Отправляет email-рассылки с помощью сервиса Sendsay
  Все выпуски  

Из протоколов тель-авивских мудрецов


Информационный Канал Subscribe.Ru


Лит. рассылка Клуба литераторов Тель-Авива и альманаха "Солнечный остров"



Александр Бирштейн

ШЛЕМА И ГЕНЕРАЛИССИМУС

повесть


Вместо эпилога

В январе 1948 года Генералиссимус добился своего. Он убил Шлему. Но Шлема не умер.
В марте 1953 года не стало Генералиссимуса. Но и он не умер.
Я бы не хотел, чтоб, прочтя написанное выше вы подумали, что Шлема и Генералиссимус бессмертны. Я лично в этом не уверен. Но факт остается фактом - оба пока живы. Впрочем, прошло не так много времени. 
Надо сказать, что все это довольно странно. Мне казалось, что в мире, где живет Шлема, не место Генералиссимусу, а уж в мире Генералиссимуса тем более не должно быть Шлемы. Ан нет, живут!
Вопрос только в том, кто из них, так сказать, "живее". К сожалению, в том мире, в котором мы все обитаем, "живее" Генералиссимус. До сих пор его портреты носят не только выжившие из ума ветераны компартии, но и вполне молодые дебилы-сталинцы. И их много! Неужели так много представителей совкового народа страдает мазохизмом? Выходит, что да! О Генералиссимусе нет-нет, да и вспомнят в газете, по телевизору, в книге… 
И никто не задумается над тем, что чем больше помнят Генералиссимуса, тем хуже мы живем. Да и не может государство, где правящая верхушка чтит бывшего вождя, будь-то Грузия, Россия или Белоруссия, жить нормально. Обязательно будут нищета, бесправие, голод и войны.
Шлему тоже помнят. О нем пишут книги, воспоминания. Но помнит его гораздо меньше людей. А жаль. Ибо в стране, где помнят и любят "Шлем" люди живут лучше. А у нас, так говорят, все для людей.
Оба были великими людьми. Но Генералиссимус был великим злодеем, а в моем понимании злодей - это как бы ненастоящий человек. Монстр. Генералиссимус сумел направить себе на службу все силы зла, скопившиеся в человеке, все достижения злой мысли. И даже достижения доброй мысли, переврав, обратил во все то же зло. И зло победило в отдельно взятой огромной стране, потом, как чума, перекинулось на близлежащие страны, заразив и их. И какая разница, что чума эта была красной, а не коричневой. Чума и есть чума. 
С тех пор прошли годы, но излечиться от чумы нелегко. Во всяком случае, пока не получается.
А Шлема был великим добряком. Его талант был радостен и понятен. Может поэтому он так мешал Генералиссимусу? Нет, не это главное. А то, что там, где творил Шлема и такие, как он, чума отступала. А вот этого уже простить Генералиссимус не мог.
Но, как говорил уже выше, Шлема жив. Правда, и Генералиссимус жив. Так что, нам еще болеть и болеть. По крайней мере, до тех пор, пока Генералиссимус не подохнет окончательно.



