Подлинное христианство аристократично

Сращивание государства и РПЦ – одна из самых обсуждаемых тем. О том, насколько сильно влияние церкви на власть, легенде о благодатном огне, моде на духовников и церковных бабульках-комсомолках рассказал в интервью протоиерей Георгий Митрофанов.

- Как вы отнеслись к тому, что Зюганов сказал прямо в лицо патриарху, что его партия сделала много для РПЦ?

- Зюганов уже обращался к церкви, надеясь получить от нее поддержку в своей деятельности. Ничего нового в этом нет. Он верен своему кумиру Сталину. Когда в 1943 году Сталин начал использовать уничтоженную им церковь в своих интересах, то делал это в течение пяти лет. С 1949 года он возобновил гонения на церковь. Он действовал так, как всегда действовали коммунисты — прихватить что-то чужое, и как-то это использовать.

Сейчас ситуация отличается от 1943 года. Наша церковь не находится на грани физического уничтожения, как это было тогда, и обладает своего рода влиянием. Поэтому использовать ее в своих интересах еще более предпочтительно. Это во-первых.

Во-вторых, к этому явлению можно подойти и по-христиански. Если коммунисты хотят выступать, как говорит Зюганов, политическим представителем православного русского мира, то это значит, что мы делаем что-то не так. В нашей церкви слишком быстро появилось много людей, которые всю жизнь были безбожниками – антихристианами, осознанно или нет. Теперь они с поразительной легкостью стали посещать богослужения, преимущественно пасхальные и рождественские, креститься, и даже поститься, не задумываясь всерьез о Христе, и не пытаясь переосмыслить свою жизнь, покаяться. Нет ничего удивительного в том, что в нашей церковной жизни стали доминировать люди, которые по существу не испытывают никакой потребности во Христе, потребности преобразиться духовно и стать христианами.

Церковь их привлекает потому что в ней, в отличии от изменчивого мира, ничего не меняется. По их мнению, в ней, как и в тоталитарном советском обществе не надо брать на себя ответственность, реализовывать свою свободу, а просто стройными рядами идти к какой-то там, безусловно, правильной, далекой цели. Тем более, что путь к этой цели, как и путь к коммунизму, представляется таким путем, где не нужно предъявлять претензий к себе, и если что-то не получается, то в этом можно обвинять других, и уже не мировой империализм, а бездуховный запад. Для них это путь, когда можно по-прежнему, как это привычно для них, искать врагов, но не в качестве агентов империализма, а еретиков, новообновленцев, геев, и всякого рода либерастов. Им проще говорить о ничтожестве запада и собственном величии, только с другим акцентом, что мы живем не в уникальной стране – Советском союзе, — строящей социализм, а в святой Руси. Естественно, она духовнее и правильнее других «бездуховных» стран. То есть идеологемы остаются те же, непоколебенные, только внешне приправленные православной атрибутикой.

Сегодня от мирян и даже от священнослужителей мы меньше всего слышим о Христе, необходимости духовного преображения своей собственной души, своем собственном несовершенстве. Мы слышим о необходимости возродить великую страну, обличение происков многочисленных врагов, как внешних, так и внутренних, постоянное педалирование идеи, что пока бедная, но поэтому духовная, Россия противостоит бездуховному Западу.

Часто из уст священнослужителей слышатся те же самые, по существу не имеющие к христианству никакого отношения, политические слоганы, которые предлагают обновленные евразисты-сталинисты. Мы уже не отличаемся друг от друга. Самое страшное, что церковь перестает быть церковью Христовой, и становится общероссийской агитпроповской ритуальной организацией. Она сочетает в себе элементы агитпропа и комбината ритуальных услуг, в нечто прикладное, совершенно не касающиеся души человека.

Мы можем констатировать, что среди сторонников коммунистической партии есть люди, которые одновременно считают себя православными христианами. Это великое кощунство по отношению к тем священномученникам двадцатого века, которых совсем недавно мы прославили.

- Почему патриарх ничего не ответил Зюганову?

- Почему Святейший Патриарх не отреагировал не только на это заявление, но и ряд других, я не знаю. Это надо спрашивать у него.

Будучи профессором Санкт-Петербургской духовной академии, в своей преподавательской , публицистической и миссионерской работах, одной из своих задач я ставлю проявить у наших современников чувство вины и стыда за то, чем была наша страна семьдесят лет при коммунистах. Будучи членом синодальной комиссии по канонизации святых, подготовившей канонизацию собора новомучеников и исповедников российских, прославления новомученников, я всегда рассматривал эту канонизацию как непреодолимую преграду для соединения коммунизма и христианства.

Там, где появлялись коммунисты – там всегда начинались гонения на христиан, и там, где народы были по-настоящему христианские, коммунистам не удавалось прийти к власти. В нашей стране коммунисты смогли не только захватить власть, но и правили в ней, и надо сказать, что коммунизм у нас никто не свергал, он сам сгнил, оказавшись неконкурентоспособным. Почему это стало возможным именно в нашей стране? Мне, как православному священнику, приходится констатировать то печальное обстоятельство, что русский народ, в отличие от других народов, оказался менее духовно подготовлен к тому, чтобы не поддаться соблазну коммунистического утопизма. Видимо, мои предшественники, православные священнослужители, воспитывая тысячу лет народ, не смогли воспитать у него такое христианское мировоззрение, которое позволило бы ему увидеть в коммунизме великий духовный соблазн.

- Получилось, что тысяча лет – коту под хвост?

