Петр воспринял его приход как спасение —
начальник богадельни должен знать, что делать в
случае беды. Он шагнул навстречу приехавшему, тот
сразу узнал кожевника и, приветливо улыбаясь,
протянул руку, которую Петр с чувством пожал.
Лицо Травкина сияло, его прямо распирало
довольство. Не давая Петру слова сказать, не
замечая выражения его лица, Филимон немедленно
стал рассказывать, что приюту повезло. Он только
что от важного купца, который всегда делает
щедрые пожертвования, а на этот раз к немалым
деньгам добавил несколько мешков муки, крупы,
флягу конопляного масла да рыбки сушеной.
Он довольно потер руки:
— Ну, теперь старички мои да бездомные заживут,
не хуже боярев будут!
Не видя ответной радости, Травкин вгляделся в
лицо Петра, и улыбка сползла с его губ.
— Да что случилось, Петр Иваныч, неуж с отцом
Михаилом что? — тревожно вопросил он. Горбун
стоял рядом, тоже ожидая ответа — видно было, что
они уважают священника и относятся к нему с
искренней приязнью.
Петр постарался как можно более спокойным
голосом сказать:
— Беда, Семенович, с твоими подопечными.
Тот, побледнев, кинулся было внутрь, но кожевник
преградил ему дорогу:
— Ничем помочь уже нельзя, дай, я расскажу, что
там творится, вы хоть немного подготовитесь.
Он коротко поведал о случившемся, с тревогой
наблюдая, как румянец стекает со щек слушателей.
Молча дав знак Петру уступить дорогу, Филимон в
сопровождении возчика зашел в дом, кожевник
заставил себя последовать за ними.
Несмотря на предупреждение, лица обоих
исказились при виде чудовищного зрелища. Видно
было, что оба привыкли к своим старикам, жалели их
и желали добра. Не столько отвращение, сколько
боль потери все сильнее проявлялась ими по мере
продвижения из комнаты в комнату.
Останавливаясь возле узнаваемых останков
человека, Филимон обращался к нему по имени,
сетуя о случившемся, обещая, что погребены они
будут, как положено по христианским обрядам, хотя
уже теперь было видно, что многие тела собрать не
удастся.
Подняв глаза к жалкой перевернутой голове, он
тихо прошептал: «Что ж ты, Фомич, добрый старик
мой, не расскажешь уж, какую муку и от кого принял.
А я тебе колпак новый припас к дню ангела. На
старый-то ты жаловался, холодный, мол. Вот уж
который день на столе моем лежит, тебя дожидаясь,
завтра бы и отдал, поздравив, да не судьба». Глаза
его наполнились слезами скорби от потери давнего
постояльца богадельни, ставшего почти другом.
Петру не удалось обнаружить нищенку, впрочем, он
почти и не удивился — ежели здесь зверь побывал,
то от крохотной женщины почти ничего и не
осталось бы.
Едва войдя, кожевник надел очки Стратима, чем
вызвал крайнее удивление Филимона и Юрия
Огурцова, как звали его помощника, однако после,
пораженные картиной бойни, те уже не обращали на
него внимания.
Сквозь очки он оглядел каждый труп и части тел, но
ни червя, ни иного подозрительного не обнаружил.
Отправив Огурцова в Разбойный приказ, Филимон
вывел Петра в маленький садик, расположенный
возле стены приюта, незаметный за высоким
забором.
Здесь царила умиротворяющая тишина, возле клумбы
с распустившимися цветами хлопотали пчелы,
деревья с молодыми, еще клейкими листочками
давали прозрачную тень.
Отирая лоб огромным белым платком, Филимон
предложил Петру присесть на широкую лавку и сам
последовал его примеру. Свежий воздух немного
привел его в чувство, и он печально произнес:
— Разве могло такое случиться, будь у меня
помощники, сторожа, да хоть двери крепкие да
исправные в комнатах?
И сам себе ответил:
— Конечно, нет. Это, небось, медведь или волк был,
лес то рядом. Как услышали первые крики —
закрылись бы в своих комнатах. А так что ж,
немощные старцы да калеки убогие, могли ли
сопротивляться? Окошки высоко, не допрыгнешь, к
тому же маленькие, еле свет пропускают. Да и если
подумать, не один там был зверь, а целая стая.