В некотором, скажем так, царстве, в некотором государстве жили Шлема и Генералиссимус. Шлема был настоящий, а Генералиссимус нет. Ибо, что это за Генералиссимус, который не выиграл ни одного сражения, ни одной войны. Правда, у него были настоящие генералы и маршалы, которые кашу им заваренную, расхлебывали. Затеет Генералиссимус войну с лучшим другом из другого царства-государства, германского, а генералы-маршалы воюют, сражаются. Сперва, правда, не очень хорошо у них выходило, но, как говорят: - На ошибках мучимся. Мучаются генералы, мучают офицеров, те, в свою очередь солдат, а Генералиссимус живет себе, поживает, "Хванчкару" попивает. Не жизнь, а малина. Кстати, о малине. На малине этой у Генералиссимуса кореша собирались. Рангом пониже, естественно. Кланяться научены, плясать приучены. Верные, можно сказать, люди. Правда, не всем из них верность эта помогала. Так уж заведено в царстве этом, государстве. Поплясал, покланялся, пожировал и к стенке. Надо же и другим место тепленькое освободить. Теперь бы сказали: - Ротация! А тогда: - Враг народа! - и баста. Какой враг? Какой народ? Они его только в кино-то и видели, народ этот. 
Опять-таки, о кино. Вот его-то Генералиссимус любил. Даже очень. На горшок, ввиду хронического запора, не пойдет, а кино смотреть станет. Даже если война, даже если войска его до самой столицы отступили. Даст руководящие указания генералам и сядет кино смотреть. Через это самое кино и со Шлемой познакомился. Шлема в том фильме песенку пел. По-еврейски. Так режиссер задумал. Поморщился Генералиссимус в первый раз. 
Шлема, в отличие от Генералиссимуса, как я говорил уже, был настоящий. Настоящий актер, настоящий друг, настоящий патриот я бы сказал, но нынче слово "патриот" больно немодным стало. Ладно, кого слово "патриот" смущает пусть скажет три раза: - Чур, не считается, - пропустит это слово и станет читать дальше. А дальше вот что - Кроме всего прочего, безусловно положительного, был Шлема еще и настоящим евреем. А это уже ни в какие ворота не лезло, тем более кремлевские. Вот и выходило у Генералиссимуса раздвоение. С одной стороны он Шлемой восхищался, с другой просто терпеть не мог. Можно было бы, конечно, Шлему приблизить, малым вождем, так называемым - вождиком сделать, а там, погодя, и к стенке. Так Генералиссммус всегда с вождиками поступал. Но, вот беда, место единственное, раз и навсегда выделенное, занято другим . Лазарем. А у того язык имелся, ну, чистый бархат. Кстати, это как-то для Генералиссимуса сочеталось: бархат -пархат. Так что, Лазаря терпеть приходилось. В целях личной гигиены, скажем.
Так что, Шлема пока ходил себе на свободе, играл в театре, причем, страшно сказать - еврейском, даже за границу ездил, деньги для Генералиссимуса собирал. Тот вечно без денег сидел. То война, то мирное строительство, то борьба за мир… Все денег требует. Генералиссимусу денег уже не давали, а Шлеме - пожалуйста! И ненавидел за это Генералиссимус Шлему еще больше.
Вот сказал я: - Еще больше, - да призадумался. Как это: - Еще больше? И так Генералиссимус на почве Шлемы заговариваться стал. Сидит бывало за письменным столом, очередное научное открытие мирового масштаба совершает, потом отвлечется, встанет из-за стола и ходит, ходит, и разговаривает, разговаривает… Со Шлемой спорит.
- Вот, ты, Шлема, - говорит, - короля Лира сыграл, прославился этим, а Лир-то король никудышный, глупый, можно сказать, король. Сам от трона, от власти отказался…
- Так, в этом-то и трагедия, - отвечает Шлема, - что короля, бывшего все покидают, не остается, ну, почти не остается у него друзей. И чем король самовластней, тем более одинок он потом. Вот ты, например…
- Я - Генералиссимус! Мне друзья не нужны! У меня есть соратники…
- Соратники… Сосратники… Это ты думаешь, что ты ими правишь, а на самом деле они правят тобой…
- Как это правят мной? Да я их всех, одного за другим к стенке…
- Вот именно, "одного за другим"! Одного к стенке, а другой, точно такой же, рядом возникает…
- Меня мой народ любит!
- И меня народ любит! Мой!
- Твой народ Христа распял!
- А твой вообще о нем забывать стал. Благодаря тебе, кстати…
- У народа может быть только один бог. И этот бог - генералиссимус!
И до того Генералиссимусу эта фраза понравилась, что он с Шлемой и спорить перестал. Ходит по кабинету и повторяет: - Генералиссимус - это бог своего народа. Нет, лучше - народный бог.
Хотел он, было, даже указ соответствующий издать, но передумал. Вожди, а тем более вожди-генералиссимусы, люди скромные, неприхотливые. Мирской суете-славе чуждые.
Тут ему обидно стало. Давеча на малине, на политбюро по-ихнему, вождики так его славословили, так славословили. И великим называли, и мудрым, и отцом народов, а хоть бы кто-нибудь о скромности Генералиссимуса заикнулся. Нет, не считают они вождя своего скромным, не считают! Обидно! Такое прекрасное качество в себе воспитал, а никто из верных людей и ухом не ведет. Может прав Шлема - не такие уж они верные?
Впрочем, Бог с ними, с вождиками. Пусть пока поживут. Не время ими заниматься. Война, все-таки. Всенародная трагедия, можно сказать. Это тебе, Шлема, не король Лир.
Генералиссимус сам "Короля Лира" не читал. Некогда было. За власть боролся. Ему содержание вкратце один вождик, бывший конечно, пересказал. Ну, тот министерством культуры ведал, ему положено, наверное. Эх, жаль, своею смертью умер. Какой потрясающий враг народа получился бы! Да, не те нынче времена! Прежде "враги народа" покачественней были, покрупней! А сейчас…
Генералиссимус досадливо сплюнул и закурил трубку.