- Нет. Если бы не было тысячелетней христианской истории России, то России не было бы вообще, как таковой. Но я задаюсь вопросом: почему одним народам удалось преодолеть соблазн коммунизма и фашизма, а другие народы поддались этим соблазнам? Для меня, как для христианина, священника, историка есть только один ответ. Когда люди по-настоящему воцерковлены, и у них в душе присутствует по-настоящему христианское мировоззрение, они способны преодолеть очень многие искушения, в том числе и в сфере политической, общественной и идеологической. Если этого мировоззрения нет, то легко поддаться соблазнам, и потом сочетать в своей жизни безбожный коммунизм и стояние в православном храме.

- Судя по отношениям церкви и власти, создается впечатление, что они уже почти одно целое. Но в тоже время, если влияние власти на церковь заметно, то влияние церкви на власть не ощущается, хотя бы потому, что отношение власти к народу не стало более христианским. Почему?

- Это как раз является свидетельством того, что церковь и государство не слились.

- А как же все эти публичные лобызания иерархов с чиновниками, дарения подарочков на церковные праздники?

- С кем только не целовались коммунистические вожди. Разве можно обольщаться подобного рода действиями? Характерной чертой современной власти является глубокая безыдейность. Периодически наши руководители осознают, что электорату нужно дать какую-то идеологию. Здесь возникает перспектива использования той же православной атрибутики.

Но во многих случаях реального сотрудничества церкви и государства сразу возникают проблемы. Введение курса ОПК в школах показало, что даже на уровне губернаторов, я уж не говорю о чиновниках системы образования, Церковь встречала с их стороны значительное сопротивление этому начинанию. На самом деле оказалось, что легко обозначить себя на пасхальном богослужении губернатору или главе администрации, и совсем другое дело, когда они в конкретной жизни решают конкретные проблемы.

Например, я убежден, что большинство наших государственных деятелей являются людьми глубоко нецерковными, хотя и заходящими в храмы. Если бы они действительно были христианами, то не было бы такой коррупции и злоупотреблений служебным положением, и всего того, о чем мы с вами хорошо знаем. Вера без дела мертва. Поэтому, когда я смотрю на дела многих государственных деятелей, то отдаю себе отчет в том, что для них ничего не стоят их лобызания и стояние в качестве подсвечников на пасхальном богослужении.

Надо сказать, что мы живем в одной из самых дехристианизированных стран мира, где дехристианизирован не только сам народ, но и правящий класс. Быстро воцерковиться не удастся. Кто является церковным человеком? Отнюдь не тот, кто крещен, и считает себя православным человеком, а тот, кто причащается хотя бы раз в год. Таковых у нас в стране и пяти процентов не наберется. И это наш актив, хотя и в нем существует разного рода люди. Остальная масса крещенных или некрещеных, идентифициирующая себя как православные или нет — это крещеные или некрещеные безбожники. Такова реальность, и дела их свидетельствуют об этом, как и дела некоторых наших руководителей . Какую бы черкеску после Крымска не одел Ткачев, хочется сказать: «Черкеска на тебе есть, а креста – нет». Хотя не сомневаюсь, что он его носит.

- Почему некоторые заявления священников, все эти стояния напоминают дремучее Средневековье?

- «Русь крещена, но не просвещена». Эти слова Лескова актуальны и для нашего времени. Значительная часть, даже ходящих в храмы, христиан не обладает осмысленным, продуманным христианским мировоззрением. Им хочется ощущать причастность к церковной жизни, проявить несформировавшееся у них христианство. Вот тогда и проявляются привычные атрибуты того самого ритуального бытового народного благочестия, которое веками было у большинства христиан на Руси. Наши крестьяне веками старались быть благочестивыми и благонравными, могли строго соблюдать посты, но при этом на вопрос «Что такое Троица?» отвечать: « Иисус Христос, Богородица и Николай Чудотворец».

Один из авторитетнейших обер-прокуроров Синода Победоносцев в конце девятнадцатого века говорил: «Наш народ ничего не понимает в богослужении, а из молитв знает только «Отче наш», и то часто читает его с ошибками». С другой стороны, чудотворные иконы и мощи, пышные церковные праздники, знание какому святому в каком случае молиться и к каким мощам прикладываться заменяло полнокровное христианское мировоззрение.

Поэтому есть высокие примеры благочестия немногочисленных святых, и лежащая, по существу, в язычестве повседневная жизнь большинства православных христиан. Это проявило себя в 1917 году, и проявляет себя и сейчас.

Путешествия по святым местам, паломничество на Афон, пожертвования на храмы не мешают нашим чиновникам брать взятки и разворовывать страну. Они свой обет перед Богом, как они его понимают, выполняют: приняли крещение, посетили на комфортабельном транспорте Иерусалим. Помните, как говорили по партноменклатуру «Народ и партия едины, раздельны только магазины?». Вот и для них тоже самое, только на уровне церковной жизни: вип-паломники, вип-прихожане. Не случайна была и вип-очередь к поясу Богородицы.

Это говорит о том, что они не имеют никого представления о подлинном христианстве.

- Как вы относитесь к тому, что при помощи РЖД и федеральных каналов рекламируется не относящийся к христианству обычай т.н. сошествия святого огня перед Пасхой?

- Действительно, в девятнадцатом веке в России никогда не вспоминали о благодатном огне, несмотря на то, что паломничество в Святую Землю было весьма распространено. Очень образованный наш церковный иерарх, епископ Порфирий (Успенский) основываясь на свидетельствах самих греческих священнослужителей отмечал, это всего лишь благочестивый обычай, а не какое-то чудо. Но надо сказать, что для нашего недоразвитого в христианском отношении религиозного самосознания неофитов, подобного рода впечатляющие эффекты необходимы.