Почему разъярились, среди дня ворвались —
непонятно.
Слушая недоуменные жалобы Травкина, про себя
Петр размышлял о другом — не могли звери лесные,
сколько бы их ни было, так истерзать не менее
пятидесяти людей, даже калечных, хоть кто-то бы
спасся.
И потом эта груда сердец, аккуратно сложенных,
как глумление над мертвыми, ни при чем здесь
волки да медведи. И хоть очки не показали
присутствия ничего странного, он был уверен, что
случившееся — дело рук неизвестной нечисти.
Голос Филимона тем временем возвышался, в нем все
больше слышался гнев:
— Делам богадельни никто почти внимания не
уделяет, вроде здесь и не люди, нуждающиеся в
помощи, живут. И это не только у меня, ты послушай,
Петр Иваныч, по одному военному делу существует
пятнадцать приказов, по хозяйству
государственному — десять, по дворцовому
ведомству — тринадцать. Есть даже Аптекарский
приказ и Книгопечатный, Ямской, следящий за
рассылкой приказных бумаг и развозкой
чиновников по казенной надобности. А где приказ,
ведающий общественным призрением, спросите вы?
Да нет его, вот и весь ответ. И когда на Стоглавом
соборе царь Иоанн сей вопрос поднял, то поддержки
не получил. Собор постановил, что попечение о
бедных признается делом общества, которое
доставляет средства на него, а выборные
целовальники вместе со священниками
распоряжаются ими. Государство лишь регулирует
обязанности общества царскими повелениями, а
само и копейки не дает. Прокаженные и престарелые
должны быть устроены в богадельни, здравые
должны питаться по дворам, иными словами,
попрошайничать. Впрочем, как и я — езжу, в ноги
кланяюсь, добрый человек пожертвует, а другой так
отправит, с пустыми руками. Да еще поучит, что
каждый сам себе на жизнь должен заработать, я
вроде как лень и безделье поощряю. Что я тебе
рассказываю, ты ведь сам привел старушку,
Зинаидой звали ее, прими, Господи ее душу. Так
могла ли она себе на жизнь заработать или по
дворам ходить, ведь еле на ногах держалась.
Петр ухватился за упоминание, прозвучавшее ко
времени:
— Я все о ней хотел расспросить. Раньше бы пришел,
да дела мешали. Как она, не болела ли после того,
как в холодной канаве без памяти пролежала, не
было ли трясучки, иного недуга?
Травкин в ответ замахал руками:
— Что ты, какая болезнь, она хоть и слабая была, но
крепкая, как доска смоленая. Еще бы жила и жила,
несмотря на возраст, а вот как получилось.
Никогда не знаешь, где угодно Богу прервать наш
путь по земле.
Петр узнал главное — ничем нищенка не болела, а
потому и не могла Спиридону невольно вред
причинить. Тут послышался стук копыт, говор людей
— приехали служилые из приказа, вызванные Юрием.
Поднимаясь, Травкин печально заметил:
— Ну, сейчас начнется — кто да почему людей
погубил, где ты был, куда смотрел, все равно я
виноватым окажусь. Выйду, поведу их в дом, а ты
после тихонько уходи, чтоб не впутали в историю,
нечего тебе там на вопросы глупые отвечать.
Петр с благодарностью пожал ему руку, выждал
некоторое время, следя сквозь щелку забора за
приехавшими, и, как только те скрылись внутри
здания, покинул сад.
Теперь он был убежден, что беда пришла не отсюда,
однако причины ее так и остались неизвестными.
Захватывающий фэнтезийный
боевик.
Эта книга много недель находилась в списке
бестселлеров Ozon'a.
В настоящее время, ее нет ни в одной из
он-лайновых библиотек.
Все в Москве знают купца
Григория Клыкова.
Да только людям невдомек, что раньше он был
разбойником,
а его помощник, Федотка, — не человек вовсе, а
лесной оборотень-корочун…
Все права на произведения,
опубликованные на сайте и в рассылке, охраняются
в соответствии с законодательством РФ, в том
числе об авторском праве и смежных правах. Любое использование произведения, полностью или частично, без разрешения правообладателя
запрещается.