Энергетика и промышленность России - избранные материалы.
ВЫПУСК 8.

Ракетное топливо

Судьба солдат из космической части

За благими намерениями и миллионами долларов напрочь забывают о безопасности тех, кто живет неподалеку от космодромов и стартовых площадок.

О том, что уничтожение ядерных ракет, задуманное ради сохранения жизни на Земле, оборачивается для сотен людей загубленным здоровьем. Мы публикуем материал, посвященный одной конкретной судьбе.

«Я хочу рассказать о той системе, которая сложилась в космических частях Министерства обороны России, и об отношении государственного здравоохранения, социальных служб к людям, отслужившим в таких войсках. Пусть узнают и простые люди, и узкие специалисты о том, что происходило со мной и с другими ребятами, и дадут свою оценку».

И вот что далее рассказал пришедший в Институт социологии РАН старший сержант запаса Виктор Шульгин, отслуживший в космической части космодрома Плесецк с 1990 по 1992 г.

Боевые работы

В 1990 году я окончил медицинское училище в Ярославле, а через 3 месяца меня призвали в армию. Заключение военной комиссии: здоров на все «сто». Направили в Плесецк, в космические части Минобороны. Служил санинструктором на пусковом комплексе «Лесное», входил в боевой расчет в составе аварийно-спасательной группы. В мою задачу входило обслуживать все работы, связанные с гептилом и меланжем.

При заправке ракеты находился от нее в 100-150 метрах, а при пуске должен был оставаться на поверхности, в то время как все остальные прятались в подземных бункерах. А стартовую площадку, согласно приказу, покидал последним. Мне пришлось участвовать где-то в 22-23 пусках, в том числе и коммерческих пусках США, Франции, Японии, включая международную программу «КОСПАС-САРСАТ».

Конечно, средства индивидуальной защиты были при мне (противогаз с кислородом), но пользоваться им при проведении боевых работ запрещалось: применять его можно только при взрыве ракеты. А ведь, например, перекачка топлива из цистерн - вещь опасная, тем более что гептил нередко проливался, а я находился от заправщиков на расстоянии 50-70 метров. Иногда приходилось оказывать экстренную медицинскую помощь при остром отравлении в 15-20 метрах от самих цистерн. Обслуживал также боевые профилактические работы: промывку цистерн. И все так же без противогаза.

А сжигание паров гептила? Плюс аварийные выбросы этих паров в атмосферу, как, например, осенью 1991 года... Облако накрыло казармы, находящиеся в 1,5 км от места аварии. Я тогда был вместе с двумя солдатами. Ничего: отлежались в казарме 3-4 дня. После этой аварии в медпункте несколько дней стоял запах гептила.

Вода, которую пили солдаты из нашей части, имела привкус железа и специфический запах. Как медик я производил регулярные заборы проб из кранов в казармах, пищеблоке, душевой на содержание компонентов ракетного топлива. И периодически обнаруживал превышение ПДК гептила - в среднем в 4 раза. Один случай запомнил особенно хорошо. Весна 1991 г. В пробе питьевой воды из крана в казарме ПДК гептила превысило в 8 раз. Доложил начальнику медслужбы. Он только спросил: «Из какого крана?» И все. А ведь питьевая вода поступала из трех скважин глубиной 30 метров, расположенных на пусковой площадке. Встает вопрос: если на глубине 30 метров 8 ПДК, то сколько его в поверхностных водах? Вокруг части много болот. Летом и осенью - постоянные испарения. Опять вопрос: что мы пили и чем мы дышали?

Душ для помывки солдат. Периодически в нем мыли спецкостюмы заправщики - смывали гептил. И снова вопрос: кто может сказать, какова его концентрация была в душевой?

Во всех помещениях на пусковой площадке - постоянный запах гептила. Казармы же солдат, расположенные в старых кирпичных зданиях 50-х годов, не проветривались. Шинели, ватники хранились возле постелей. В рационе солдат мяса практически не было, несмотря на собственную свиноферму. Фруктов не давали никогда. Из свежих овощей - свекла, капуста, картошка. Иногда репчатый лук и чеснок.

Вокруг части на болотах росли белые грибы весом в 1,5 кг на ножке в 40 см. Они никогда не бывали червивыми, но при употреблении их в пищу возникали тяжелые отравления. Клюква вокруг части также была необыкновенных размеров: с крупную черешню. Отличалась большой сочностью. Каждую осень весь личный состав направлялся в деревню Бараново, в 20 км от части, для сбора такой же крупной клюквы, которая в необыкновенном изобилии росла на болотах вокруг деревни. Клюква собиралась тоннами и направлялась в Москву, уж не знаю - генералам или на продажу. Весной солдаты заготавливали и березовый сок.

