Хорс взбежал на невысокое крыльцо, словно наполовину провалившееся в землю под тяжестью тех, кто обычно на него вступал. Чародей на мгновение задержался, раздумывая, надо ли постучать, потом отказался от этого намерения и распахнул дверь.
В просторной комнате, держа в руках приходную книгу, стоял человек среднего роста в становом кафтане, с перехватом посередине и застежками на пуговицах.
Согласно обычаю, рукава одежды были сложены в складки. Расправленные, они достигали до земли, и в холодное время заменяли перчатки, а то и служили муфтой.
— Здравствуй, Тарас, — произнес Хорс и, не дожидаясь приглашения, уселся на лавку.
— И тебе привет, чародей, — ответил хозяин.
Обернувшись к пришедшему, он явил мохнатую бобровую морду, темневшую вместо человеческого лица, и выглядевшую очень забавно под залихватской кепкой. Тарас прошел к столу — несмотря на почти человеческие ноги, он переваливался немного по-утиному.
— Сколько лет мы знаем друг друга? — спросил бобр, усаживаясь напротив гостя.
— Порядочно, — ответил чародей, который сам потерял счет времени.
— Значит, не ломай голову, пытаясь начать разговор. Просто себе сиди. Налить сока мандрагоры?
Хорс не ответил, и Тарас наполнил два бокала из маленького графинчика. Затем взглянул на своего гостя и, решив не торопить его, начал неторопливо, словно и не замечал, в каком состоянии тот находится.
— В прошлом году торговля хорошо шла, жаловаться мне нечего. Как наш царь-батюшка налоги-то для крестьян поднял, вот и пришлось им продавать излишки зерна. Да какие излишки! Только говорится так, на деле же последнее продают, сами без куска хлеба остаются.
Он положил локти на стол, и подпер голову руками, погрузив пальцы в мягкую бобровую шерсть.
— Конечно, есть и преимущества. Торговля в маленьких городках развивается быстро. Да и как иначе? Там, где бедный единственную рубашку с себя сымает, едва ли кусок мяса не отрезает от себя, лишь бы семью прокормить — всегда отыщется тот, кто наживется на этом.
Хорс хорошо знал, что его друг ведет торговлю почти себе в убыток, стараясь помочь каждому, с кем вел дела. Однакоже Тарас не мог поддержать всех. Царские уложения и порядки, сложившиеся на рынке, были подобны зыбучим пескам, которые все глубже засасывают несчастного бедняка.
— Богатеют лишь немногие крестьяне, те, что побогаче, — продолжал бобр. — У них и запас зерна есть на черный день, и деньги водятся, чтобы, как год выдастся урожайным, скупать хлеб у других селян.
Он взял с блюда осиновую веточку и принялся ее рассеянно грызть.
— С другой стороны, в городах тоже появляться стали скупщики, чего раньше у нас не было никогда. В основном, из купцов — а кому еще этим заниматься, как не им, привыкли богачества-то растить, вместе с отвисшим брюхом. Кто как хочет, так и наживается.
Тарас взял вторую ветку, машинально протянул ее гостю, предлагая угощаться, потом спохватился, улыбнулся в толстые щеки и принялся жевать сам.
— А как зерна яриловы? — спросил чародей.
— Знаю я тебя, — бобр надул щеки. — Хочешь перевести разговор на другое, думаешь, опять я начну против властей говорить. Понимаю, что опасно это, в острог угодить можно, да и чего похуже — так ведь я правду говорю.
Он обиженно посмотрел на друга и захрустел веточкой.
— А что до зерен — с ними все хорошо. Выращиваю их, слежу, словно за деточками своими, как и повелел нам наш небесный покровитель, Яромир — коего многие зовут Иваном Купалой.
Щеки Тараса разгладились. Говоря о своем любимом божестве, он потихоньку приходил в себя и забывал гнев, с которым обрушивался на произвол и недогляд царских властей.
— Раз в месяц зерна яриловы созревают, и я иду с ними по улице — как и многие мои собратья, в разных других городах и селах. Конечно, на всех страждущих не хватает, но и не удивительно — ведь Москва огромна, она, сказывают, больше и Лондона, и Парижа.
В голосе бобра зазвучала гордость.