- Это поддерживается и трансляцией по центральным каналам…

- Да, и появляется ощущение, что мы из христиан превращаемся в огнепоклонников. Все-таки главное чудо, которое оставил нам Христос – это святая евхаристия. На литургии вино и хлеб становятся Телом и Кровью Христовыми. Вот главное сверхъестественное явление в церковной жизни. Но люди готовы любыми путями добираться до этого благодатного огня, проходя мимо совершающейся каждый день божественной литургии. Это полный перекос сознания. То, что это стало популярно именно сейчас, в начале 21 века, говорит о наличии в сознании современных, новообращенных христиан рудиментов архаичного самосознания. Отсюда и ощущение чего-то средневекового.

Более определенно о благодатном огне говорил в своем основательном докладе еще в 1949 году, в стенах Ленинградской духовной академии крупный литургист, профессор Николай Дмитриевич Успенский рассказывал, как исторически складывался этот литургический чин, отнюдь не имевший элементов самопроизвольного возгорания огня. Лампады гасились, а потом в определенное время определенным образом зажигались. Этот обычай был на протяжении многих веков. При нашем общем невежестве мы забыли даже то, что знали наши предшественники.

- Греки, как известно, те еще сказочники…

- Епископ Порфирий (Успенский) писал, что рассказывавшие ему о благодатном огне греческие епископы на его вопрос «Зачем же они поддерживают эту легенду?», отвечали: «Если мы скажем, что происходит на самом деле, нас просто растерзают».

Многие наши священники, несклонные верить в подлинность самовозгорания этого огня, утешают себя тем, что на данном этапе, для стимулирования в людях религиозных чувств, надо дать им что-то ясное и просто впечатляющее.

С моей точки зрения, это духовная дезориентация. В пасхальную ночь нужно молиться на божественной литургии, и причащаться святых Христовых тайн. Именно тогда, через таинство евхаристии мы причащаемся к Христу. А все это уходит на второй план в ожидании благодатного огня.

- У Чехова есть рассказ «Красная горка», где он описывает, как обыватели ходили по церковным праздникам на кладбище, пили-ели около могил. Насколько известно, это не совсем православная традиция, но она была и в православной империи, и поддерживается людьми до сих пор. Как вы относитесь к этому?

- Подавляющая часть христиан в Российской империи причащалась только раз в год. Их религиозная жизнь была связана с бытовым исповеданием своей веры. Что такое вкушение пищи на кладбище? Это рудимент языческой тризны, когда с покойником нужно было разделить трапезу, чтобы он остался удовлетворенным. Никакого отношения к христианству это не имеет, и церковный устав таких тризн не предполагает. Это то, что мы называем народным благочестием, и забываем, что оно сегодня аккумулировало в себе непреодоленные нашими предками языческое сознание.

Вот почему, начиная с Киевской Руси, приходится говорить о двоеверии нашего народа, умевшего сочетать в своей религиозной жизни внешние элементы церковной жизни и глубокие переживания языческого характера. Зачем язычник обращается к своему богу? Чтобы он помогал ему обустроить жилье. Христианин обращается к Христу, потому что хочет преобразить самого себя. Он неудовлетоворен собой, и вдохновлен величием Христа. Вот почему среди тех, кто сначала ходили за Христом, и кричали «Дай, дай нам чуда!», а потом «Распни его!», подлинных учеников было немного.

Если в нашей стране жизнь станет благополучнее, если начнут нормально функционировать системы здравоохранения и социального обеспечения, правоохранительные органы, то наши храмы опустеют.

- Как в Европе?

- Да. Потому что большинство людей – это закон человеческого естества – обращается к Богу, чтобы что-то получить от него, чтобы он сделал лучше их жизнь на земле. Если что-то удается сделать человеческими усилиями, то многим людям Бог становится не нужен.

- Значит, верно учили в советское время: христианство – это религия униженных и оскорбленных?

- Это как раз не имеет отношения к христианству. Подлинное христианство религия немногих, она аристократична, подлинных христиан всегда было и будет немного.

- Что происходит с церковными образованием. С одной стороны чаплиниада с другой – средневековое мракобесие. В девяностые годы в священники брали чуть ли не от станка. Но сейчас когда обстановка более или менее успокоилась, а где результат?

- Не успокоилась. До сих пор половина духовенства не имеет богословского образования.

- И они служат?

- Да. При рукоположении очень многие архиереи не требуют диплома об окончании семинарии или академии.

- Получается, что священник может быть неграмотным человеком?

- В принципе, да… А что вы удивляетесь? Если вспомнить историю, то система духовного образования появилась в России только в начале восемнадцатого века. До этого можно было встретить неграмотных священников. Просто они с детства зазубривали наизусть те тексты из богослужения, которые необходимо произносить священнику.

В девяностые годы ситуация сложилась так, что нужно было, как казалось, открывать больше храмов. Из духовных школ тогда было три семинарии и две академии, потом стали открываться другие. Это породило серьезную проблему. Сегодня из сорока семинарий настоящими можно назвать не более десяти. Остальные очень ущербные, провинциальные школы, которые готовят по существу недообразованных священнослужителей. Когда они попадают в духовную академию, то не способны в ней учиться, их нужно заново переучивать.

- Но мне же никто не разрешит управлять самолетом, если у меня нет специального образования.

- Это основная проблема. Те, которых нарукополагали в девяностые, продолжают служить, и проповедуют «от ветра главы своея». Поэтому подчас от священников можно услышать диковинные вещи, не имеющие никакого отношения к богословской традиции Церкви. Это печальное наследие девяностых годов. Подавляющее число священников, особенно в провинции, не имеют ни то, что богословской, но и общей культуры.

- Что же будет дальше?

- Мы стараемся хоть что-то изменить, но ситуация такова, что страна пребывает в демографической яме. К нам в академию поступает очень мало абитуриентов. Престиж духовной школы, как и церкви, сегодня гораздо ниже, чем в начале девяностых. Дети из приличных семей в духовные школы поступают редко.

