Уличная реклама гласит: «Дети должны учиться вместе». На билбордах, остановках транспорта и «антивандальных» скамейках, на которых неудобно сидеть, зато можно размещать рекламу, один и тот же плакат: в школу дружно «идут» четыре ребёнка, один из которых инвалид-колясочник. Между тем, в России высоко развита коррекционная педагогика. Так зачем?

Рекламой инклюзивного («включающего») образования занимается Региональная общественная организация инвалидов «Перспектива». «В России огромное количество детей исключены из общественной жизни», — разъясняет сайт организации. — Детей с инвалидностью загоняют в социальное гетто, в интернаты и специальные школы. Между тем, «каждый ребёнок, несмотря на свои физические, интеллектуальные и другие особенности, имеет право учиться в обычной школе вместе со своими сверстниками без инвалидности».

«Эта кампания в поддержку инклюзивного образования идёт пятый год», — сообщает сайт «Перспективы». — В России инклюзивное образование делает только первые шаги, во многих странах мира большинство школ инклюзивные».

Перенимать западный опыт помогают как отечественные, так и зарубежные организации, среди которых Агентство по международному развитию США (USAID), Программа сотрудничества ЕС-Россия, фонд «Евразия», институт «Открытое Общество» (фонд Сороса), Фонд Форда и другие. Перечисление партнёров на сайте РОО занимает шесть строчек мелким шрифтом. Среди них — правительство Москвы, российское Министерство культуры, Общественная палата РФ.

Это не удивительно — первый в нашей стране закон об инклюзивном образовании (ИО) был принят в Москве в 2010 году. Тогда же концепция нашла отражение в Национальной образовательной инициативе «Наша новая школа» Дмитрия Медведева. Наконец, положения об ИО включены в принятый Госдумой в первом чтении закон «Об образовании». Второе чтение законопроекта намечено на 11 декабря.

Первые шаги инклюзивного образования в России оказались сразу семимильными — безо всякого общественного и профессионального обсуждения. Между тем, достаточно представить себе весь спектр проблем, с которыми столкнется в обычной общеобразовательной школе инвалид-колясочник, — от подъёма на третий-четвертый этаж по пандусам без лифта до посещения уборной, чтобы понять, насколько неоднозначно такое решение.

А ведь речь идёт не только о детях с ограниченной подвижностью. Авторы концепции специально подчеркивают — учиться в обычных школах должны все дети, вне зависимости от «физических, интеллектуальных и других особенностей».

Есть и ещё одно соображение, добавляющее сомнений: с 1917 года в нашей стране на государственном уровне создавалась система коррекционной педагогики. России в наследство от СССР досталась разветвленная, хорошо отлаженная система образования для детей с различными нарушениями. Она включает в себя подготовку специалистов — педагогов-дефектологов, в том числе логопедов, сурдо-, тифло-, олигофрено-педагогов. Сеть учебных заведений, в которых дети-инвалиды могут получать образование, навыки самостоятельной жизни в обществе, профессию. Одних специальных школ у нас восемь типов: для слабовидящих, слабослышащих, с заболеваниями опорно-двигательного аппарата, с задержкой психического развития, с умственной отсталостью и т. д.

С каких же пор мы стали полагать, что создание особых, специальных условий для того, чтобы дети-инвалиды могли получить образование — это нарушение их прав? И, напротив, что ликвидация таких условий — это торжество справедливости?

Чьи права отстаивают защитники прав инвалидов?

В 2011 году Московский городской психолого-педагогической университет (МГППУ) опубликовал некоторые результаты исследования «Инклюзивное образование в Москве: социальные условия, проблемы и ограничения». В рамках работы, в том числе, оценивалось отношение педагогов и родителей учащихся к внедрению ИО в столице. Результаты оказались, мягко говоря, неожиданными.

Так, на вопрос «Где, на ваш взгляд, лучше и эффективнее осуществлять процесс образования детей с ОВЗ (ограниченными возможностями здоровья — ред.) и детей-инвалидов?» более 40 процентов опрошенных педагогов общеобразовательных школ ответили: «На базе специализированных коррекционных учреждений; На базе специализированных школ-интернатов; На дому». Ещё 28 процентов выбрали ответ «В специальных классах для детей с ОВЗ». В пользу инклюзивного образования высказались лишь 18 процентов опрошенных.

При этом педагоги коррекционных школ в подавляющем большинстве — 89 процентов опрошенных — высказались за обучение детей-инвалидов на базе специализированных коррекционных учреждений и школ-интернатов.