Генералиссимус был человек недоверчивый, а Шлема, наоборот, доверчивый. Генералиссимус знал, что светлого будущего нет и не будет, а Шлема верил, что все-таки наступят когда-то светлые времена. В этом тоже заключался антагонизм между ними. Но они этого не знали. И еще Генералиссимус очень обижался, что в заграничных газетах о Шлеме иногда чаще упоминается, чем о нем, самом Генералиссимусе. Более того, в заграничных газетах его чаще ругали, а Шлему хвалили. Правда, сам он эти газеты не читал, но специальную сводочку получал и изучал внимательно. И аккуратненько запоминал. На будущее. 
Можно было бы, конечно, Шлему за границу не пускать. Такие таланты и на родине нужны. В Магадане, например, или в Воркуте… Но Шлема из каждой поездки привозил деньги. Так что приходилось Генералиссимусу терпеть. На горло собственной песне наступать, можно сказать. Что поделаешь, что поделаешь - у нас все для фронта.
Кстати, может на фронт Шлему отправить? Нет, там и без него шлем хватает. Шлемы-шлемазлы! Били их тут, били, а все равно родину защищают. Хотя, не так уж они бескорыстны - противная сторона их без всякого фронта уничтожает. Так что, шлемы эти у нас еще хорошо устроились. Кормят их, поят, одевают, да еще и оружие дали, пострелять разрешают. Нет, эти шлемы из всего пользу извлекут. Еще возможно сидят себе в окопах, пьют фронтовые сто грамм и над Генералиссимусом подсмеиваются. И среди генералов шлемы имеются, и среди офицеров, а уж солдат-шлем пруд пруди. Вот давеча Генералиссимус указ подписывал, Звездой Героя награждал, так и там шлемы затесались. Хотел было вычеркнуть, а потом подумал: - Если уж прорвались люди эти сквозь сита политотделов, спецотделов и прочая, и прочая, то, видать, на самом деле подвиги посовершали. Подписал Указ и таким справедливым и мудрым себя почувствовал, что аж душа запела. 
Вот написал я слово это - "душа", а потом задумался: - А откуда душа-то у Генералиссимуса? Спорный вопрос, конечно. Мне на него и не ответить. Утешает только то, что вычитал где-то: души они разноцветные бывают. У кого белая, чистая, у кого потемней, а у кого и вовсе черная. Интересно: а что петь может черная душа? Возможно, что-то вроде "Интернационала" или "Гимна", хотя… Я точно знаю, что многие чистые души "Интернационал" этот пели. Дети, например, в школе. Прости их, Господи, и всех нас тоже, ибо порой не ведаем, что творим.
А может Генералиссимус, вернее его душа, песенку "Сулико" пели? Не знаю, сам, слава Богу, не слышал.
Но это так, к слову. А пока ходит Генералиссимус, душа нараспашку, и поет.

А Шлема в это время тоже пел. В голос. Пригласили его в гости, брис или обрезание у сына приятеля отметить. Как же не пойти? Народу собралась уйма. Как же, сам Шлема будет. Пили они, закусывали, а потом, как говорил уже песни петь стали. Еврейские, естественно. Всем весело было. И просто гостям, и гостям-сексотам. 
Хотя, с другой стороны, и не разобрать уже было, кто просто гость, кто сексот. Вероятно, каждый гость в то время потенциальным стукачом был. Сам не заложишь, тебя заложат. Такая вот истина простая жила себе, существовала. Правда, встречались и люди приличные, что характерно, не только за решеткой. Страна-то большая, хороших людей всегда в ней хватало. Перепуганы только очень. Так перепуганы были социализмом в исполнении Генералиссимуса с подручными, что многим, кто сразу под бомбежки не попал, война выходом показалась, освобождением. Это потом только поняли, что рая социалистического нет и быть не может. Социалистическим бывает только геноцид.
Но я отвлекся.
А Шлема пел! И незачем было стукачам конспектировать его песню, потому что знали ее все и пели все. А песня эта была о маме. Нет-нет, не о родине-матери, а о настоящей, родной и любимой маме. Люди пели и плакали, ибо мало у кого мать жива осталась, а у кого и осталась, то предстояло ей и детям ее жить в этой стране, жить, рискуя жизнью, что тоже вызывало слезы.

И Генералиссимус пел. И тоже думал о матери. С раздражением. Мать-то его в грош не ставила. Перед людьми позорила. И не объявишь же ее врагом народа. Нельзя! И не потому, что жалко. Сам, хотя и объявил, что дети за родителей не отвечают, все же придерживался принципа, на котором и настаивал: - Яблочко, дескать, от яблони…

Пел, пел Шлема о матери…
Матерно ругался Генералиссимус…




Видится, видится мне сцена. Она пуста, на ней темно. Лишь по бокам сцены два световых пятна. А в них - великий вождь и великий актер. Только на сей раз у вождя большая роль, а у актера - маленькая. Хотя, говорят, что не бывает маленьких ролей, тем более у великих актеров. И играть им свои роли, и умереть на сцене. Актер умрет раньше, вождь позже. Все это так. Генералиссимус переживет Шлему. Но не надолго. Ибо не в состоянии Генералиссимус Шлему надолго пережить. И Шлема не в состоянии. Так и живут даже после смерти. 

