Черные тени деревьев, вздрагивая колышущимися ветвями, ложились под ноги троим путникам, шедшим по заброшенной дороге. На них были надеты короткие плащи с капюшонами, скрывающими лица, хотя в такой глуши вряд ли стоило опасаться встречи с прохожим, который мог бы увидеть их.

Песчаная почва и многолетний слой уже сгнивших опавших листьев пружинили под ногами, что вместе с бегущими тенями создавало неприятное впечатление неустойчивости.

Несмотря на это, вскоре идти стало легче. Они миновали плотную стену зарослей шиповника и ежевики, частокол стоящих рядом деревьев. Каждое из них стремилось ввысь, чтобы захватить хотя бы частичку животворного солнца.

В этой беспощадной борьбе многие погибали, засохшая кора опадала, оголяя белые мертвые остовы, давно потерявшие силы сражаться. Другие падали вниз, и их постепенно погребали ползучие лишайники и кустарники, сплетающиеся между собой в удушающих объятиях.

Свет полнолуния заливал все окрест жестким нереальным сиянием, впрочем, и путь их лежал к цели, давно утратившей связи с действительностью. Лишь призраки давно прошедших событий и погребенных в земле людей витали над этим местом.

Деревья редели, открывая впереди руины монастыря. Он стоял посреди обширной площадки, вымощенной огромными камнями, уложенными так искусно, что несмотря на прошедшее время между ними не смогла пробиться ни одна травинка.

Люди остановились на минуту, переводя дух после трудного пути, подавленные суровостью и мрачностью места, картиной поверженного безразличным временем исполина.

Наконец один из них махнул рукой, предлагая остальным следовать за ним. Путники, невольно стараясь держаться поближе друг к другу, ступили на каменный настил, гулко отзывающийся на каждый шаг подбитых металлом сапог.

Огромные дубовые ворота, раньше закрывающие арку входа, были распахнуты. Верхние петли разломились, проржавев, и теперь двери висели косо, опираясь одним углом на землю, далеко отклонившись от стены.

Четыре круглые гранитные башни по углам монастыря почти не пострадали от времени, глядя в никуда своими узкими, похожими на щели окнами. Лепные украшения осыпались, громоздясь бесформенными грудами.

Остроугольные высокие крыши почти везде провалились. Не пострадала лишь средняя часть здания, покрытая куполообразной кровлей, странно противоречащей всей архитектурной идее здания.

Путники вошли внутрь, ступая по сильно искрошившемуся серому мрамору пола. Кое-где виднелась оголившаяся земля, на которой он был уложен. Луна освещала дорогу сквозь проломы вверху, лишь за колоннами да в некоторых углах таились темные зыбкие тени. Вошедшие старались не обращать на них внимания.

Люди уверенно шли по длинному проходу, образованному каменными четырехугольными столбами. Каждая сторона была украшена изображениями мечей, горящих факелов, лицами мужчин и женщин, то мертвенно спокойными, то искаженными гневом или мукой.

Мелькнула чудовищная картина маленькой группы, возле пылающего костра, над которым высокая женщина, стоявшая на возвышении, держала за ноги младенца, видно, готовясь отпустить его. Лица окружающих, отчетливо видные в льющемся с неба свете, изображали сладострастное ожидание, нетерпеливое и алчное.

Сцены самого изощренного насилия сменялись не менее отвратительными изображениями блудодействующих обнаженных мужчин, женщин, молодых и старцев, детей разного возраста и пола вперемешку с животными.

Время от времени один из путников невольно приостанавливался, пораженный увиденным. Однако идущий впереди торопил их, уверенно направляясь к концу галереи. Там располагалось возвышение, к которому вели шесть ступеней.

Поднявшись по ним, люди остановились перед настенной картиной, изображавшей сцены Апокалипсиса. На морской песок выходил зверь с семью головами и десятью рогами, на рогах его было десять диадем, а на головах – богохульные имена. Он походил на барса с пастью льва и медвежьими ногами.

Перед ним стоял дракон, передающий ему свою силу и власть, и толпы людей, поклоняющихся тому и другому. Дальше художник изобразил войну зверя со святыми и его победу над ними. Здесь же из разверзшейся земли выходил второй зверь двурогий. Он заставлял всю землю и живущих на ней поклоняться первому, творя знамения, низводя огонь с небес, чудесами обольщая людей.