Провалы в памяти

Всего у нас было где-то 450-500 человек личного состава, все они обращались за медицинской помощью по ночам исключительно ко мне. Основные жалобы солдат после пуска и профилактических работ: приступы слабости с тошнотой, головокружением, длительной головной болью, иногда рвотой. После каждого пуска 75-80 процентов солдат лежали «в лежку» в течение 3-4 дней.

Солдаты постоянно жаловались на боли в желудке, поносы, тошноту, слабость, сопровождавшиеся резким падением артериального давления: до 40 на 80. Каждую неделю 4-5 больных с такими жалобами я отвозил в поликлинику города Мирного, но им ставили один и тот же диагноз: «острое пищевое отравление», хотя ни разу не было установлено, что пища недоброкачественная или в ней обнаруживались болезнетворные бактерии.

Примерно у 45-50 процентов личного состава наблюдалось воспаление десен с кровотечением, расшатывались зубы, нередко они вообще вываливались при чистке. Кариес у 100 процентов. Кроме того, солдаты жаловались на выпадение волос, кожный зуд. Любая царапина превращалась в долго не заживающий гнойник. Кожа солдат поражена пиодермией, стрептодермией. На каждой ноге от 20 до 30 трофических язв, на лечение которых уходило полтора месяца. (При этом солдаты не освобождались от несения службы.)

Частыми были обращения с жалобами на усталость, раздражительность, бессонницу, кошмарные сновидения, приступы гнева с последующими провалами памяти.

Себя больным за время службы я не считал, хотя с января 1991 года - после пусков, заправки, переливания топлива, профилактических работ и сжигания паров гептила - стали появляться головные боли, головокружения, тошнота, гипотонические кризы с резким падением артериального давления, как и у солдат, которых я лечил. Летом 1991 года начались болезни ротовой полости, тоже стали выпадать волосы, появились кожный зуд, аллергическая сыпь, ринит, крапивница, ухудшилось зрение. В январе 1992 года возникли нарушения сердечной деятельности: тахикардия, аритмия. Весной 1992 года обнаружились расстройства нервной системы: сон стал прерывистым, с кошмарными сновидениями; появились беспричинная раздражительность, взрывчатость, сильная утомляемость, снизилась работоспособность. Стала болеть печень. К врачу не обращался, лечился самостоятельно - все-таки «красный» диплом.

Но после увольнения болезни стали усиливаться. В 1998 году пять раз ложился в больницу. Но на комиссии ВТЭК врачи говорили, что у меня обычная дистония. В Московском институте экспертизы труда дали заключение: в группе инвалидности не нуждается, трудоспособность сохранена. Врачи отказывались рассматривать мое заболевание в связи со службой в космической части, так как документов, подтверждающих это, у меня нет. Наконец мне дали третью группу инвалидности по общему заболеванию, не связанному со службой в армии, и пенсию в 350 рублей. А после многочисленных запросов военкомата из космодрома Плесецк ответили, что я в работах с гептилом участия не принимал.

Тяжело сознавать, что доходишь до точки: я не мог просто подняться на второй этаж - страшные боли в позвоночнике. А мне говорят: «Вот если бы ваша служба была связана с радиацией, это серьезно. А ваша служба не была связана с особым риском, и в военном билете никаких отметок нет». Поймите, я ничего не требую, я просто прошу по-человечески помочь в вопросах диагностики, профилактики и в лечении. Тем более не я один такой...

Независимое расследование

Решили проверить слова бывшего сержанта и провести свое независимое расследование. Во-первых, потребовалось немало времени, чтобы ознакомиться с официальными документами, подтверждавшими участие Шульгина в боевых работах, связанных с гептилом и меланжем. Командование об этом говорить особо не хотело, хотя косвенные доказательства мы нашли.

«Краснознаменный ордена Трудового Красного Знамени космодром Плесецк. ГРАМОТА. Награждается ефрейтор Шульгин Виктор Анатольевич. За активное участие в запусках космических аппаратов, успехи в боевой и политической подготовке... 29 марта 1991 г.»

В это же время мать Шульгина получает письмо от командира части В. Батова, в котором он «сердечно благодарит ее за воспитание сына, надежного защитника нашей Родины», и приглашает ее принять участие в слете солдатских матерей в г. Мирном с тем, чтобы она «наглядно убедилась в том, какие важные государственные задачи выполняются при непосредственном участии ее сына Виктора Анатольевича»...

В Генштабе РВСН осенью 1991 г. был издан приказ «О поощрении ефрейтора В. Шульгина за оказание экстренной медицинской помощи на боевом дежурстве при подготовке ракетоносителя к пуску». Благодаря его грамотным действиям удалось спасти жизнь трем военнослужащим прямо на глазах генералов РВСН, прибывших из Москвы на ответственный пуск.

