Лит. рассылка Клуба литераторов Тель-Авива и альманаха "Солнечный остров"
Cтранник
Эффект "Чаква"
Каждый пишущий путевые заметки,
непременно вооружается всякими
путеводителями и словарями, просиживает
часами в библиотеке, чтобы дать
историческую, географическую,
архитектурную или какую иную справку
относительно мест и
достопримечательностей, которые посетил. Я
никогда не делаю этого - мне приятно
созерцать увиденное вне зависимости, кто
создал всю эту красоту, и в чьи руки она
переходила на протяжении веков. История для
меня - это красивая сказка, никак не
связанная с реальной жизнью. Я люблю
красоту - во всех ее проявлениях. Но у меня
нет к ней потребительского отношения или
собственнического подхода. Когда я вижу
красивую женщину, я ею просто любуюсь.
Настолько долго, насколько позволяют
приличия или обстоятельства. Но при этом я
никогда не предпринимаю попыток сближения
с нею. Равно, как и никогда не рву растущие
цветы. Мне хочется сохранить аромат
очарования красотой как можно дольше. И ни в
коем случае не оскорбить ее своим неуклюжим
вмешательством. Я страшно боюсь
разочарований. А уж о том, что внешняя
красота и внутренняя (если речь идет о людях)
вещи, далеко не всегда идущие рядом, вряд ли
стоит упоминать. То же можно сказать и о
городах.
Будучи ребенком, я часто ездил с отцом
отдыхать в Батуми. Московский поезд,
начиная с Туапсе, следовал в
непосредственной близости от моря.
Мелькали курорты, санаторные пляжи, дома
отдыха. Сочи. Адлер. Гудаута. Потом въезжали
в Грузию, и поезд устремлялся на юг, к
Колхидской низменности. Вскоре море
терялось из виду - дорога сворачивала к
узловой станции Самтредиа. Оттуда поезда
направлялись либо на восток - в Кутаиси,
Тбилиси, Ереван, Баку. Либо на юг - в Батуми. И
уже следующая встреча с морем - на маленькой
станции Чаква.
На станции Чаква скоростные поезда не
останавливались. А пассажирские - стояли
одну-две минуты. Из окна вагона эта самая
таинственная Чаква казалась садом Эдемским.
Среди роскошной субтропической
растительности, пальм и магнолий, мелькали
красные черепичные крыши домов. А дальше
голубой чашей сверкало море. И всякий раз,
когда я проезжал мимо Чаквы, мне хотелось
сойти с поезда и очутиться среди этой
райской природы. Но поезд, не
останавливаясь, мчался на юг, а я продолжал
жить мечтой о Чакве.
И вот, будучи уже взрослым, я пришел однажды
на вокзал и купил билет - до Чаквы. Сидя в
вагоне электрички, я с замиранием сердца
ожидал встречи со своей детской мечтой. Мне
казалось, что наконец-то я смогу увидеть мой
Зурбаган, мой Гельгью…
…Я сошел на платформу. На станции Чаква
гуляли куры. Пройдя через станционное
полуободранное здание, я вышел на
привокзальную площадь. Вернее, то, чем она
оказалась - испещренной лужами грунтовой
площадкой. Куры гуляли и здесь. Ветер играл
мусором, которого было в изобилии. Я
направился в сторону поселка по
незаасфальтированной дороге, которая
вследствие недавно прошедшего дождя
превратилась в сплошное грязное месиво.
Пахло гнилью и болотом.
После получаса пути, я наконец, вошел в
поселок. Половина домов были необитаемы и
почти развалились. А те, в которых
чувствовалось присутствие жизни, имели вид
жалкий и удручающий. Поражало обилие помоек,
на которых рылись стаи бездомных собак.
Иногда мне встречались тихие стайки детей
со странными старческими лицами. А чаще
всего мне попадались согбенные старухи в
черном. Я шел по направлению к морю, надеясь
хоть там увидеть те самые пальмы и магнолии,
которые так манили меня когда-то из окна
вагона. Но вскоре я натолкнулся на забор из
колючей проволоки и ржавую табличку: "Стой!
Запретная зона. Вход строго запрещен!"
Вот и вся Чаква.
- - -
Пепельница была полна окурков. Мне
многое пришлось услышать за эту длинную
бессонную ночь. Обидного и несправедливого.
Голова была свинцом налита. Тело ломило, как
после дыбы. Мысли путались. Сердце ныло. Но
ясно было одно - моей семейной жизни настал
конец. На цыпочках, я пробрался в спальню,
достал ключи от авто, документы, сигареты…
- А? Что? - спросонок, ничего не поняв
спросила жена.
- Прощай, Чаква! - только и смог я сказать.
- Какая еще Чаква? - засыпая снова, спросила
жена.
Спокойной ночи, дорогая!
Протоколы тель-авивских мудрецов
Солнечный остров
- израильский литературно-художественный альманах
- самая известная в русском Израиле литературная мастерская, где подвергаются бескомпромиссному обсуждению произведения современников.
Тель-Авив, ул. Каплан 6, Дом Писателя