Внизу картины яркими, не потускневшими красками было изображено число зверя – 666. Предводитель группы поочередно приложил ладонь к каждой цифре. Стена, разделяя картину надвое, раскрылась, являя за собой глубокую темноту подземелья. Лишь первые ступени, ведущие вниз, еще освещала луна.

Они вынули из заплечных сумок смоляные факелы, немного задержались, высекая огонь, и начали осторожный спуск. Многие ступени были повреждены, камни их выворачивались из влажной земли, каждую секунду грозя падением.

Лестница уперлась в колодец, из которого виднелся подъемник – открытая площадка, с каждой стороны закреплены толстые цепи, сходящиеся в одну, замотанную на вороте.

Они перешагнули невысокий борт колодца, придерживаясь за толстые холодные звенья. Один из них начал вращать ручку подъемника, которая разматывала цепь наверху, постепенно опуская людей вниз, вдоль влажных, поросших коричневой плесенью стен.

Цепь натужно скрипела и визжала, будто каждый новый виток с силой отдирался от предыдущего, к которому приклеился намертво за десятки лет бездействия.

Пламя факелов устремлялось вверх. Неожиданно под деревянным полом послышалось странное движение. Под напором чего-то снизу, неустойчивое сооружение начало наклоняться то в одну, то в другую сторону. Вдруг в щели, отделяющие его от стены, со всех четырех сторон хлынули стаи летучих мышей, тонко пищащих, стремящихся вверх, подальше от факелов.

Их было так много, что они не успевали подняться. Перепончатые крылья бились на месте, некоторые вцеплялись в одежду и волосы людей, откинувших в помещении капюшоны.

Многие, обожженные огнем, бились на полу клети, тщетно пытаясь управлять обрывками крыльев. Стремясь избавиться от них, люди все с большей скоростью раскручивали цепь, пока площадка с силой не ударилась, почти рухнув с высоты, об пол подземелья.

Поток летунов иссяк, но многие, не тронувшись с места, гроздьями висели под балками потолка, теряющимися в вышине. Ступив на землю, ночные гости развалин направились к дальней торцевой стене подземелья, не совещаясь, не обменявшись словом, видно было, что они знали, за чем пришли и где это искать.

Возле стены высилась серебряная колонна, поверхность которой испещряли неведомые им символы и слова. Не пытаясь разглядеть их, они воткнули светильники в землю, стали плечом к плечу, повернувшись спинами к блестящему сооружению. Каждый, глядя прямо, не пытаясь обвести глазами большое пространство, обнаружил мерцающий огонек, видный только ему.

Оставив факелы, они отправились к своим светящимся точкам, впервые разделившись за время долгого пути. Дойдя до цели, и запалив новые светильники, вынули по пустому кожаному мешку, лопату и приспособление, похожее на щипцы, но с плоскими концами.

Почти одновременно приступив к работе, они поднимали нетолстый пласт земли, быстро выбирали из него что-то, складывая найденное в мешок, тщательно затягивая каждый раз горловину.

Неожиданно тот, кто работал у самой дальней стены, почувствовал в воздуху нечто странное. Сначала он не обратил на это внимания, ибо все подземелье пропахло летучими мышами, плесенью, и сладковатым гнилым духом.

Новый запах, острый, мускусный, постепенно перебил все остальные, заставив наконец человека прервать копание в земле и поднять голову. Тут же, задохнувшись от ужаса, он увидел прямо перед собой сверкающие желтым янтарем глаза странного существа, похожего на огромную черепаху, с таким же панцирем, защищающим тело, над которым вздымались вверх мощные крылья.

Высокая тонкая покачивающаяся шея поддерживала небольшую голову ушастой совы, на которой вместо клюва свисал вниз серый, покрытый жесткой шерстью хобот, с несколькими острыми языками на конце. Тварь опиралась на лапы хищной птицы с острыми когтями, которыми, переступая с ноги на ногу, рыла землю, как петух перед боем.

Откинув полу плаща, человек попытался выхватить меч, но не успел – чудовище взмахнуло хоботом, полосуя острыми языками его лицо, одновременно втягивая гигантскими ноздрями брызнувшую кровь и выдавленные глаза.

Тот попытался закричать, позвать на помощь, но изо рта, в который проник один из языков, вырвалось только хрипение. Из последних сил он сдавил тонкую шею, почти охватив ее ладонями, но шерсть на ней, оказавшись острыми шипами, поднялась дыбом, пронзив в сотнях мест руки и мгновенно изогнув конец каждого шипа, так, что ладони как бы приросли к коже твари.