И музыка…

И Шлема говорит:
- Ярмо забот мы с наших дряхлых плеч 
Хотим переложить на молодые
И доплестись до гроба налегке…
Генералиссимус говорит:
- … И никому мы власть не отдадим
Пусть не мечтают подлые наймиты
Разведок чуждых!
Пуля им ответ!
А Шлема говорит:
- Из ничего не выйдет ничего.
А Генералиссимус говорит:
- Кто ближе к нам, тот ближе к смерти, в том
Любая диалектика нас учит!
Враг тот, кто может власть перехватить.
- Ты лжешь! Телохранители мои -
Испытанный народ высоких качеств.
Они прекрасно знают в чем их долг,
И сами дорожат своею честью.
- Оппортунизм, уклон, опять уклон!
Всяк, кто был рядом, славно истреблен.
Пусть кто и невиновен, вновь полюбим
Его, конечно! После похорон!

Из нас людское изъязвляет власть. Как это страшно - высоко упасть!

И Шлема, и Генералиссимус являлись по сути режиссерами. Просто, Шлема был хорошим режиссером, а Генералиссимус плохим. 
Плохим-то, плохим, но спектакли ставил исправно. Правда подмостками ему служила огромная страна, а герои гибли десятками, сотнями, тысячами, десятками тысяч. Но это Генералиссимуса не останавливало. Постановка спектакля для него была сродни труду дровосека. Отсюда и крылатая фраза:
- Лес рубят - щепки летят!
На международной сцене дела тоже неважно шли. Не признавала его публика. Вернее, признавала, но в качестве пугала для детей. Такой себе Хичкок того времени. И опять актеры гибли… И не только статисты. Так заведено было у Генералиссимуса: - чем роль главней, тем жизнь короче.
Правда, публика его спектаклям рукоплескала. А попробуй не похлопай - тут же актером станешь. А актеры, как я уже говорил, у Генералиссимуса долго не заживались на этом свете.
Генералиссимус считал, однако, себя великим режиссером и… завидовал Шлеме. Тот, хоть в маленьком театрике на Бронной свои спектакли ставил, но публика на его спектакли ходила охотно, а не из под палки и хлопала охотно и долго. (Генералиссимусу тоже долго хлопали всегда, но этому потому, что начав хлопать, боялись остановиться.) А Шлеме хлопали охотно и всегда по собственной инициативе.
Раз играл Шлема спектакль. Глянул в щелку занавеса и удивился, что в зале ни одного знакомого лица. Сплошь держиморды с кожемитовыми рожами.
- Сам Генералиссимус инкогнито приехал, -сказали Шлеме, - старайся!
Как Шлема играл! Как страдал и радовался его Тевье… Актеры на сцене плакали. А в зале было тихо. Очень тихо. Очень… 
А дело просто объяснялось. Играл-то Шлема на еврейском языке. А Генералиссимус из иностранных языков знал только русский. И то…
После первого действия зал опустел. Ни единого человека! Второе действие и играть не для кого было. Ушел Шлема к себе в гримуборную, ходит по комнате, злой презлой. Не заметил, как с Генералиссимусом ругаться стал.
- Могит хан дедис траке! - говорил, нет, кричал Шлема.
А Генералиссимус ему так спокойно-спокойно: - Киш мер ен тухис!
- Чатлах! - заводится не на шутку Шлема.
А тот еще спокойней: - Поц!
Тут Шлема испугался и перестал с Генералиссимусом спорить. И правильно сделал. Это же надо действительно этим самым поцем быть, чтоб с Генералиссимусом ругаться. Это вам любой скажет. 