Ещё интереснее мнение родителей детей, обучающихся в коррекционных учреждениях образования — то есть, в том числе, родителей детей-инвалидов. 70 процентов из них выступили за коррекционные школы и школы-интернаты, и лишь 9 процентов (!) поддержали инклюзивное образование. Отвечая на вопрос «Как вы лично в целом относитесь к идее внедрения инклюзивной формы образования для детей с ОВЗ и инвалидностью в школах г. Москвы?», 25 процентов родителей учащихся коррекционных школ ответили «Безусловно отрицательно», 28 процентов — «Скорее отрицательно» (суммарно 53 процента).

При этом отношение родителей детей из обычных общеобразовательных школ к инклюзивному образованию в целом позитивное: 36 процентов ответов — «Безусловно положительно», 40 — «Скорее положительно».

Среди педагогов категорическое неприятие ИО демонстрируют преподаватели коррекционных учебных заведений: 30 процентов — «Безусловно отрицательно», 50 — «Скорее отрицательно» (суммарно 80 процентов), в то время, как отношение сотрудников общеобразовательных школ к инклюзиву не столь однозначно — 52 процента положительных отзывов против 40 отрицательных.

Таким образом, против инклюзивного образования выступают педагоги, прежде всего учителя коррекционных учреждений образования, которые ближе всего знакомы с проблемами детей-инвалидов. А также сами родители детей-инвалидов. Чьи же права в таком случае отстаивают сторонники ИО?

Были педагоги, стали «тьюторы»

«Инвалид-колясочник из рекламы — это как раз самый лёгкий случай», — объясняет педагог-дефектолог, согласившаяся обсудить с корреспондентом «Правды.Ру» вопросы ИО на условиях анонимности. Своё требование она аргументировала так: проблема давно вышла за рамки профессиональной дискуссии, теперь это вопрос защиты прав инвалидов, и каждое критическое выступление воспринимается как персональный выпад в адрес больных детей.

«В конце концов, школы можно оснастить пандусами, лифтами, специальными партами и т. д. Это в принципе решаемый вопрос. Более того, и в советские времена, и в постсоветские дети с заболеваниями опорно-двигательного аппарата или лишившиеся подвижности в результате травмы обучались в обычных школах — это зависело от желания и настойчивости родителей».

«Но ведь речь идёт обо всех детях-инвалидах, — говорит наш собеседник. — Это, например, глухие и слабослышащие, слепые и слабовидящие. Утверждают, что помогать им получать образование в обычном классе будут специальные ассистенты учителя — тьюторы. Вне зависимости от того, удастся ли в обозримом будущем подготовить требуемое количество тьюторов — а это, поверьте, проблема даже в Москве, — получается, что раньше образованием таких детей занимались сурдо- и тифло- педагоги, теперь — помощник учителя общеобразовательной школы».

«Сейчас размещается немало вакансий, например, требуется тьютор для сопровождения ребёнка с ДЦП, обладающий должной физической силой, педагогическое образование желательно. Это что, равноценная замена?», — спрашивает педагог.

«В Загорске есть интернат для слепоглухих детей. Разработана уникальная методика их обучения, с ребятами работают опытнейшие педагоги. Этих детей тоже в обычных класс обычной школы? Я не представляю себе, что с ними будет делать учитель — даже с помощью тьютора», — недоумевает специалист.

«А как в обычном классе обычной общеобразовательной школы будут учиться дети с умственной отсталостью? В стандартном классе из 25 человек они окажутся на «камчатке» предоставленными самим себе. И хорошо ещё, если не будут срывать учебный процесс».

«Нет, обучение, о котором говорят сторонники ИО, возможно. Если сократить класс до пяти-семи человек, я в принципе готова работать в нём с одними учениками с особенностями. Здесь как раз пригодится и помощник. А в противном случае это просто профанация», — уверена наш собеседник.

Однако, по её  словам, о планах сокращения численности классов, столь радикальном изменении подхода к среднему образованию, ничего не слышно. Все разговоры сводятся к оснащению школ пандусами и устранению всякой дискриминации.

«За дискриминацию, естественно, никто и никогда не выступает, — говорит дефектолог, — а между тем, именно к такой постановке вопроса всё сейчас и сводится — если вы против ИО, получается, что вы против детей-инвалидов».

Вот только непонятно, как в рамках инклюзива учитывать специфику обучения различных детей, говорит педагог. К примеру, в школах VIII типа (для детей с умственной отсталостью) математику преподают только в предметно-практической направленности, то есть для использования в повседневной жизни. Ученикам не преподают ни алгебру, ни геометрию — они просто не могут её  усвоить.