Еще больше усилий нами было затрачено на поиски самой космической части под условным названием «Лесного». В «Новой архангельской газете» мы нашли схему космодрома Плесецк, из которой следовало, что «Лесное» - это пусковые комплексы ракетоносителей «Космос-3М». И тут выяснилось, что в 20 километрах от комплекса существует деревня Бараново.

Обследование состояния здоровья жителей этого села учеными-медиками из Архангельской государственной медицинской академии показало, что практически все они страдают токсическим гепатитом, вызванным, по мнению ученых, именно гептилом. Наиболее вероятной причиной является загрязнение грунтовых вод. Если концентрация гептила в грунтовых водах деревни Бараново такая же, как на пусковой площадке «Лесное», что достаточно вероятно, то можно ожидать, что и грунтовые воды города Мирного также заражены гептилом.

Город Мирный - закрытый населенный пункт, и нам не удалось выяснить, являются ли грунтовые воды и там источником питьевой воды. Но сама возможность их загрязнения гептилом очень велика.

Существует предположение, что и на других пусковых площадках в радиусе 20 километров от «Лесного» грунтовые воды также загрязнены гептилом. Об этом говорит структура заболеваемости военнослужащих срочной службы космодрома, начальник медслужбы которого привел в областной газете (от 22.03.94 г.) следующие данные. На первом месте - болезни органов пищеварения, на втором - ротовой полости, на третьем - инфекционные. Это практически полностью совпадает с тем, о чем говорил санинструктор «Лесного» Шульгин.

Более того, начмед космодрома сообщил, что подобная же картина общей заболеваемости военнослужащих срочной службы характерна для всех ракетных войск. Если же говорить о клинической картине хронического отравления гептилом, то в ней важное место занимают желудочно-кишечные расстройства, которые легко выдать за острое пищевое отравление.

Далее, согласно выводам сотрудника ЦВКГ РВСН В.И. Демьянова, «у офицеров и прапорщиков в условиях боевого дежурства со стажем более 5 лет обнаруживаются патологическая подвижность зубов, гингивит, остеопороз, а после 10 лет - пародонтит». При этом экспериментально (на животных) установлено, что ракетное топливо действует на ткани полости рта при вдыхании их паров в результате загрязнения воздушной среды. Все эти данные содержатся в диссертации Демьянова, который сделал сенсационное заключение: «Проблема заболеваемости тканей пародонта ведет к снижению боеспособности РВСН».

Можно было, конечно, не согласиться с таким широким обобщением, если бы не история, рассказанная Шульгиным. Следует только отметить, что в условиях боевого дежурства офицеров и прапорщиков концентрация гептила в воздушной среде была ниже 1 ПДК. При этом нужно учесть, что эта величина была постоянной, а солдаты находились в условиях, когда концентрация гептила колебалась, что утяжеляло интоксикацию.

Осталось разобраться только с клюквой и березовым соком, которые в качестве деликатесов русского Севера отправляются в Москву. Здесь ситуация столь анекдотична, сколь и абсурдна. Когда в 1990-1992 годах массовое экологическое движение охватило Архангельскую область, общественность выступала против загрязнения космодромом природной среды, военные стали требовать от правительства создать на его и прилегающих к нему районах... национальный парк. А в последние годы «ученые» с космодрома «установили», что гептил... полезен для биосферы и самовоспроизводится в районах падения ступеней ракет. Об этом писал командир космодрома Ю. Журавлев главе администрации Ижемского района Республики Коми, на земли которого падают ступени ракетоносителя «Космос-3М». Если с первой частью этого пассажа можно и нужно спорить, то вторая не вызывает сомнений.

И что в итоге? По всей видимости, солдаты пусковой площадки «Лесное» и сегодня пьют воду с гептилом и заготавливают клюкву и березовый сок для Москвы. Так и слышится голос генерала-академика: «Закусывайте нашей клюквой! Пейте на здоровье наш березовый бальзам с гептилом 8 ПДК!» Только очень хочется узнать, подают ли его в столовой Генштаба?

Владимир ЛУПАНДИН, доктор медицинских наук, главный научный сотрудник Института социологии РАН;
Геннадий ДЕНИСОВСКИЙ, заведующий сектором
(Работа выполнена по проекту института без привлечения средств из иностранных фондов.)

"Глобальное потепление" - тема нескольких следующих выпусков рассылки. В девятом выпуске читайте "Глобальное потепление и озоновые дыры - наукообразные мифы" (Беседа с профессором А. П. Капицей).

Подписаться на печатную (бумажную) версию газеты "Энергетика и промышленность России" (периодичность - раз в месяц, объем - 32 полосы) можно ЗДЕСЬ. Ознакомительный экземпляр высылается бесплатно.