Семинарий у нас стало больше, но не все, кто их окончил, становятся священниками.

- Куда они уходят?

- В светские учебные заведения. Это, наверное, нормально. Потому что человек, учась в духовной семинарии, должен определить для себя: нужно ли ему быть священником?

До революции, в отличие от сегодняшнего времени, очень редко рукополагали в священники без духовного образования. Сейчас это делают с легкостью.

- Приходя в храм человек в первую очередь сталкивается с т.н. бабульками, которые начинают советовать как стоять, креститься, куда, чего. Слышал, что среди них много бывших партийных работников и даже гебешников. Насколько это верно?

- Теоретически покаяться может и партийный работник, и гебешник покаяться, хотя бывает это редко. Важно другое. Что такое современные бабульки в храмах? Это комсомолки шестидесятых-семидесятых годов. Эпоха патриархально-церковных старушек уже давно прошла. Мы сталкиваемся в храмах с людьми, у которых советский менталитет. Они пришли в храм от одиночества, ожесточенности. Они ничего не знают, но уже готовы учить. Они не готовы проявлять терпимость и доброжелательность, а наоборот – грубы и не добры, бывает и такое. Мы можем, например, увидеть в церковной лавке «православно» одетую женщину, ведущую себя хуже, чем расписанная косметикой девица из супермаркета.

- Настораживает и некая зомбированность в их поведении…

- Это перманентное состояние советского человека, которому очень хорошо от того, что ему не надо думать. Раньше за него думала партия, теперь – церковная иерархия.

- Вы читали отчеты с судебного заседания Пуси Райт? Помните, там была работница свечной лавки в ХХС, которая говорила, что она испытала моральные страдания после акции, и теперь плохо дает сдачу?

- Было обидно видеть, как унижается церковь в лице этих обвинителей на процессе.

- Какое у вас отношение было к этому процессу?

- То, что в целом эта хулиганская выходка давно была бы забыта, если бы к этим женщинам отнеслись снисходительно, дав нравственную оценку безобразному поступку. Нужно было этих женщин оставить на попечении их собственной совести, а сейчас получилось, что все больше приличных людей им симпатизирует, и осуждает церковь.

Я в недоумении: почему никому не пришла в голову мысль взять их на поруки, и освободить под залог? Кому, как не церкви нужно было выступить с такой инициативой? Она должна была дать им шанс переосмыслить свое отношение к церкви. Они могли бы согласиться, и это было бы покаянием. Они могли бы отказаться, и тогда стало бы ясно, что тут церковь ничего поделать не может. Но даже этого не было предпринято.

Я уж не говорю о том, как церковь могла смириться с тем, что вопреки нашей конституции, в обвинительном заключении были ссылки на церковные документы? Это были неправильные ссылки. Вместо того, чтобы отмежеваться от процесса, подчеркнуть свое неучастие в этом странном судилище, мы не дистанцировались от него.

- Во время процесса вспомнили историю, как папа римский пришел в тюрьму к покушавшемуся на него, и простил его.

- Католическая церковь умеет использовать подобные ситуации для своего пиара. Мы даже этим себя не утверждаем.

- Вызывает озабоченность клерикализации общественной жизни. Священники всюду – в школах, армии, телевидении, СМИ, собраниях… Некоторую часть граждан это пугает. Нужно ли церкви быть везде?

- Мы живем в эпоху, когда значительная часть людей имитирует какую-то деятельность, не делая ничего. Обратите внимание, какое количество людей сегодня работает в охране. Что это за работа?

Вот вы сказали про деятельность церкви в армии. Это чисто пропагандистская акция. Ни офицерскому составу, ни рядовому составу в большинстве случаев священник не нужен.

- На одной из авиабаз в Северо-Западном округе есть плакат «Молитва летчика перед полетом».

- Я прослужил три года на флоте, и знаю, как легко организовать для военнослужащих любое мероприятие. Политруков сейчас нет, но заменять их кем-то надо.

Среди молодежи людей с религиозными запросами очень немного. Более того, в нашу армию попадают люди, в основном, из неблагополучных семей, менее образованные и социально-отсталых. А среди низового уровня молодежи религиозность еще меньше распространена. Так что, это все кампанейщина, имитация участия при полном отсутствии подлинного участия.

- Как вы относитесь к размножившимся православным СМИ?

- Да, существует телеканал «Союз», и было бы лучше, если бы он не существовал. Потому что у него нет интеллектуальных ресурсов, чтобы заполнить 24-часовой эфир содержанием.

С другой стороны, существование таких медийных ресурсов оправдано. Они очень разные. Сравните радио «Радонеж» в Москве и «Град Петров» в Петербурге.

Это очень серьезное дело, и учитывая, что подлинно образованных, культурных священнослужителей у нас не очень много, то нужно быть очень избирательным. Если мы возьмем, к примеру, интернет-ресурсы, то можем встретить порталы, которые активно работают, но которые скорее дискредитируют церковь. Например, «Русская народная линия». Но есть и культурный православный ресурс – «Православие и мир».

Надо сказать, что сейчас от имени церкви выступают СМИ, обозначающие себя, как церковные. Они формируют у многих православное, как им кажется, мировоззрение, но на самом деле к христианству это имеет мало отношения.

- Простите, никак не могу понять. Вы высказываете критические, и даже может показаться, резкие замечании в адрес РПЦ, но все равно остаетесь в ней.

- Церковь не КПСС. Я не маргинал в церкви, занимаю определенные должности, преподаю в академии. Это позволяет мне высказывать свои взгляды в аудиториях, церковных учреждениях, и хотя у меня находятся оппоненты, у меня есть и единомышленники.

