко огорчены этой трагедией и скорбим с семьей и друзьями погибшего», — сказал директор парка Дэн Венк. Венк призван решать сложнейшую задачу — обеспечивать в Йеллоустоне безопасность и людям, и зверям.

Йеллоустон — это не просто парк: здесь более 140 лет назад люди впервые заключили договор с дикой природой. Договор этот работает по сей день, более того, становится еще актуальнее — и не только в Йеллоустоне — по мере того как мир людей все активнее наступает на мир природы.

Сумеют ли эти миры договориться?
 

 

Первым европейцем, который исследовал Йеллоустоун, был Джон Колтер. Будучи одним из участников экспедиции Льюиса и Кларка, исследовавшей северо-запад США, Джон Колтер в 1807 году описал западные регионы Вайоминга, в том числе и Йеллоустоун. Колтер красочно обрисовал увиденные им гейзеры и горячие родники, но ему не поверили, посчитав его рассказы небылицами и назвав описанные им места «адом Колтера».

Позднее, в 1850 году в Йеллойстоуне побывал охотник и исследователь Джим Бриджер. Также, как и Колтера, Бриджера с его рассказами о бьющих из земли фонтанах горячей воды и пара, сочли выдумщиком.

После окончания гражданской войны в начале семидесятых годов XIX века правительство США финансировало исследования северо-западных регионов страны. В 1871 году район Йеллоустоуна изучила экспедиция под руководством американского геолога и натуралиста Фердинанда Хейдена. Подготовленный Хейденом доклад о Йеллоустоне, проиллюстрированный фотографиями Уильяма Джексона и картинами Томас Морана, убедил Конгресс США в 1872 году принять закон о создании Йеллоустонского национального парка, первого национального парка США.
 

 

Некоторые участки Йеллоустона сегодня даже более дикие, чем сотню лет назад. Вот и гризли становится все больше. Этот, из национального парка Гранд-Титон, по-хозяйски отгоняет ворон от бизоньей туши, которую работники парка оттащили от дороги — подальше от падальщиков и туристов. Фото: Чарли Гамильтон Джеймс

Медведи гризли, понятно, очень опасные животные, но они предсказуемо опасны. Лэнс Кросби стал их седьмой жертвой в Йеллоустоне за последние сто лет. За 144 года существования Йеллоустонского национального парка гораздо больше людей погибло здесь в термальных бассейнах — утонули или обварились, да и самоубийства фиксировались куда чаще, чем смерти по вине медведей. К слову, от молний пострадало примерно столько же посетителей, сколько от гризли. Еще двоих убили бизоны.

«Рыцарский турнир»: бизоны во время гона сошлись в долине реки Ламар. Более 4,5 тысячи американских бизонов беспрепятственно разгуливают по всему Йеллоустону. И все они — потомки нескольких десятков животных, которые обрели убежище в парке около века назад, когда вид стали спасать от вымирания. Фото: Майкл Николс

На самом же деле урок, который следует извлечь из гибели Кросби и второй трагедии — по сути, казни убившей его медведицы, прост: Йеллоустонский национальный парк — царство дикой природы, а значит, установленные человеком рамки и ограничения здесь достаточно условны. Парк изобилует природными чудесами — и в том числе свирепыми животными, они такая же его неотъемлемая часть, как глубокие каньоны, грохочущие водопады и термальные источники. Гордые и независимые, звери, безусловно, дарят наслаждение тем, кто ими любуется, но любоваться — это одно, а взаимодействовать — совсем другое.
 

 

Точный, как часы: каждые 60−110 минут гейзер Олд-Фейтфул выстреливает струю пара и горячей воды на 56 метров. Летом ближайшая парковка никогда не пустует — едва отъезжает одна машина, ее место занимает другая. «Один из ночных кошмаров любого директора Йеллоустона: а вдруг Олд-Фейтфул перестанет фонтанировать именно в мое директорство?» — смеется Дэн Венк. 