А еще и у Шлемы, и у Генералиссимуса имелся акцент. Это если они по-русски говорили. 
Но у Генералиссимуса акцент грузинский, а у Шлемы еврейский.
Все вожди и вождики, даже вождишки с легким грузинским акцентом разговаривать стали. Чтоб заметно было, что и они сопричастны.
А с еврейским акцентом не говорили. Даже, если сами (не дай Бог!) евреями были. Учителей нанимали, тренировались, страдали, но ни-ни с еврейским акцентом!
Генералиссимус очень уж евреев не любил! Врожденное это в нем было или благоприобретенное? Один нечистый знает. С другой стороны, все враги основные евреями явными или скрытыми были. Взять того же Ленина или Троцкого… А уж Хитлер тоже, говорят из них, пархатых. 
Кстати, о Хитлере. Даже в еврейском вопросе умудрился Генералиссимусу подляну сделать.
Генералиссимус ведь как говорил:
- Нет человека, нет вопроса! 
Так и с евреями хотел сделать. Почему бы и нет? С чеченами-то вышло! И с другими… С евреями трудней, правда. Они, сволочи, по всей стране расплодились. Нет, чтоб компактно проживать. Но все равно, решать надо было. Радикально! Сперва компактненько так в одно место собрать, а потом… А Хитлер опередил! Мало того, что сам нападения не подождал, а первый кинулся, так еще и еврейский вопрос первым решил. Теперь что делать, а главное - как? Как Хитлер уже нельзя. И так в мире плохо его, Генералиссимуса понимать стали. Плюнуть бы на них, на империалистов этих вместе с их пролетариями, но н обойтись без их полмощи. Ну, никак не обойтись! 
А эти евреи еще и республику свою хотят. Это - пожалуйста! Где-нибудь на Таймыре. Там климат для евреев еще радикальней, чем Берия. И Шлему туда…
Нет, нельзя туда Шлему! Ну, никак нельзя! Во всем, ну, буквально во всем ему этот антифашист пархатый мешает!
И опять ходит Генералиссимус по кабинету, и опять со Шлемой разговаривает:
Шлема:
- А мы вас посвятим 
В заветные решенья наши глубже.
Подайте карту мне…
Генералиссимус:
Троцкистских извергов
Уже раскрыты планы. Они замыслили
Разрушить государство 
И расчленить родной СССР…
Шлема:
Готовы ли вы взять
Ее без средств… 
С проклятьем за душою, без друзей…
Генералиссимус:
На высоте задач, не дрогнем,
Не сойдем с пути, всегда ведущего к победе.
Нам обывателей в политике громить
Совместно с всеми прочими врагами.
Мы будем беспощадными к врагам….
Шлема:
………………………………………….
Он, видно, погружен в глубокий сон?
Он грезит? Наяву так не бывает…
Генералиссимус:
Мы примем новый пятилетний план,
Который наши цели все приблизит.
И партия, возглавив путь вперед,
Народы за собою поведет!

Не понял Генералиссимус Шлему. Не понял Шлема Генералиссимуса. Впрочем, поговорили и ладно.

Вообще-то, это странно, что они вот так разговаривали. Кто Генералиссимус, а кто Шлема? Сравнили? То-то! Но ведь разговаривали же! То Генералиссимус первым начинал, то Шлема. Хотя, казалось бы, какие могут быть Шлемы в стране, где бог и царь --Генералиссимус. Может просто они друг друга не понимали? Тот одно говорит, другой вроде бы и отвечает, но на свое, задуманное. Собственно, иначе и разговор бы не получился.

У Генералиссимуса было все, а у Шлемы был театр. Сначала в Москве, на Малой Бронной (Конечно, чтоб поближе к синагоге, - негодовал Генералиссимус), потом в начале войны в Ташкенте, потом фронтовой.
А у Генералиссимуса театр тоже был. И назывался он: - Театр военных действий. А там… Ах, все же никудышный был Генералиссимус режиссер. Ставил спектакль-трагедию "Мировой социализм", но не вышло. Вернее, по ходу постановки получилась драма "Победа над Германией". Наградил Генералиссимус сам себя орденом Победы, но очень огорчился.
- Почему, - спрашивает у Шлемы, - когда ты ставишь "Короля Лира", то и выходит у тебя именно "Король Лир"? 
- Да это не я. Это Радлов! - оправдывается Шлема.
- Знаем, знаем, какой Радлов! 
Тут Генералиссимус и сам вспомнил сколько у него всегда сорежиссеров было. Отломились, отлились им все его неудачи.

Как-то раз Генералиссимусу идея в голову пришла: - А не сыграть ли ему со Шлемой спектакль вместе.
- Я буду Король Лир, - говорит, а ты, Шлема, шутом.
- Да вроде я всегда Лиром был, - замялся Шлема.
- Это без меня. А король-то, куда ни посмотри, все-таки я. А ты - актеришка, шут. Вот его-то и играй.
Делать нечего, пришлось Шлеме согласиться. Куда денешься.
А Генералиссимусу невтерпеж. Открыл книжку, помусолил жирными пальцами страницы.
- Начинай, - говорит, - дурак!
И Шлема начал.
- А ты знаешь, куманек, какая разница между злым дураком добрым дураком?
Тут Генералиссимус сразу возмутился:
- Какой я тебе куманек, еврейская морда?
Но потом глянул в книгу, опомнился, но злость-то осталась.
- Ты зовешь меня дураком, голубчик?
- Остальные титулы раздал. А это - природный
Тут Генералиссимус слегка перескочил по тексту.
- Берегись, каналья! Видишь плетку?
Но Шлема и тут не сплоховал.
- Правду всегда гонят из дому, как сторожевую собаку, а лесть лежит в комнате и воняет, как левретка.
Генералиссимус принюхался.
- Камень в мой огород.
Решил сменить тему.
- Так, какая разница между злым и добрым дураком? - спросил совсем не по тексту.
А Шлема в ответ уже по тексту шпарит.
- Кто дал тебе совет
Отдать свой край другим,
Тот от меня, сосед,
Умом неотличим.
Я злой дурак - и в знак
Того ношу колпак…
Вернее, хотел он так сказать, но почему-то получилось у него совсем не так.
- Ты дал себе совет
Весь мир завоевать,
Душить весь Божий свет,
На совесть наплевать.