Патриарх Кирилл, будучи жестким администратором, отдает себе отчет в том, что если в церкви будет единомыслие и единогласие, то она начнет просто загнивать.

Самые яростные нападки несогласных со мной я встречаю в церковной среде. Например, у меня диаметрально противоположные взгляды в отличие от заведующего церковно-исторической кафедрой Московской духовной академии по многим вопросам. Плюрализм в церкви существует, и это нормально. У нас ведутся дискуссии, и это связано с тем, что мы по-разному видим будущее церкви.

- Вы были членом комиссии по канонизации. Почему вас «ушли» из нее?

- Я остаюсь ее членом. Это мои оппоненты очень хотели, чтобы я ушел.

Синодальная комиссия по канонизации святых существует с 1987 года, я являюсь ее членом с 1993 года. Но еще несколько лет я был членом епархиальной комиссии по канонизации, она готовила предварительные документы. Однако, ее председатель и секретарь сделали мое пребывание в ней неприемлемым, и я написал прошение с просьбой освободить меня от обязанностей в ней. О чем и было официально сообщено. «Русская линия» пыталась представить это так, как будто митрополит вывел меня из состава синодальной комиссии после того, как вышла одна моя книга, и началась полемика вокруг нее. А членом синодальной комиссии я по прежнему остаюсь.

- Где же, простите, чудеса новых святых?

- При прославлении мучеников наличие чудес необязательно. Это единственный чин святых, когда чудотворение необязательно. Важно лишь установление мученической смерти.

Что касается чудес, то о них всегда было принято говорить реже, чем принято считать сейчас. Даже в средневековые времена, когда люди были более открытые, доверчивые и не столь рациональные. Сейчас чудеса бывают крайне редко. Чудотворение обязательны при канонизации преподобных, святителях, но не мучеников.

- А что с Романовыми?

- Они страстотерпцы. Это один из видов мученического служения. Православный государь, принимающий безвинно смерть с христианским смирением. Некоторые церковные силы пытались воздействовать на нашу синодальную комиссию с тем, чтобы мы предложили прославление царской семьи по формуле «Великомученники от жидов умученные». Но наша комиссия не пошла на поводу у этих мракобесов.

- А что, есть и такая формулировка для святых?

- Такую предлагали. Считали, что убийство было ритуальное. Оно ритуальным не было, и мы показали это в своих документах, которые послали на Собор. Если говорить о евреях, то среди непосредственных убийц царской семьи еврей был только Юровский, и то принявший лютеранство незадолго до революции. Все стрелявшие были в основном русские. Потому что латыши и венгры, охранявшие семью, отказались участвовать в расстреле.

- Но также известно, что Ленин обсуждал с Троцким судьбу Николая Второго…

- Они обсуждали идею о суде над государем. Решение о расстреле принял Уралсовет. Также было решено объявить об убийстве царя, но скрыть факт убийства всех членов семьи.

- Вам знакомо имя Михаила Ардова?

- Он не канонический священник. Сейчас он пребывает в церкви, которая тоже не является каноничной, никем не признающейся в православном мире. Будучи рукоположен когда-то в священники, и перейдя в эту церковь, Михаил Ардов священником считаться уже не может. Хотя будучи образованным и остроумным человеком, он иногда высказывает очень умные мысли, в том числе и о нашей церковной жизни.

- Он утверждает, что процесс объединения РПЦ и Зарубежной РПЦ был хорошо спланированной акцией КГБ, и был направлен, прежде всего, на захват собственности Зарубежной церкви. Насколько он прав?

- То, что государство поддерживало этот процесс, очевидно. Для нашей власти это важно. Она хочет перевести в орбиту своей деятельности то, что осталось от русской эмиграции. Более того, русская эмиграция мечтала вернуться в Россию, когда в ней будут возможны свободная политическая и общественная деятельность, чтобы принять в них участие. Однако, жизненные стандарты в современной России и на Западе сегодня разнятся между собой, и эмигранты не возвращаются в Россию. Но идея как-то воссоединиться и влиять на нашу жизнь, не покидала их.

Спецслужбы контролируют все, что происходит во взаимоотношениях российских граждан с иностранцами. Но будучи непосредственным участником процесса воссоединения наших церквей, могу сказать, что не ощущал присутствия именно спецслужб. Более того, я видел, как в чем-то наивные представители зарубежного духовенства, были исполнены ощущения, что они могут кардинально изменить нашу церковную жизнь. На самом деле этого не случилось.

Надо сказать, что в этом переговорном процессе имели место позитивные моменты. В качестве трех условий воссоединения представители Зарубежной Церкви выставили канонизацию новомученников, в том числе царской семьи, осуждение политики митрополита Сергия и осуждение экуменической деятельности. Первые два вопроса были сняты благодаря деятельности нашей Синодальной комиссии по канонизации святых. В нашей Церкви были прославлены члены царской семьи, также были прославлены в качестве новомучеников и те противники митрополита Сергия, на которых он налагал церковные запрещения. Прославив противников митрополита Сергия среди сонма святых, наша церковь провозгласила, что она не считает политику Сергия (Страгородского) безусловно правильной и в какой-то степени отмежевалась от нее. Для зарубежников это было очень важно.

Другое дело, что прославить противников митрополита Сергия гораздо легче, чем пытаться изменить нашу церковную политику, сделать ее созвучной их заветам. Скажем, митрополит Кирилл (Смирнов), назначенный патриархом Тихоном патриаршим местоблюстителем, подчеркивал, что церковь должна быть свободна от оков какой ни было политической миссии в отношении к любому государству, тем более богоборческому. Зарубежники увидели в нашей канонизации решение вопроса о покаянии в сергианстве.

- Как вы думаете, насколько важно для РПЦ строительство в Париже собора и культурного центра за 50 млн евро, которые пообещал выделить Путин? Нужно ли пропагандировать православие на Западе?