— Где уроню зерно — там сразу к людям удача и процветание приходят, беды отступают, горести забываются.
Он вдохнул.
— Одно плохо — не могу я использовать это волшебство для тех, кого сам знаю, кто ко мне за помощью приходит. Но таков запрет, наложенный Ярилой.
Тарас задумался, потом добавил — не от страха перед божеством, которое могло обидеться на его вольнодумство, но говоря искренне:
— Да, если рассудить, оно и правильно. Ведь стоит узнать людям, как сразу придут ко мне, числом в сотни раз больше, чем я смогу набрать зерен — как же мне из них выбирать?
Его лицо вновь омрачилось.
— А еще тяжелее, Хорс, откладывать из той малости, что успевает созреть, и класть в сундук. Хоть я и понимаю, этот запас необходим на случай беды, если Зло великое придет на землю, или побеги все засохнут и придется заново сажать... Но больно, больно, ведь каждое отложенное зерно — это человек, даже, почитай, целая семья, которым я мог бы помочь, а вот не случилось.
Он хотел продолжить, но вдруг остановился, увидев в глазах Хорса то, что его напугало. Бобер поднял руку, пытаясь задать вопрос, хотя бы произнести слово, но не смог.
Чародей посмотрел на него с печалью и произнес:
— Вот почему мне так тяжело рассказать тебе то, о чем ты должен узнать.
Он поведал другу о беде, которая настигла город. До этого Хорс ничего не открывал Тарасу — понимая, что тем самым поставит его перед сложным выбором, и надеясь этого избежать.
Поклоняясь Купале, бобр с рождения носил на запястье магическую нить. Так же поступали и все члены его семьи, близкие, поэтому травнице не пришлось проводить у них защищающий ритуал.
Слушая Хорса, Тарас всякий раз порывался что-то сказать, заверещать быстро, с жаром, доказывая другу — нельзя тратить запас яриловых зерен. Один раз даже едва не произнес с горечью:
— Да как же я вам могу отдать то, что поставлен охранять самим Яромиром? Али я совсем из ума выжил? Да пусть даже так — ведь у меня же перед лицом пример Мелентия, который уже вручил вам одно сокровище. Так вы же и сгубили крест, только хуже сделали. С какими глазами теперь пришел ко мне, просить яриловы зерна?
Честный Тарас не мог высказать всего этого вслух, понимая, что не вина чародея или других в том, что произошло. Но и смириться с тяжкой утратой был не в состоянии. Потому произнес только:
— Ты же знаешь, что запасы эти не только я создавал. Уже пять поколений моей семьи ссыпают зерна в сундук, окованный освященным серебром. И сколько же ты хочешь оттуда? Осьмушку? Седьмую часть?
Хорс несколько раз видел сундук, наполненный зернами — ему показывал его сам Тарас, гордый своими успехами, а теперь наверняка горько сожалевший о своей откровенности.
— Все, — негромко ответил чародей.
Бобр насупился, стал смотреть на свои руки, словно надеялся, что пальцы сплетутся в слова, и в них он прочитает ответ на свои вопросы. Потом произнес:
— На том и порешим. Знал я, что рано или поздно наступит день, когда придется открывать сундук. Только надеялся, что это произойдет не скоро, и ни я, ни дети мои, ни внуки этого не увидят...
Он резко поднялся, словно отбрасывая сомнения, и произнес тоном, нарочито и неискренне веселым:
— Помню, как дед повторял мне слова своего деда. Тот тоже был вынужден отдать весь запас семян ради благого дела. Как приятно, говорил он, было вновь насыпать в пустой сундук первую горстку зерна...
Голос Тараса снова упал, и он поспешно вышел из комнаты.
Захватывающий фэнтезийный
боевик.
Эта книга много недель находилась в списке
бестселлеров Ozon'a.
В настоящее время, ее нет ни в одной из
он-лайновых библиотек.
Все в Москве знают купца
Григория Клыкова.
Да только людям невдомек, что раньше он был
разбойником,
а его помощник, Федотка, — не человек вовсе, а
лесной оборотень-корочун…
Все права на произведения,
опубликованные на сайте и в рассылке, охраняются
в соответствии с законодательством РФ, в том
числе об авторском праве и смежных правах. Любое использование произведения, полностью или частично, без разрешения правообладателя
запрещается.