Большинство посетителей, попадая в Йеллоустон, видят его точно через плексигласовую витрину. Из окна машины наблюдают за медведем на обочине дороги, останавливаются, чтобы издали посмотреть на глубокую реку, прогуливаются на почтительном расстоянии вдоль гейзеров — словом, рассматривают парк, как диораму в музее: они вне опасности. Но стоит отойти от дороги на каких-нибудь двести метров — спуститься в овраг или в заросли полыни: ни о какой безопасности речи больше нет, и без баллончика со спреем от медведей тут делать нечего. Дикая природа в установленных границах, звери, вынужденные подчиняться правилам человека, — парадокс развитой цивилизации.

Все это очень сложно, а со временем станет еще сложнее — под словом «Йеллоустон» уже сегодня следует подразумевать не только парк. Он олицетворяет огромную экосистему, масштабнейший комплекс «неприрученных ландшафтов» и природу всех 48 континентальных штатов. Экосистема Большой Йеллоустон — это колоссальные территории, включающие национальный парк Гранд-Титон, участки национальных лесов, заповедники и другие государственные и частные владения — за все про все около 9 миллионов гектаров. Их окружают «приграничные территории» — здесь вы скорее встретите козу, чем оленя, с большей вероятностью увидите трактор, чем гризли, и услышите лай какого-нибудь лабрадора, а не волчий вой. А за «приграничными территориями» простирается Америка XXI века: скоростные шоссе, города, автостоянки, торговые моллы.

Вопрос: возможно ли сохранить в сердце современной Америки девственные ландшафты, эти образчики дикости в хорошем смысле слова, где хватает места и хищникам, и их жертвам, где природе позволено оставаться природой — с кровью на клыках и когтях хищников? Могут ли подобные экосистемы жить в гармонии с человеком — подчиняясь его требованиям и чем-то жертвуя в угоду его комфорту? Время покажет. Но если ответ все-таки будет «да», то это «да» относится прежде всего к Йеллоустону.
 

Большой призматический источник в Йеллоустонском национальном парке, США. 

Парк лежит, как говорят геологи, на Йеллоустонском плато средней высотой 2,4 тысячи метров. Это плоскогорье покрывают густые рощи сосны скрученной, чередующиеся с горными травяными лугами и зарослями полыни, а по сторонам протянулись почти прямые дороги — кажется, они изрезали холодную и застывшую земную твердь.

Но не все так просто с Йеллоустонским плато: прямо под ним располагается обширная тепловая аномалия, или «горячая точка». Отсюда сквозь земную кору прорывается мощный тепловой поток, расплавляя все на своем пути и превратив горные породы в два гигантских магматических очага, расположенных друг над другом.

Этот магматический пузырь готов лопнуть — прорваться сверхгигантским извержением — в любую минуту. А вокруг беспорядочными валами до самого горизонта вздымаются Скалистые горы, самые древние и высокие из них — такие как хребты Титон, Абсарока, Галлатин — расположены ближе к центру супервулкана. На плато геологи обнаружили три огромных кратера — следы вулканических извержений, случившихся в последние 2,1 миллиона лет. Эти извержения и обеспечили «горячей точке» Йеллоустона почетное звание «супервулкан». Обычные вулканы, как правило, зарождаются вдоль краев тектонических плит, супервулканы прожигают саму тектоническую плиту, подобно тому как сварочная горелка прожигает стальной лист. А йеллоустонская «горелка», похоже, самая большая из скрывающихся в земных недрах «горячих точек».
 

 

Более трети Йеллоустона, включая Большой призматический источник, расположено в кальдере гигантского древнего, но еще действующего вулкана. В один прекрасный день он снова проснется (катастрофа!), но, уверяют ученые, шансы на то, что это произойдет в ближайшем будущем, ничтожно малы. 

Когда-то давно сюда пришли люди, далекие предки коренных американских племен — индейцев-шошонов, и сегодня тесно связанных вековыми традициями с этими местами. Время от времени они покидали плато — кочевой образ жизни заставлял их перемещаться в поисках пропитания, меха и относительного комфорта.