- В Париже есть собор Александр Невского, и нет никакой необходимости таких капиталовложений. Если бы эти средства были вложены в образование, миссионерскую деятельность и другие церковные проекты, то это было бы гораздо важнее. Должен сказать также, что, несмотря на часть возмутительно жирующих столичных священников, у нас есть сельские священники, которые живут в нищенских условиях. Некоторые наши духовные школы влачат жалкое существование. Вот на что нужно было бы употребить эти средства.

- Еще президент Медведев обещал патриарху 3 млрд. рублей на восстановление Новоиерусалимского монастыря. Этой суммы хватило бы пенсионному фонду средней российской губернии. Почему церковь с легкостью принимает такие щедрые подарки от власти?

- Русская православная церковь понесла колоссальный урон в советское время. Кто как не государство, разрушавшее храмы, должно их восстанавливать? Другой вопрос: нужно ли восстанавливать все то, что было разрушено? Правильно говорят, что церковь держится не бревнами, а ребрами. То есть на людях.

Мы пошли по пути восстановления церквей, не задумываясь: а нужны ли они? Ведь в сельской местности многие восстановленные храмы пустуют, потому что вымирают окружавшие их деревни. Для чего нужны многочисленные храмы в центре города, когда их нет в спальных районах?

Нужна разумная политика. Нельзя восстанавливать все, что было разрушено. На прежнем уровне все равно не сделаем, получится сомнительный новодел, а средства будут вкладываться в стены, камни…

- Откаты..

- Естественно. Церковь еще больше будет вовлекаться в сомнительную современную экономическую жизнь. Это приведет к духовному растлению духовенства и мирян.

- Если государство выполняет свои обязательства за разрушенные храмы, то почему церковь сама до сих пор не покаялась за сотрудничество с богоборческим режимом?

- Случаи такого покаяния были. Например, ныне находящийся на покое митрополит Виленский и Литовский Хризостом. Но таких случаев, действительно, немного. Я думаю, что необязательно это делать публично, как сделал владыка Хризостом, хотя ничего страшного в этом нет. Важно, чтобы мы внутри церкви знали своих «героев». Но еще важнее, чтобы те, кто «героически исполнял свой гражданский долг» в богоборческое время советской власти, вели себя качественно иначе сейчас. К сожалению, надо признать, что покаяния этих деятелей нет, что кажется странным с христианской точки зрения. Кому как не христианину нужно покаяние? Пока ты носишь в душе какой-то грех, тебе самому будет хуже.

Один немолодой священник, хорошо знавший специфику советской действительности, как-то мне говорил: «Обратите внимание на старых священников. Особенно на тех, кто много кричит о патриотизме и великой России. Они точно были стукачами». «Почему?» — спросил я. «Потому что у него возникает необходимость психологической компенсации. Он не может признать что проявил слабость, сотрудничая с властями, и хочет обосновать это тем, что служил не им, а родине, которая всегда была великой святой Русью. На самом деле, это лукавство. Грех должен быть обозначен как грех. Это в интересах самого грешника».

- Недавно патриарх приезжал на освящении храма при академии ФСБ…

- Нынешняя ФСБ не проводит гонения на церковь.

- Но в кабинетах ее сотрудников до сих пор можно встретить портреты Дзержинского.

- Поэтому мне кажется, было бы уместнее поставить в качестве условия пребывания храма при академии ФСБ отсутствие, допустим, портретов Дзержинского. Есть ли надежда, что новые сотрудники ФСБ станут лучше? ФСБ , как и любая спецслужба нужна. Другой вопрос: какой она будет? Впрочем, этот вопрос можно обращать и к Церкви.

Вообще, мне кажется, что «эпоха» ведомственных храмов прошла. До революции каждый госслужащий и учащийся раз в год должен был причаститься, и принести справку об этом начальству. Сейчас реальность такова: практикующих христиан среди госслужащих и военных ничтожно мало, и никто от них не требует православной веры. Есть, правда, не совсем вменяемый, по моему мнению, владелец некоего ОАО, который требует от сотрудников, чтобы они венчались, причащались и совершали молитвенные правила.

Я не вижу нужды в ведомственных православных храмах, и не могу понять, почему строится храм при академии ФСБ, там нет такого количества практикующих христиан. Если это попытка таким образом их воцерковить, то это нужно делать не в храме, а за его пределами. Через те же СМИ.

- Вы доверяете тем публикациям, где раскрывается гебешный псевдоним патриарха?

- Серьезных публикаций ничтожно мало. В конце 1991 года, при активном участии группы депутатов Верховного Совета России, в которую входил бывший священник Глеб Якунин, были опубликованы псевдонимы агентов. После этого серьезных публикаций не было. К тому же, всем известно, что сейчас идет ужесточение должностных инструкций, разрешающих доступ к архивам.

- Значит, не верите?

- Будучи историком, в таких вопросах я должен руководствоваться не своей верой или неверием, а конкретными доказательствами. Соприкоснувшись по роду своей деятельности, с материалами ГПУ, НКВД и даже КГБ, знаю, что там были и фальсификации.

Я знаю, что очень достойный и много сделавший для церкви митрополит Мануил (Лемешевский) имел агентурные клички «Воробьев» и «Листов». Он сотрудничал со спецслужбами с конца двадцатых годов, несмотря на то, что сам был узником советских лагерей. Эти документы я видел, и могу сказать, что тут сомневаться не приходится.

В советское время практически со всем духовенством проводились «беседы». Я поступал в духовную семинарию в 1985 году, и уже был подвергнут профилактической беседе с майором госбезопасности. Потом, когда семинаристы становились священнослужителями, спецслужбы пытались ввести их в свою работу на уровне подписки о сотрудничестве с получением псевдонима. Мы можем только предполагать, сколько было таких «сотрудничающих». Я думаю, что не пять и не десять, а пятьдесят процентов духовенства давали подписку о сотрудничестве.