Страшней любой орды
Твои дела пока.
В фуражке ж, вместо кокарды, -
Бубенчик дурака.

Тут Генералиссимус и вовсе из себя вышел. Не до текста стало. Прогнал Шлему. А книжку оставил. Походил, походил и читать стал. Увлекся. Даже какое-то Политбюро отменил. А как прочел, уяснил себе что к чему, так вовсе рассвирепел. До того ему этот Лир несимпатичен стал! А еще и конец плохой. Вернее, всем конец приходит. А если всем конец, то значит и Генералиссимусу. Чушь какая-то. Все давно и надежно усвоили, что Генералиссимус бессмертен. Даже он сам. И о душе перестал думать. Зря, конечно. Хоть и черная, но все-таки душа. Поберечь бы. Но, с другой стороны, зачем бессмертному-то душу беречь?
С другой стороны, если сравнить себя, Генералиссимуса с Лиром, так тот вовсе убогим выходит. Восемьдесят лет стукнуло, а ума не нажил. Можно даже сказать, что выжил из ума.
Объявил, что устал, что царство хочет разделить. Так это понятно. Сам Генералиссимус сколько раз такое делал. Объявит, что ему на покой пора и слушает: кто что скажет. Ну, всех, кто радоваться начинал, сразу тоже на покой. Вечный… А остальные? Это уже от поведения зависело. Кто просто молчал - в ссылку, кто молчал, но одобрительно - на Колыму, а если кто огорчался и просил не уходить, то тех Генералиссимус прощал и временно не трогал. Вот это - по-королевски!
Генералиссимус вспомнил, как в январе 1934 года собрал он сходку под номером 17 и объявил о своем уходе с должности пахана. Очень тогда его огорчило поведение соратничков. Шутка ли, из 2061 человека-делегата почти половина обрадовалась! Другого пахана предлагать стали. Хорошо, хоть голосование закрытым сделали. Бюллетени тут же изъяли, заменили нужными. Остался Генералиссимус на посту. А чтоб слухи нехорошие не просочились всех делегатов, кроме самых верных, по дороге домой велел уничтожить. Тысячей больше, тысячей меньше, все равно армия верных Ленинцев не убудет.
С несостоявшимся преемником своим он тоньше поступил. Тот вообще вождик ничего был. К власти не особо рвался, больше в балете, вернее у балерин пропадал. И его пришлось… Правда, после смерти, театр, где он дни и особенно ночи пропадал, в его честь назвали. 
- Вот так-то, товарищ Лир! - произнес Генералиссимус. - А вы что сотворили? Мало того, что дочек-дур после согласия принять власть не расстреляли, так еще единственную, кто от этой власти отказался, прогнали. Я, товарищ, Генералиссимус, так никогда бы не поступил. 
Тут Генералиссимус вспомнил свою дочь и пригорюнился. Бедная девочка, без матери растет…
О том, куда делась мать любимой и единственной дочери, он не вспомнил.

В общем, не понравился "Король Лир" Генералиссимусу. Даже обиделся.
- А еще Шекспир! 
Потом, стал в других книгах Шекспира рыться. И нашел! То, что искал, то, о чем мечтал! Хотел всенародно объявить, что хроника Шекспира "Ричард Ш" важнейшее и нужнейшее произведение эпохи, да не успел. Доложили ему, что Шлема Ричарда репетирует. Аж взвился Генералиссимус. Какой-то пархатый Шлема его хрустальную мечту поганит! Все, что Генералиссимусом в мечтах взлелеяно, по-еврейски картавить будет! Так мало того, сам Шлема объявляет Ричарда врагом всего человеческого! Это ж надо, как Генералиссимуса обидел!
Короче, запретил Генералиссимус Шлеме "Ричарда" ставить и играть да зло затаил. Большое-пребольшое.

Шлема был маленький, и Генералиссимус был маленький. Ростом, я имею в виду. 
Поэтому Генералиссимус любил, что рядом с ним все сидят. В прямом и переносном смысле.
А Шлеме без разницы у кого какой рост. Станет он играть, так не поверите - захочет - меньше меньшего станет, захочет - в гиганта обратится.
А Генералиссимус так не мог. Захочет, не захочет, а все равно - метр с фуражкой. Поэтому и любил когда его великим называли. Одно утешало - закадычный враг и учитель тоже маленьким был. 
Придет Генералиссимус в Мавзолей, где Ленин отдыхает, ляжет рядом, примерится и счастлив - получается, что он сантиметров на двадцать покойного вождя длиннее.
А Шлеме на рост, повторюсь, наплевать. Хоть и ругал его покойный трагик Руссов, что с таким ростом и внешностью Шекспира играть собирается, но сыграл все-таки, да так, что мировое признание получил.
С Лиром так вышло.
И с Ричардом, скорее всего, так же получилось бы…
Но…