«Теперь представим себе, что ученик оказался в обычном классе, — продолжает учитель. — И он подошёл к пределу своих возможностей. Что делать? Ради отсутствия «дискриминации» не преподавать предмет остальным? Преподавать дальше, не обращая внимания на то, что ученик просто не понимает дисциплину, «рисовать» ему тройку? В коррекционной школе педагог сосредоточился бы на практическом применении уже полученных знаний. А в общеобразовательной? Ученик так и просидит до 11 класса на задней парте с нарисованной отметкой, хотя ничего не понимает уже с пятого класса. Зачем?! Ведь они должны обучаться по своей программе!».

Аргументация: примат прав и передовой западный опыт

В ходе работы над статьёй автор честно пытался найти рациональные объяснения — для чего же в России вводится система инклюзивного образования? К сожалению, это оказалось непросто. Обобщая, можно сказать, что у сторонников ИО существуют три основных слоя аргументации — априорные рассуждения о благе инклюзива с точки зрения прав детей-инвалидов, апелляции к передовому западному опыту и… политизированная демагогия.

В качестве примера можно привести выдержку из материалов научно-практической конференции «Инклюзивное образование: методология, практика, технология» (20-22 июня 2011, Москва): «Важно ещё раз подчеркнуть, что инклюзивное образование в большинстве европейских стран и в России — один из первых примеров борьбы родителей за образовательные права собственных детей, прецедент поведения родителей как подлинных субъектов образовательного процесса».

Или — как некий обобщающий пример — выдержку из статьи «Интегрированное обучение в России: задачи, проблемы и перспективы» члена-корреспондента РАО, профессора, директора Института коррекционной педагогики Н. Н. Малофеева:

«Интеграционные процессы приобрели признаки устойчивой тенденции в России в начале 90-х годов. Это связано с начавшимися в стране реформами политических институтов, с демократическими преобразованиями в обществе, с наметившимся в общественном сознании поворотом к признанию самоценности личности, её  гарантированного права на свободу выбора и самореализацию.

В странах Запада, благодаря десятилетиям целенаправленной работы средств массовой информации и Церкви, в общественном сознании глубоко укоренилась идея равенства прав людей, независимо от состояния их здоровья и уровня развития. В России, где на десятилетия была пресечена линия церковной благотворительности, а для СМИ существовало негласное табу на освещение проблем инвалидов, в общественном сознании надолго закрепилось отношение к детям с психофизическими отклонениями, к инвалидам как к маргинальной части общества.

Особенно важно, что на Западе идеи социальной и образовательной интеграции проводятся в контексте противостояния дискриминации людей по любому признаку — расовому, половому, национальному, политическому, религиозному, этническому, состоянию здоровья».

Здесь мы видим весь комплекс аргументов, сводящихся, в общем-то, к характерной для 90-х годов рефлексии «Все нужно сделать, как на Западе!».

Что ж, следует рассмотреть и западный опыт.

«А вот в Америке!…», или Что копируем?

Государственная система обучения детей с инвалидностью начала формироваться в России, напомним, после 1917 года. Дети с отклонениями в развитии были объявлены объектом исключительно государственной заботы. Созданием специальных образовательных учреждений занимался возглавляемый А. В. Луначарским Наркомпрос, который привлёк к сотрудничеству многих энтузиастов, занимавшихся дефектологией в дореволюционные времена. В начале 1920-х новая система образования получила своё оформление, а в 1926 году постановлением СНК РСФСР «Об учреждениях для глухонемых, слепых и умственно отсталых детей и подростков» был введён единый учебный план для таких учреждений.

Совсем иначе дело обстояло в США. В начале 70-х годов XX века в ряде штатов родители детей-инвалидов начали подавать судебные иски к федеральному правительству, требуя предоставить своим детям право учиться. Результатом целой серии судебных разбирательств стало принятие двух законов — Реабилитационного акта 1973 года, запрещающего дискриминацию детей-инвалидов, и Закона об образовании для всех детей-инвалидов 1975 года. «Принимая эти законодательные акты, Конгресс США обнаружил, что в Соединенных Штатах больше 8 миллионов детей с инвалидностью. Более половины из них не получали надлежащих образовательных услуг. Миллион таких детей вообще не были охвачены школьной системой», — сообщается в историческом очерке об образовательной системе США.

В Великобритании ещё в начале XX века руководству школ вменили в обязанность принимать для обучения (речь шла только о начальном образовании) глухих и слепых детей, к 1914 году — умственно отсталых, к 1918 году — детей с физическими недостатками. Однако до 1944 года, как говорится в материалах по образовательной системе Соединенного Королевства, «общий рост численности специальных школ происходил неравномерно».

1944 год считается переломным в системе специального образования в стране, так как в этом году был принят правительственный Акт об образовании в Великобритании, который на государственном уровне регулировал обучение детей-инвалидов.