Взмахами крыльев поддерживая себя в воздухе, она задними лапами охватила туловище несчастного, прорывая одежду и впиваясь когтями в тело, круша ребра и внутренности. Человек был мертв еще до того, как железный обруч разжался и тело рухнуло на пол, изгибая члены под неестественными углами.

Никто не смог прийти ему на помощь, ибо каждый был занят борьбой за свою жизнь. На щуплого человека, успевшего выхватить меч, напало существо с телом кошки, павлиньим хвостом и красной головой дракона.

Длинная вытянутая вперед пасть, не имеющая зубов, была усеяна тонкими и твердыми, как железо, пластинками, раздвигающимися и сразу же тесно смыкающимися между собой. Глаза, свободно вращающиеся во все стороны, выскакивали и втягивались в глазницы, держась на коротких ножках, наподобие рожек улитки.

Человек взмахнул мечом, стараясь поразить мягкое кошачье тело, покрытое пушистой блестящей шерстью, однако беззащитность его оказалась обманчивой. Меч, срезав пух, упавший мягкой прядью на землю, наткнулся на гибкое переплетение костей, от которых отскочил, не причиняя вреда, с такой силой, что обратной стороной ударил человека по голове, почти оглушив того.

Правая рука онемела и хоть оружие не выпустила, поднять его, а тем более нанести удар, не могла. Перехватив клинок левой, он снова замахнулся, но тварь крутнулась на месте, складывая разноцветные длинные перья хвоста в гибкий прут, единым движением выбившим меч.

В ту же секунду драконья пасть приблизилась к груди человека, пластины щелкнули, расходясь и захватывая тело во многих местах одновременно, сразу же сомкнулись, и голова с силой дернулась назад, вырывая куски человеческого тела.

Тот издал дикий вой, чудовище безостановочно то приникало, то откидывалось от него, с каждым разом оголяя куски кости. Смерть была милосердна к нему, придя быстро.

Третьему члену экспедиции повезло больше – на него напала змея, стоящая на шести человеческих ногах, держащая саблю в одной из двух рук, но не имеющая, как показалось сразу, головы.

Искусный боец, он парировал удары твари, несколько раз попадая в блестящее тело, разрубая кожу, но она тут же восстанавливалась. Неожиданно он заметил, что по телу гада пробегают странные судороги, перекатывая внутри какой то круглый предмет.

«Да не голова ли это, которую он пытается спасти от удара», – мелькнула мысль.

Теперь, отражая нападение, он следил за этими движениями, пытаясь улучить момент, чтобы наверняка поразить непонятный ком. Ему помогла случайность – вынужденный под сильным ударом отступить назад, змей споткнулся о почти наполненный кожаный мешок и покачнулся, пытаясь удержаться.

Его лапы непроизвольно взметнулись вверх, открывая тело, и в ту же секунду человек рубанул мечом по беспорядочно мечущемуся внутри тела шару, в котором острие завязло. Дернув клинок, он вытащил наружу голову, похожую на человеческую, безволосую, покрытую вязкой слизью и пеной.

Сталь прошла сквозь темя, перерубив затылок. Глаза еще мигали, рот раскрывался, пуская пузыри розовой пены, но голова уже умирала. Как только глаза ее закрылись, тело твари рухнуло на землю, уронив меч.

Человек подхватил мешок, свой и чужой мечи, и даже не взглянув на тела спутников, бросился к подъемнику. Но тут путь ему преградило нечто, похожее на огромный кусок мяса, как будто соскочивший с разделочного чурбака в лавке мясника.

Оно не давало ступить шагу, охватывая всем телом ноги, собираясь в комок, прыгало на спину, стремясь повалить идущего, облепляло лицо, мешая видеть и дышать. Ударить его мечом было невозможно, поскольку тварь практически висела на своей жертве.

Человек пытался пилить ее, но отваливающиеся куски подползали друг к другу, вновь соединяясь в единое целое. Облитая кровью рука скользнула, выронив меч, и человек машинально схватился за чужой клинок. Как только сталь дотронулась до твари, она рухнула неподвижной багровой кучей.

Едва осмеливаясь верить увиденному, он, не отпуская меча и вновь подхватив мешок, помчался к подъемнику. Вступив на неровные доски, судорожно начал накручивать цепь на ворот, укорачивая ее и поднимаясь вверх.