Мотивы могли быть разные. Кто-то хотел таким образом сделать карьеру, кто-то послужить церкви в тех условиях, которые существовали. В любом случае, подобный шаг является шагом, который предполагает в человеке дальнейшее покаяние. Я могу предполагать, что немало священников, которые начинали свое служение в шестидесятые-восьмидесятые годы, имели свои псевдонимы.

- Но появляется много вопросов, если вспомнить карьеру патриарха. После окончания духовной академии его посылают в Женеву…

- Прекрасная карьера была у Александра Николаевича Яковлева. Это пример настоящего антикоммуниста. Он вышел из русской крестьянской среды, и, будучи партаппратчиком, смог пересмотреть свое коммунистическое мировоззрение. Его позиция достойна уважения.

Понимаете, мерзость советского времени заключалась в том, что она ставила людей в такие условия, что нужно было быть или героем, или подлецом. Промежуток был очень ограниченный. Человек, который хотел реализовать свой талант, должен был вступать в партию. Люди шли на компромисс – что в церкви, что в миру.

Слава Богу, мне только краешком удалось соприкоснуться с этой системой. В семинарию я поступил в 1985 году, а через несколько лет система стала давать сбои, и стало уже не до вербовки каких-то студентов духовных школ. Но я прекрасно отдаю отчет, через что проходили священники советского времени. Человек мог держаться пять, десять лет, а потом сдавался. Но наличие агентурного псевдонима не могло означать, что человек был христопродавцем. Каждый случай нужно проверять отдельно.

В свое время митрополит Сергий (Старгородский) пошел на главную уступку советской власти. Он согласился делать епископские назначения по согласованию с ГПУ. С этого момента советская власть добилась того, что после войны ни один епископ не мог рукоположить священника без предварительного согласования с уполномоченным Совета по делам Русской Православной Церкви, то есть офицером госбезопасности. Все кадры в церкви были поставлены под жесткий контроль.

Тем не менее, это не мешало священникам подчас быть независимыми. Были и такие, кто свободно и честно исполняли свой долг. Можно вспомнить и отца Александра Меня.

- Много писали о вашей панихиде по солдатам власовской армии. Это была ваша инициатива или к вам кто-то обратился?

- Ко мне обратились прихожане. Проблемы тут никакой нет. Церковь на то и церковь, чтобы молиться о тех, кто принял смерть, являясь крещенным человеком. Участники власовского движения были разные люди. Среди них были те, кто сознательно перешел в него, чтобы воевать с Красной армией, и отомстить за трагические судьбы своих семей.

Если священник ходит в тюрьму к палачам и убийцам, то что такого в том, что он молится за людей, который стали жертвами войны? На войне чаще всего люди погибают не потому что они сознательно идут на смерть, а потому, что их мобилизовали, и заставляют убивать себе подобных, чтобы не быть убитыми самому.

Почему мы не задумываемся о том, что в советское время было так много людей, готовых воевать против советского государства? Это очень важно понять. Потому что тогда государство уничтожало русский народ.

На своих панихидах по власовцам я пытался показать присутствующим духовный смысл того, что мы делаем. Речь шла не о прославлении и героизации власовцев, причем личность самого генерала Власова лично мне кажется несимпатичной. Я слышал свидетельства непосредственных участников этого движения, и они говорили о нем много нелестного. Вот начальник его штаба генерал Трухин был идейным и принципиальным человеком, а не оппортунист, каким может показаться Власов. Бывший офицер императорской армии, он перешел в Красную армию, потом, разочаровавшись в коммунизме, стал ее противником.

Война – это величайшая трагедия, и если уж церковь вспоминает ее, и уж тем более Вторую мировую, то она должна не громыхать молебнами о победе, а молиться о том огромном количестве русских людей, которые погибли в ней. Молиться нужно обо всех, жертвы многочисленны. Задача церкви не вдохновлять военнослужащего на победу в войне, а напомнить ему, что он христианин, которого мобилизовали, и дать ему почувствовать что он идет на страшное духовное дело: «Ты не можешь не убивать, но если будет возможность не проливать кровь – прояви великодушие». Нужно молиться, чтобы человек сохранил свою христианскую сущность во время войны.

У нас очень языческое восприятие войны. Церковь не должна выступать как агитатор и пропагандист какой-тот одной стороны на войне. Потому что заповедь «Не убий» на войне не отменяется. Это понятно при спокойном и здравом размышлении, но в том общественном раже, в котором мы живем, об этом уже давно забыли.

Вообще, наша пропаганда как-то странно устроена. Главным событием в нашей истории считается Вторая мировая война, а Первая практически предана забвению. Это очень тревожный симптом. Это говорит о том, что за семьдесят лет советской власти мы отторглись от нашей истории. При этом Вторая мировая оказалась во многом мифологизирована в советское время. А ведь она была одной из самых страшных трагедий нашего народа.

Трагедия в том, что положив огромное количество людей, наш народ не освободился от большевиков. Он победил фашизм, но не победил коммунизм. Но самое страшное то, что Сталин победил такой ценой, что после огромных потерь русского народа его сопротивление сталинизму было невозможно. Произошло обрушение на генетическом уровне русского народа. К потерям в войне можно прибавить и потери от Голодомора, коллективизации, Большого террора и гражданской войны. Происходила гибель преимущественно лучших людей, активных, и в том поколение, которое выросло после войны, уже было много неполноценных семей, безотцовщины. Поэтому сейчас так сильно обнажились все проблемы в обществе. Народ духовно надорвался за время коммунистического правления, и не может жить полноценной духовной жизнью.