А потом началось вторжение — сюда устремились европейские и восточноамериканские торговцы мехом. Но Йеллоустон не был завоеван и колонизирован, в отличие от других территорий американского Запада, — отчасти потому, что горное плато отличалось суровыми зимами: некоторые из охотников за мехами, заставшие здешние холода, не скупились на подробности — подлинные и выдуманные. Много позже, в 1869—1871 годах, три независимые друг от друга экспедиции белых (к слову, не охотников) в сопровождении небольших групп военных побывали здесь и были поражены совсем другим — гейзерами, глубоким каньоном и двумя гигантскими водопадами, которыми обрушивалась река Йеллоустон. Один из этих людей, Натаниэль Лэнгфорд, прибывший сюда в 1870-м, служил на Северной Тихоокеанской железной дороге.

Другой участник экспедиции, Уолтер Трамбалл, позже писал: «Когда водопады и гейзеры Йеллоустона станут более доступными, ни один из регионов Америки не сможет сравниться с ним по популярности: это будет лучший курорт на водах». Лэнгфорд сотоварищи пошел еще дальше: он сообразил, что потенциальная популярность сулит хорошие деньги Северной Тихоокеанской железной дороге, а заодно и всем тем, кто сумеет пристроиться где-то поблизости — будет продавать билеты или заселять отели. Следующую экспедицию, 1871 года, снарядил Фердинанд Гайден, глава американской Геологической службы. Членами его группы были фотограф Уильям Генри Джексон и художник Томас Моран: оба блестяще запечатлевали Йеллоустон, помогая зрителям понять его красоту. Тем временем агент Северной Тихоокеанской железной дороги решил убедить законодателей предоставить Большому бассейну гейзеров статус общественного парка. Гайден ухватился за эту идею и при поддержке Лэнгфорда и других железнодорожных служащих лоббировал законопроект. Под защитой оказались не только гейзеры, но и Большой каньон, река Йеллоустон, горячие источники Маммот-Хот-Спрингс, озеро Йеллоустон, долина реки Ламар и другие территории — все вместе они образуют прямоугольник площадью в миллион гектаров. 1 марта 1872 года президент Улисс Симпсон Грант подписал законопроект, сделавший Йеллоустон первым национальным парком. Закон этот, что совершенно неудивительно для того времени, полностью игнорировал все притязания представителей коренного населения. Документ уточнял, что создается «общественный парк для пользы и радости людей». Индейцы под понятие «люди» не подпадали. В парке категорически запрещалось «бессмысленное уничтожение рыбы и дичи». Ситуация сложилась парадоксальная.

Абсолютно все связанное с парком оказалось делом принципиально новым — проторенных дорог тут не было. Да что там дорог — не было ясной цели, не было персонала, равно как и бюджета. Конгресс, похоже, потерял интерес к затее, не успели высохнуть чернила на президентской подписи, и Йеллоустон моментально превратился в зону бедствия.
 

 

Бизон широко используется как священное животное в традиционных обрядах американских индейцев. В Форт-холл Лео Титон запечатлен на фоне столба с черепами бизонов.
 

 

Зимой травоядным в Йеллоустоне живется несладко. Чтобы найти траву, бизонам порой приходится «работать головой» — так они разрывают глубокий снег. Но в долине реки Файерхоул в Верхнем бассейне гейзеров все куда проще: снег здесь тает быстрее, и зеленые побеги круглый год появляются из теплой почвы.

Только что созданный парк погрузился в хаос. Промысловики действовали нагло: вапити, бизонов, снежных баранов и других копытных отстреливали в промышленных количествах. Говорят, пара ушлых парней в начале 1875 года подстрелила около двух тысяч вапити у Маммот-Хот-Спрингс, причем интересовали их лишь языки да шкуры — туши оставались гнить. История умалчивает, сколько гризли уничтожили эти «охотники» в дополнение к оленям в угоду прибыли или потехи ради, понятно лишь одно: оленина — опасная приманка, заставлявшая медведей идти прямо под ружья. Оленья шкура стоила больших по тем временам денег — от шести до восьми долларов, а за день человек мог подстрелить от 25 до 50 животных. «С 1871-го по 1881 год тут была просто массовая резня», — рассказывает Ли Уиттлси, историк Йеллоустонского национального парка. Оленьи рога валялись по склонам. Численность копытных пошла на убыль. В 1886 году, от полной безысходности, правительство послало армию на защиту Йеллоустона — и солдаты защищали заповедник добрых три десятка лет, пока в 1916-м не была создана Служба национальных парков (в этом году ведомство отмечает ее столетний юбилей).