И снова сцена. А на ней снова же два актера. Два Ричарда Ш. Оба маленькие, оба с акцентом. Один с еврейским, но когда начинает говорить, акцент теряется. Другой с грузинским. Но его акцент все усиливается и усиливается по мере произнесения монолога. 
Я говорил уже, что с акцентом говорили и все вождики, окружавшие Генералиссимуса. Причем, старались перещеголять друг друга в этом акценте. До того доходило, что и не разобрать было, а что, собственно, вождик говорит. Представляете, какая какофония была, когда они начинали говорить вместе. Прямо-таки ансамбль полугрузинской песни и пляски. Вот этот ансамбль мы и сделаем хором в нашей трагедии. Он будет звучать все время. Только, когда говорит Ричард-Генералиссимус, звучание будет мягким, ласковым, а когда Ричард-Шлема - неодобрительным и бурным.
И еще надо сказать, что на сцене еще будет огромный горб, слегка похожий на гору Казбек. Этот горб-гора закрывает свет, поэтому действо вершится почти в темноте, в глубокой тени, где никто не застрахован от падений и ушибов. Можно и шею себе свернуть. 
Генералиссимус будет часто подходить к горбу, гладить его, ласкать, как родного, а Шлема станет пинать горб ногами, плевать на него. Не хочется уточнять, но придется. Для Генералиссимуса горб - это символ его власти, его положения, существования, где ненормальность уже норма, где акцент усиливается окружением и подражают уродству. Для Шлемы горб --это аномалия, уродство. Это идеология, придавившая человека, исковеркавшая его.
Шлема видит в Ричарде - Хитлера, а Генералиссимус - себя! 
И что происходит? А то, что Шлема, играя Ричарда, обнажает зло, грозящее человечеству. А Генералиссимус просто обнажает душу.
Но пусть говорят!
Шлема-Ричард:
- … Я послан в мир живой; я недоделан, -
Такой убогий и хромой, что псы,
Когда пред ними ковыляю, лают.
Генералиссимус-Ричард:
- … Я клеветой, внушением опасным
………………………………………….
Смертельную вражду посеял в братьях…
Шлема-Ричард:
- … Так тебя люблю я,
Что скоро дух твой я пошлю на небо,
Коль небо примет дар из наших рук.
Генералиссимус-Ричард:
- Ни друга, ни врага я не молил
И нежно-льстивых слов не знал язык мой.
Шлема-Ричард:
- Против меня был Бог, и суд, и совесть,
И не было друзей, чтоб мне помочь.
Один лишь дьявол да притворный вид.
Генералиссимус-Ричард: 
- Ужели человек прямой не может
Спокойно жить, чтоб простотой его
Не пользовались плуты и пройдохи?
Шлема-Ричард:
- Творю я зло - и сам о зле горланю;
И беды тайные, что создал я,
Тяжелым грузом на других валю.

Вот, примерно, так…

Так что, "с подачи" Шлемы, Генералиссимус, сам того не желая, крупным Шекспироведом стал. Опять обуза. Ведь он до того уже был величайшим языковедом, гениальным полководцем, великим учителем и прочая, и прочая. А тут еще этот Шекпир. Тем более, злые языки поговаривали, что не Шекспир вовсе тот, а Шакспер. Фамилия, сами понимаете, подозрительная. Крутись тут. Ну, злые языки, хулящие величайшего драматурга, и укоротить можно. Но нагрузка-то, нагрузка непомерная. И социализм строить, и с оппортунисиами, уклонистами и прочими бороться, и Шекспироведением заниматься. Но Генералиссимус таков - раз взялся, то приходится тянуть. Самому! Никому же доверия нету! Так и норовят извратить, исказить. Короче, труд Геералиссимуса на благо государства и науки вместе со всеми искусствами почти непосилен. Но выдержит он, сможет. Это не на 19-м сходняке выступать!