В Швеции, образовательная система которой считается одной из лучших в мире, государственное постановление о вспомогательных классах (для «неодаренных» детей, которые, не будучи слабоумными, не могут усваивать школьную программу) появилось в 1942 году. Специальное образование было узаконено Государственным учебным планом для начальных школ 1955 года. В плане говорилось уже о вспомогательных классах, о классах для учеников с трудностями в чтении, обсервационных классах (для изоляции учеников с аберрациями поведения), классах для слабослышащих, для детей с нарушениями двигательной активности и т. д. «В специальном образовании определялась чёткая тенденция к созданию специальных классов с максимально гомогенными группами», — говорится в очерке по образованию Швеции.

Таким образом, государственная всеобщая система специального образования на Западе сложилась значительно позже, чем в Советской России — СССР. Интересно также, что поначалу она развивалась в том же направлении, что и советская — по пути создания отдельных коррекционных учебных заведений и коррекционных классов в школах.

Протесты в западных странах

Торжество концепции инклюзивного образования — дело совсем недавних времён. Исключение составляет разве что Швеция, где поворот к инклюзиву наметился ещё в середине 1960-х годов.

А вот любопытный материал из Германии, где введение ИО сильно запоздало — газета «Русская Германия» (№ 48, 2011) сообщает: «Вскоре в Берлине не останется специализированных школ: конвенция ООН о правах инвалидов, к которой Германия присоединилась с 1 января 2009 года, подразумевает, что дети-инвалиды должны обучаться вместе со здоровыми ровесниками… В отечественном варианте такую возможность детям и их родителям конвенция предлагает фактически насильно: её  ратификация означает, что рано или поздно закроются спецшколы для детей-инвалидов — Förderschulen… Берлинское школьное руководство, как и родители многих учеников спецшкол, выступают против подобных перемен, но тщетно: большинство специальных учебных заведений закроют свои двери к 2014 году, а первые исчезают уже сейчас».

Планы закрытия спецшкол вызывают родительские протесты, — продолжает газета. — Для многих семей это станет настоящей катастрофой… Зачастую родители детей-инвалидов, о чьих правах ООН, а за ней Германия вроде бы позаботились, опасаются, что обычную школу их ребёнок просто не сможет закончить, и получение аттестата для многих останется недостижимой мечтой», — и т. д.

Удивительно, не правда ли? Под соусом «борьбы родителей за образовательные права собственных детей» нам предлагают перенять «передовой» западный опыт, — умалчивая, что на Западе родители и педагоги безуспешно (!) протестуют против такой инновации!

Заговор? Приход-расход!

Так что же происходит с инклюзивным образованием? Такое впечатление, что перед нами мировой заговор — решения принимаются вопреки логике, под речи о защите прав детей-инвалидов, причём мнения самих детей и их родителей, похоже, никто не спрашивал.

Нет, это не заговор. По крайней мере, не заговор в привычном смысле этого слова. Реальные аргументы в пользу инклюзива существуют. Вот только лежат они в далёкой от педагогики сфере, потому и приходится их маскировать многослойной «правовой» и «международной» риторикой.

Ответ на поставленный вопрос даёт уже упоминавшийся выше директор Института коррекционной педагогики Н. Малофеев, тот самый, что рассуждал о демократизации общества в 1990-е. В 2010 году в интервью агентству РИА Новости профессор отошел от стандартной «инклюзивной» риторики и буквально в двух словах объяснил суть проблемы:

«…Система стала дифференцироваться по вертикали, открывались специальные детсады с задачей подготовки ребёнка к школе, профессиональные учебные заведения готовили выпускника спецшколы к трудовой деятельности. Но обучение в спецшколе и так стоило в два-три раза дороже, а тут и сроки обучения почти удваивались…

— Что изменилось с принятием ООН в 1971 году Декларации прав умственно отсталых лиц и Декларации защиты прав инвалидов в 1975 году за рубежом и у нас?

— Началась переоценка прав инвалидов, изменилось понимание целей их образования. И произошло столкновение интересов: ребёнок получил право учиться в общем потоке, но его обучение в спецучреждении обходилось казне много дороже. Вот здесь и пришла на помощь идея «включения», или инклюзии».

Идея инклюзивного образования имеет экономическую подоплёку. Коррекционная педагогика — дорогое удовольствие с её  вузами, с педагогами-дефектологами, с системой школ восьми типов, с особыми программами, со специальным оборудованием, с собственными учебными пособиями — и так далее и тому подобное.

А инклюзивное образование — дешёвое решение проблемы. Именно поэтому западные страны, столкнувшись с необходимостью дать образование детям-инвалидам, поначалу пошли по советскому пути, но быстро опомнились. У ребёнка есть право учиться? Пусть идёт в обычную школу!

Nothing personal, just a business (ничего личного, только бизнес – прим ред.). И полное соблюдение прав.

Ссылка: http://rusobraz.info