В XX веке животные в Йеллоустоне частенько становились жертвами непродуманной политики. Мысль о том, что в парке следует наравне с гейзерами и каньонами охранять диких зверей, пришла далеко не сразу. К тому же поначалу достойными охраны сочли лишь «хороших животных»: четвероногую дичь, которую ценили охотники, форель, о которой мечтали рыбаки, славных травоядных, которыми желали любоваться посетители — лосей и вапити, вилорогов, бизонов и снежных баранов. Гонениям на «плохих» по-прежнему ничто не мешало: с 1870-х хищников отстреливали, травили. А один из директоров парка даже одобрил покупку капканов, чтобы извести бобров: те понастроили плотин, и воды порой затапливали парк. Да и охота на волков прекратилась лишь тогда, когда не осталось самих волков — и не только в Йеллоустоне (там их не стало еще в 1930-е), но и на всем американском Западе.
 

 

Волчья стая изучает следы медведя гризли в долине Пеликанов. Волков начали возвращать в Йеллоустон в 1995 году, и сейчас популяция процветает, но исследователи продолжают пристально следить за животными.
 

 

Биолог Службы парка Даг Смит наденет этому обездвиженному (ему вкололи транквилизаторы) волку радиоошейник прежде, чем зверь проснется.
 

 

Туша американского бизона, который утонул в реке Йеллоустон, стала поводом для праздника альфа-самки (справа) и ее двухлетних волчат. Атаковать живого бизона опасно, куда чаще йеллоустонские волки охотятся на вапити — те составляют 85 процентов зимнего волчьего рациона. 

Однако все эти злоупотребления были пресечены, ошибки исправлены, а некоторые опасные тенденции и вовсе обращены вспять — в конце XX века Йеллоустон ждало полное оздоровление. В 1995—1996 годах — семь десятилетий минуло с тех пор, как последний волк испустил последний вздох, — из Западной Канады в заповедник доставили 31 серого хищника. Места пришлись прибывшим по вкусу — они плодились и размножались, процветая в парке и распространяясь по всему региону. Одновременно еще 35 волков были выпущены в Центральном Айдахо. Через 20 лет в Большом Йеллоустоне было 500 волков; еще 1300 волков насчитывается в северной части Скалистых гор, и серый волк — это общее имя для представителей вида, хотя окраска животных может варьировать от палевой до черной, — был исключен из числа исчезающих видов штатов Айдахо и Монтана. Сегодня, в основном в самом национальном парке, проживает около сотни волков — десять стай, — и за всеми ними организует наблюдение, всем им обеспечивает защиту Даг Смит, руководитель проекта «Йеллоустонский волк».

Морозным декабрьским утром в аэропорту неподалеку от Гардинера в штате Монтана, чуть севернее парка, я забираюсь в кабину легкого вертолета и устраиваюсь рядом с Дагом Смитом, чтобы увидеть, как этот проект работает. Смит, высокий мужчина с длинными седыми подкрученными усами и смеющимися глазами в лучиках морщин, занимается волками 37 лет, а йеллоустонскими — с момента их «высадки»; через его руки прошло более 500 животных, подготовленных для «окольцовывания» (зверям надевали радиоошейники, с помощью которых ученые получали данные об их перемещениях и действиях).

Вертолет поднялся в небо и направился в сторону реки Йеллоустон под чутким руководством Джима Поупа, пилота, прекрасно чувствующего не только свою машину, но и дикую природу. Через несколько минут мы мягко сели на островок чистого снега. Экипаж Поупа — пара «разбойников», чья работа заключалась в том, чтобы, развернув «самоходную сеть», набросить ее на зверей, выпрыгнуть и ввести успокоительное пойманным животным, — уже обездвижил двух волков.