И Шлема мечтал о Шекспире. Мечтал… Только мечтал. Хорошо, хоть Лира успел сыграть. Ричарда не дали. А ведь был еще Гамлет, Отелло, Фальстаф, Шейлок…
Главное, что Шлема знал, как он будет играть того или иного героя. Знал…
Но лучше Шлемы, конечно, это знал Генералиссимус. И он был со Шлемой не согласен.
Нет, кое-что в трагедиях, о которых мечтал Шлема, Генералиссимусу нравилось. 
Отелло, например. Как он с женой, по одному только подозрению расправился! Молодец! Эта тема была Генералиссимусу особенно близка. Он и сам когда-то… 
А вот Гамлет, по мнению Генералиссимуса, неправильно поступил. Не по партийному. Врага, как говаривал Горький, уничтожать надо. Желательно чужими руками. А Гамлет все сам, да сам. Досамкался! И Лаэрт - дурак! Благородно и честно идти на поединок с отравленной шпагой в руке - это понятно, это по-генералиссимусски, но зачем подставляться! Ткнул бы тихонько и делу конец! Ладно, Бог с ним, с Лаэртом, фигура не первой величины. Не то, что Гамлет. Что это за герой, который сторонников себе найти не может? И исполнителей… Хотя, с актерами у него неплохо вышло. Кстати об актерах. Нельзя, чтоб Шлема Гамлета играл. Исказит что-то, переврет. Благородного принца из того сделает. Нет, не обломится Шлеме, не обломится!

И опять они разговаривать стали.

- Вот ты, Шлема, говоришь, что Гамлет благороден, что он не убийца, а судья. Это все слова. Почему этот благородный судья, когда случай представился, ткнул шпагой через занавеску и человека убил. Заслуженного, между прочим. Я понимаю, что другого убить хотел. Но убить, Шлема, убить! Вот, ты говоришь, Что Гамлет - благородный мститель. У него убили отца, и он мстит убийцам. А Лаэрт? У него же тоже убили отца и сестра погибла. Он что мстить не должен? Может ему в наш справедливый народный суд обратиться? 
- Причем тут народный суд? - кипятится Шлема, - Тогда еще судов в помине не было. А Гамлет вполне мог Клавдия во время молитвы убить, но не стал, потому, что это грех. А шпагой он ткнул в шпиона, кем бы тот ни был, который подслушивал его разговор с матерью. Разговор, который исповеди сродни…
- Нет, Шлема, - поучает Генералиссимус, - Гамлет - политик, претендент на трон, а в политике благородства не бывает. Не бывает и все. Единственный политик, который всегда чист - это я - Генералиссимус. 
Сказал так и ждет-не дождется, а что в ответ Шлема скажет.
А Шлеме и сказать нечего. Попробуй что-нибудь скажи!
Затянулось молчание. Затянулось…
Обиделся Генералиссимус и перестал со Шлемой разговаривать. Ходит по кабинету, папиросы "Герцоговина Флор" курит. Правда, не в затяжку.

Вместо предисловия

"У каждого пана имеется свой Янкель" - так, кажется, говорят поляки.
У каждого Генералиссимуса есть свой Шлема - так решил я.
Увы, Генералиссимусов себе не выбирают…
Хотя, имеется иллюзия, что можно и выбрать.
Шлемой тоже не выбирают. Им надо родиться. И это происходит. Правда, крайне редко.
Так почему в качестве героев выбрал я именно Шлему и Генералиссимуса? 
Да потому, что Шлема - ярчайший представитель своего, еврейского народа. А Генералиссимус тоже ярчайший представитель… Чуть не сказал грузинского… Чуть не сказал русского… Не так! Он - ярчайший представитель совкового народа, вернее его высокой (и одновременно и низкой) верхушки. Более того, Генералиссимус почти тридцать лет правил великой страной.
В этой стране родился я, родились мои друзья. И враги тоже. И друзья, и враги достаются не по национальному признаку. Это не бесспорно, но это так.
Но и не в этом дело. А в чем? Да в том, с чего начал. Итак: - у каждого Генералиссимуса должен быть свой Шлема.
Я своей волей отдал Шлему Генералиссимусу. Из этого ничего хорошего не вышло. И не могло выйти. Шлеме не дано поменять Генералиссимуса. А Генералиссимусу дано…
Порой кажется, что Генералиссимусы могут все. Но это не так! И я уверен, что мой потомок на вопрос: - Кто такой Генералиссимус? - ответит: - Кажется, это глава государства, живший в одно время со Шлемой. 

Вы можете оставить ваше мнение:
http://www.sunround.com/forum/forum.asp?FORUM_ID=4
зарегистрироваться на форуме можно здесь:
http://www.sunround.com/forum/policy.asp

    




Протоколы тель-авивских мудрецов


Солнечный остров
- израильский литературно-художественный альманах

Тель-Авивский Клуб литераторов

- самая известная в русском Израиле литературная мастерская, где подвергаются бескомпромиссному обсуждению произведения современников. Тель-Авив, ул. Каплан 6, Дом Писателя



Журнал "22"

- cтарейший израильский литературный журнал. Двадцать пять лет на слуху, последний из могикан, но в отличной форме





Рассылки Subscribe.Ru
Новости Cолнечного Острова
Подзорная Труба
Из протоколов Тель-Авивских мудрецов


http://subscribe.ru/
E-mail: ask@subscribe.ru
Отписаться
Убрать рекламу

В избранное