- Сейчас появилась мода на духовников. Говорят, что духовник есть даже у Путина, других людей из власти. Вы знаете, они как-то влияют на своих подопечных?

- Архимандрита Тихона я знаю лично, и он мне прямо говорил, что не является духовником Путина. Я думаю, что у нашего президента главный духовник – это он сам.

Что такое духовник? На самом деле, это не духовный отец, который определяет волю. Такие отношения редко складываются, и то в условиях монастыря. Духовник – это постоянно исповедующий священник. У многих православных людей нет постоянно исповедующих священников, исповедь происходит в переполненных храмах, как на конвейере. Мне кажется, говорить о подлинных взаимоотношениях духовника со своим духовным чадом можно в редких случаях.

Интересный феномен получается, когда богатые новые русские начинают воцерковляться. Положение духовника становится очень сложным – он должен подстраиваться под него, чтобы не остаться без его участия в приходской жизни. Но еще большей серьезной проблемой является то, что большая часть людей не испытывает потребности в исповеди, а привычки исповедовываться у них нет. Отсюда разного рода имитация исповеди. Некоторые считают, что исповедь это некий психотерапевтический сеанс, и говорят о своих проблемах, но это не может быть темой исповеди.

- Говорят, что губернатор Полтавченко очень верующий человек. Это как-то сказалось на жизни епархии?

- Я с ним лично не знаком, поэтому ничего не могу сказать. Что касается его участия в жизни нашей епархии, то у меня нет опыта общения с его окружением.

- Как вы думаете, почему церковные деятели, как и светские начальники, склонны видеть в Западе врага России? Почему им свойственно негативно высказываться и о либеральной демократии, и ювенальной юстиции, и культурологических европейских ценностях?

- Мне кажется, что идет эксплуатация доставшихся из советского прошлого стереотипов. Собственное величие можно утвердить только унижая кого-то. Вот и получается: мы хорошие не потому, что у нас есть что-то позитивное, а потому, что у них, наших ближних еще хуже.

Если запад и гниет, то до духовной смерти ему далеко. Ни в одной западной стране так долговременно и основательно не уничтожали церковь, как это было у нас. Для меня это свидетельство того, что на Западе христианские ценности имеют больше влияние на жизнь общества и государства, чем у нас. Поэтому я не считаю, что запад более бездуховный, чем мы.

Там тоже есть проблемы, но чтобы их понять, нужно прислушаться к тому, что говорит о них римско-католическая церковь. Она достаточно независима от государства и общества.

Да, есть крайности в ювенальной юстиции, хотя нам ли опасаться ее, зная в каком плачевном состоянии находится наша семья. Да, недопустимы популяризация и допущение однополых союзов и их государственная регистрация. Но с моей точки зрения, выходящие на западе журналы «Плебой» и «Максим» развращают молодежь меньше, чем жизнь в общежитиях и коммуналках, где в советское время дети видели совокупляющихся родителей.

Мы говорим, что на западе общество потребления, но такой тяги к деньгам, такой корысти, как в нашем обществе, на западе нет. И это понятно – потому что у нас общество завистливых бедняков. Такими нас воспитывали семьдесят лет. Мы могли только утешаться тем, что трудящиеся на западе живут еще хуже. Правда, потом выяснилось, что это не так.

Запад научился обезвреживать собственные вредоносные явления. Помните, как сказал Черномырдин: «Призрак коммунизма бродил по Европе, а остановился у нас». Действительно, коммунизм порожден западом, но остановился на житье-бытье в России. Мы оказались неспособными преодолевать западные искушения.

Свобода и гласность для нас пока непривычны, а на западе они многие вещи делают публичными для популяризации, и одновременно для осуждения. Поэтому, как мне кажется, у запада надо многому учиться, но это не значит, что воспринимать надо все.

- Как вы думаете, есть ли будущее у РПЦ, если у нее не будет поддержки государства?

- Конечно, есть. Потому что это церковь Христова, и врата ада не одолеют ее.

- В некоторых храмах появилась т.н. казачья охрана, и как говорят сами так называемые казаки, в России церкви всегда охранялись казаками. Так ли это?

- Это полная ерунда. Я вообще не считаю их казаками. Это ряженые. Казак – это воин-земледелец. А эти люди маргиналы, и до революции не входили бы в казачье сословие в силу образа своей жизни и деятельности. Тут опять имитация , на этот раз имитация приобщенности к исторической традиции. Казачество – это сословие, которое почти полностью было уничтожено и сейчас невосстановимо, и имитировать его существование просто кощунство.

- Почему в храмах запрещено фотографировать?

- Я не знаю, какие могут быть мотивы..

- Одна из служащих объяснила мне так: после фотографирования в храме появляются флюиды. Я, конечно, поинтересовался, что у нее было в школе по физике, но…

- Я думаю, что среди церковных и воцерковленных людей много разных людей. Очевидно, что после семидесяти лет атеизма мы будем еще десятилетия переживать эпоху религиозного невежества. Оно проявляется у людей церковных и воцерковленных разного рода странностями. Одно из проявлений странностей вот это, что фотографирование в храме может как-то осквернить святыню. Это предрассудок.

Источник - Андрей Морозов, сайт Dailytalking.ru

P.S. Санкт-Петербург. 23 января 2013 года. ИНТЕРФАКС - Известный церковный историк, профессор Петербургской духовной академии протоиерей Георгий Митрофанов сообщил, что ему запретили делать заявления в СМИ. "Священноначалие меня действительно не благословило общаться с журналистами. Я следую этому предписанию. Возможно, после Пасхи ситуация изменится", - заявил отец Георгий корреспонденту "Интерфакс-Религия".