Не терял времени и коллега Смита, Дэн Шталер: в компании двух биологов он занимался «одурманенными» волками. Стоя на коленях в снегу, Шталер заканчивал с ошейником для зверя покрупнее — статного черного самца лет трех, с маленькой ранкой над правым глазом. Второй в очереди была молодая самка, светло-серая, с буро-коричневой головой.

Надев фиолетовые смотровые медицинские перчатки, хотя погода настоятельно требовала теплых рукавиц, Шталер взял кровь у самца из правой лапы, а затем отщипнул крошечный лоскуток кожи с правого уха, чтобы сделать анализ ДНК, Смит тем временем пристраивал ошейник самке. Справившись с задачей, Даг измерил волчицу: переднюю правую лапу, длину тела, верхние клыки — аж три сантиметра! Но Смит обращает мое внимание не на клыки, а на так называемый плотоядный, или хищный, зуб. «Этот зуб идеально приспособлен для разрезания мяса, — говорит Даг. — Даже когда животные спят, накачанные транквилизаторами, вряд ли кому-то захочется сунуть им палец в пасть». Впрочем, сам Даг делал именно это, осматривая клыки.

Смит и его команда работали на удивление споро. Погрузив в слинг, они ловко взвесили самца: 55 килограммов.

Потом взяли образец фекалий и ввели микрочип под кожу между лопаток. Следом осмотрели и взвесили волчицу, измерили ей температуру ректальным термометром: она была чуть ниже нормы. Тогда, завернув волчицу в куртки, биологи поместили ее на пластиковую подстилку, а в паховые области положили химические грелки, чтобы закончить все необходимые процедуры. Когда все нужные данные были получены, Даг пригласил меня опуститься рядом с ним на колени, прямо в снег, к самцу, и взять в руки голову волка — отличное получится фото. Осторожно приобняв спящего зверя, я заметил пятна и седые волоски на черном меху. Язык у волка вывалился из пасти и висел безвольно. Зверь был слаб и беспомощен, но при этом — великолепен. «Взгляни ему в глаза», — попросил Даг. Широко раскрытые, они отливали коричневатой медью.

«На тебя сейчас смотрит сама природа, — продолжал Смит, — с которой готов покончить так называемый цивилизованный мир. Запомни этот взгляд. Мы хотим его сохранить. Весь Йеллоустон — история как раз про это». И здешние гризли — тоже «история про это». В первые десятилетия после основания парка — впрочем, как и большую часть XX века — этих медведей любили прикармливать туристы, к тому же зверям позволяли питаться отбросами из расположенных на территории парка отелей. Считалось, что так их удастся «приручить» — чтобы за ними было проще наблюдать: прекрасное шоу дикой природы. Но медведи и не думали приручаться — они так и остались дикими зверями, мощными, яростно защищающими потомство.
 

 

На Ника Патрика на его ранчо в Вайоминге в 2013 году напала медведица гризли, но он зла не держит. «Она мать и лишь защищала своих медвежат», — говорит Ник. 

 

Фотоловушка поймала гризли, когда тот потянулся за яблоками. Медведи частенько наведываются во дворы ранчо, расположенных вдоль северной границы Йеллоустона.

А еще гризли ненасытны — им надо много еды, «хорошей и разной». В Йеллоустоне их меню включает 266 животных, растений, грибов, и все это они поглощают в огромных количествах, особенно осенью, когда нагуливают жир перед спячкой. И вот важнейшие позиции меню — местные подвиды лосося Кларка, шишки белокорой сосны — в последнее время оказались в дефиците из-за антропогенных изменений в экосистеме, да и с другим пропитанием становится туго. Но за гризли беспокоиться нечего — они, по словам специалистов, прекрасно приспособятся к любым переменам. Обо всем этом я как-то разговорился с Керри Гюнтером, коллегой Смита: все то, что Даг делает с волками, Керри проделывает с медведями. Мы сидим в дальней части Йеллоустона, обозревая окрестности. На туристических картах наша достопримечательность не отмечена — маленький, но глубокий родничок, в котором гризли любят поплескаться.

Мы потратили все утро, чтобы добраться сюда. Зато я успел узнать почти обо всем, что повидал Гюнтер за 30 лет работы в Йеллоустоне. Керри — спокойный рассудительный человек, уверенный в своей науке, допускающий, что мнения у людей могут быть разные, и достаточно бесстрастный, чтобы не уставать от ожесточенных споров, в которых он и другие руководители направлений подвергаются атакам оппонентов со всех сторон.

Количество гризли резко уменьшилось в 1970-х, когда в политике руководства парком сменились акценты: упор было решено сделать не на дикую природу и зрелища с участием «прирученных» зверей — в приоритете оказалась экология. Надо сказать, что такими переменами мы обязаны знаковому событию 1963 года — докладу об управлении парковым хозяйством профессора Калифорнийского университета А. Старкера Леопольда. Эта работа стала важной вехой в эволюции представлений о том, какой цели должен служить Йеллоустон и какую политику здесь следует проводить. В докладе под названием «Управление природой в национальных парках», подготовленном по заказу министра внутренних дел Стюарта Юдалла, подчеркивалось, что природные условия во всех нацпарках «должны быть сохранены или, если необходимо, воссозданы».

Мнения специалистов разошлись. Жизнь подбросила и другие аргументы в разгоравшемся споре — одним из них стала реакция общества на две трагедии: в парке Глейшер гризли дважды напали на людей. Возможно, между этими смертельными случаями и не было никакой связи, но все произошло в одну ночь в августе 1967 года — и обернулось закрытием всех йеллоустонских свалок.

Мусорные «рестораны» закрылись неожиданно — медведи были сбиты с толку, растеряны. И очень голодны. Звери терпели лишения, и результат не заставил себя ждать: рождаемость упала, а популяция заметно сократилась — по некоторым оценкам, в Большом Йеллоустоне оставалось менее 140 гризли. Только за 1971 год более 40 медведей были убиты, причем жертвами пали и «окольцованные» животные. В общем, йеллоустонские гризли могли вымереть окончательно, сохранись печальная тенденция лет на десять. Но, к счастью, в 1975 году, согласно Закону об исчезающих видах, медведь гризли в 48 материковых штатах попал в список животных, находящихся под угрозой исчезновения. Охота на него прекратилась, по крайней мере как легальное развлечение.

«Мы потратили массу времени, индивидуально работая с животными, особенно с самками — делали все, чтобы они остались в живых», — рассказывает Гюнтер, приехавший в Йеллоустон в 1983 году. Работа, помимо всего прочего, предполагала предупреждение конфликтов между медведями и людьми: специалисты просили посетителей не только воздержаться от кормления зверей, но и следить за тем, чтобы животные не воровали у них продукты. Наконец, принимались и чисто практические меры, например устанавливались недоступные для зверей мусорные баки, началось патрулирование кемпингов. Словом, идея состояла в том, чтобы держать людей и гризли на почтительном расстоянии друг от друга и поощрять в медведях интерес к естественной пище.

И это сработало! В живых оставалось больше самок, они приносили больше потомства. Увеличилась численность гризли в самом парке, и их ареал тоже вырос: медведей стали замечать там, где их не видели десятилетиями. В принципе гризли подсчитать трудно, но, по последним прикидкам, в ядре экосистемы сегодня обитает 717 особей. Если же говорить об экосистеме в целом, то, полагает Гюнтер, «мы уверенно приближаемся к тысяче». Основываясь на этих данных и учитывая мнения специалистов (а те полагают, что в Большом Йеллоустоне сегодня столько медведей, сколько он может «переварить»), многие биологи считают, что пришло время вычеркнуть гризли из длинного списка животных, подпадающих под Закон об исчезающих видах.

Йеллоустон сегодня остается надежным прибежищем для диких зверей. Волки вернулись. Популяция гризли после катастрофического «обмеления» в 1970-е восстановилась — как и численность бобров. Американские бизоны, бывшие на грани вымирания, теперь тоже в безопасности, вот только размножаются они слишком активно — популяция уже «перелилась через край» и вышла за пределы заповедника. Определенные усилия были предприняты, чтобы защитить миграционные коридоры американских вилорогов.

Вапити водятся в изобилии, но чувствуют себя уже не так вольготно, как в те десятилетия, когда могли не опасаться волков. Белоголовые орланы тоже живут не тужат.
 

 

Первая миграция: трехнедельные оленята вапити покидают летнюю «резиденцию» на юго-востоке Йеллоустона. Следом за оленихами они карабкаются на склон высотой 1400 метров. Несколько часов назад стадо преодолело водную преграду — реку Южная Шошоне. 

В Йеллуостоне всё и все взаимосвязаны. Волки — с гризли: они конкурируют за пропитание, и те, и другие предпочитают оленину. Белокорые сосны — с лубоедом: этот жук уничтожает деревья; с потеплением климата проблема усугубляется еще и тем, что численность лубоедов стремительно растет, а их ареал — расширяется. Американские бизоны напрямую зависят от животноводческой политики, что прослеживается через болезнь: бруцеллез, вероятно, завезли в Америку вместе со скотом, а скот завезли в Монтану, чтобы разрешить охоту на йеллоустонских бизонов. Все это лишний раз подтверждает: йеллоустонская экосистема — сложный «жилой комплекс», в котором важно взаимодействие не только «жильцов», но и физических факторов, геологических условий, превратностей истории, биологических процессов. И любые изменения, бьющие рикошетом по всем сообществам, от животного к растению, от хищника к жертве, от одного звена пищевой цепи к другому, — вызывают огромный интерес (и горячие споры) у ученых, исследующих флору и фауну Йеллоустона. Но вот о чем не надо забывать: у любых резких движений всегда есть побочные эффекты, как правило, непредвиденные. Лишь один пример: возвращение волков в Йеллоустонский парк вовсе не решило всех проблем, вызванных предшествовавшим отстрелом серых хищников.

Экосистема Большого Йеллоустона — средоточие многих болевых точек, отчасти потому, что здесь сталкиваются самые разные ожидания и интересы. И это столкновение со всей отчетливостью высвечивает простую истину: законными следует признать интересы не только людей, живущих в парке, или работающих, или охотящихся, или рыбачащих, или ходящих в походы. Эта территория принадлежит всей Америке — и всему миру. В 2105 году Йеллоустонский национальный парк посетили более четырех миллионов человек; национальный парк Гранд-Титон — свыше трех миллионов. Приезжая в такие парки, люди чувствуют, что приобщаются к важному делу. Но те, кто неравнодушен к судьбе Йеллоустона, не могут не замечать новых вызовов, с которыми сталкивается парк. Все американские национальные парки нуждаются в лучшем финансировании. Из Конгресса на эксплуатацию и совершенствование таких территорий поступает лишь малая толика денег, большинство важнейших инициатив — как, например, проект «Йеллоустонский волк» — реализуются на частные средства, через такие организации, как Фонд парка Йеллоустон. Не меньше денег паркам нужна политическая поддержка для претворения в жизнь непопулярных идей (а сложных решений, видимо, придется принимать немало — слишком много здесь становится людей, вот и частным автомобилям запретили въезд). Чтобы справиться с самыми острыми и спорными вопросами охраны дикой природы — прежде всего это проблемы гризли, американских бизонов и волков, — нужен консенсус, а не ожесточенные споры. Самые преданные сторонники парков должны понять, что праведный гнев и непримиримость делу не помогут. Партнерами разных подкомиссий Координационного комитета Большого Йеллоустона, государственного органа надзора за федеральными землями в данной экосистеме, должны стать частные группы. И вместе они смогут принимать смелые решения в интересах всех. Изменения климата, как видим, больно бьют по Йеллоустону — потепление оборачивается большей продолжительностью жизненных циклов насекомых, засухами и бог знает чем еще, — в такой ситуации надо делать все возможное, чтобы сохранить имеющееся.

Если мы ждем от йеллоустонских гризли лучшей и скорейшей адаптации, видимо, стоит меняться и нам самим.
 

Сравнение двух фотографий, сделанных в Йеллоустонском национальном парке. Первая фотография сделана Уильямом Генри Джексоном в 1871 году, а вторая снята фотографом Бредли Боннером с той же точки съемки, но уже в наши годы.